Автор: Tyrrenian
Рейтинг: NC-17
Жанр: думаю, ангст.
Дисклеймер: все мое)
Размещение: низя. Буду сильно ругаццо и кидаться тяжелыми тапками
По заявке Nekomate
часть 10. Ланьлин
Часть 10. Ланьлин.
Дождь все еще хлестал прозрачными плетьми по стенам дворца, словно в попытке разрушить его до основания своими ударами. А в одной из зал гарема Эбул со смесью недоумения и радости на лице нежно скользил кончиками пальцев по щеке своего раба. И не понимал, что прятать страх вновь стать никем под маской спокойствия без этой самой маски Ланьлину слишком тяжело. Потому не прекращал плавных движений, отзывающихся в теле сладкой истомой. Не больше. Слишком оба устали, чтобы допустить в свой маленький мирок еще одну дозу возбуждения.
Сам же киотец, привыкший ежесекундно просчитывать свои действия на несколько шагов вперед, только обессилено прикрывал глаза, стараясь не заплакать, как мальчишка. Ведь все почти получилось, он почти стал вновь живым. И потерял все это из-за глупого благородного порыва. О чем теперь жалел. Ведь впереди как никогда ясно вырисовывались годы непрестанной работы над собой, бесконечное самосовершенствование. С нуля. И, что хуже всего, в абсолютном одиночестве. А эмир… Что же, не смотря на ласку, от которой Ланьлин просто не мог увернуться, подчиненный связи со своей бывшей маской, в лучшем случае он оставит раба в гареме. Хотя путь на плаху казался более вероятным. По крайней мере, сам киотец так бы и поступил, стремясь как можно быстрее избавиться от возможной угрозы.
От подобных мыслей становилось только хуже. И Ланьлин даже не заметил, когда мужчина заснул, собственнически обняв свою игрушку. Удобный момент, чтобы вернуть все обратно, пока не поздно, пока еще держится на тонкой нити связь маски. Скрепить разорванную сеть, склеить осколки утекающей сквозь пальцы власти, вновь стать живым и свободным.
Но была эта ночь и потемневшие от страсти серые глаза. И доверие, вопреки всему совершенному ранее. Пусть Ланьлин никогда не был кристально честным и благородным, пусть вся его жизнь – хитросплетения обмана и интриг. Он просто не мог подняться и уйти прочь, навсегда лишившись шанса увидеть того эмира, маску которого с таким восторгом примерял на себя. Просто побыть рядом еще мгновение, минуту, час. И плевать, что потом станет слишком поздно для чего бы то ни было.
Любовь?
- Куклы не умеют любить, Эбул, - прошептал киотец, пристально разглядывая умиротворенное лицо эмира. В прохладной тишине гарема собственный голос показался ему чужим и безжизненным. Совсем как у старой сломанной куклы. – А я ведь старше тебя. И видел такое, от чего твое сердце замерло бы в ужасе навечно… Так почему же победа досталась тебе, мальчик?
Он слишком легко убедил себя в ошибке, в том, что вновь свернул не туда. К счастью для Эбула, киотец больше не доверял принятым под влиянием чувств решениям. Цена за них постоянно оказывалась чересчур высокой для одного. Жаль только, что для понимания этого пришлось потратить столько времени и сил. И куда как больше Ланьлин сожалел о том, чего вернуть был не в силах.
Возможно, не следуй он пустым желаниям украсть чью-то жизнь, все обернулось бы иначе. Потраченные напрасно двадцать лет могли бы стать временем становления и самопознания, обретения своей истиной сущности. А вместо этого лишь стерли из памяти важные мелочи и, самое главное, ощущение бытия самим собой.
Сколь легко и просто было быть принцем великой империи, с которой так или иначе приходилось считаться даже жителям Пустыни. Не составляло труда высокомерно смотреть на подданных с высоты престола, пропуская мимо ушей все советы и наставления.
И как сложно оказалось набраться смелости, чтобы вернуть другому то, что принадлежало ему изначально. Невероятно трудно не сорваться с нагретого их телами ковра, унося с собой истончившиеся, но все же действующие маски. Но вместе с тем приятно ощущать биение сердца под легко коснувшимися груди пальцами, вдыхать такой знакомый аромат цитрусовых масел, обволакивающий Эбула подобно второй коже. слышать его размеренное дыхание, разглядывать в пасмурном полумраке гарема точеный профиль эмира… и не знать, как поступит мужчина по пробуждении.
Вся человеческая жизнь – набор случайностей и неожиданностей, происходящих зачастую в самые неподходящие для этого моменты. Будь то первый поцелуй, случившийся сразу же после ссоры с родителями, первая же любовь, осознанная во время финансового неблагополучия, просто приятное знакомство во время торопливого бега к очередному нанимателю. И если говорить строго, то сам факт рождения – не более, чем случайность. К сожалению, или к счастью, лишь драконам доступна возможность управлять своими жизнями, просчитывая каждое движение на много шагов вперед. Возможно, потому они и предпочитают забываться в медитациях, освобождая разум от мыслей и чувств и запираясь навеки в неприступных храмах Поднебесной.
Мудрые, бессмертные существа. Они продали умение потакать своим слабостям на вечную жизнь. и с тех пор вынуждены убегать от реальности в мир духов, где каждый способен забыть о земных тревогах и радостях. Но никто никогда не говорил о том, что драконы считают подобный выбор верным. Что было бы, останься Учитель с той девушкой? Что бы стало с миром, если бы драконы смогли стать просто людьми?
Высшие создания? Самые могущественные существа? Старый дракон не сумел обрести счастье, которое было готово само прыгнуть ему на ладони. И предпочел забвение. Так может, все наставления Учителя и правила поведения драконов – только глупые выдумки, а все их могущество основано на трусости и неумении встречать трудности лицом к лицу?
- Я думал, ты уйдешь после произошедшего, - ворвавшийся в поток размышлений киотца голос Эбула все еще был хриплым, чуть срываясь на высоких тонах, но уже приобрел ту тягуче-ленивую манеру, которая несла собеседника на волнах мыслей правителя, подобно деревянной лодке. Вот только сейчас он разрушил шелковую тишину гарема, словно пущенный неумелой рукой клинок.
К счастью, эмир и сам понял неуместность речей.
Да и что мог ему ответить немой раб? В карих глазах Ланьлина все еще горело пламя жизни, оттеняемое разочарованием и недоумением от прерванного сеанса размышлений, но с каждым вздохом лицо все больше обретало кукольные черты. Игрушка. Сумевшая немного пожить за своего хозяина, но вместе с тем не способная обрести истинную свободу. Ценный подарок, предназначенный для любования и демонстрации почетным гостям. Лишь тем, кто способен по достоинству ценить не только внешнюю красоту наложника, но и его умения.
Потому-то Эбул лишь скользил кончиками пальцев по мягким розовым губам Ланьлина, не испытывая к нему ничего, кроме жалости.
Слишком сильны были собственные воспоминания о первом дне, проведенном без маски. Как жутко и вместе с тем захватывающе было осознавать происходящее вокруг с той кристальной ясностью, что бывает доступна лишь избранным. Осознавать, но и иметь возможности повлиять на события хотя бы кивком головы, взмахом ресниц, криком, стоном… Эбул все еще слегка вздрагивал, вспоминая ощущения второго дня, когда понял свое бессилие. Когда смерть казалась спасением. К сожалению, абсолютно недоступным бесправной игрушке правителя. Даже слезы остались непозволительной роскошью.
Годы назад эмир мечтал о подобных способностях – не плакать, когда горячая влага застилает взгляд, мешая разглядеть обидчика, молчать, когда крик рвется из горла, пробивая бреши в душе. Подчиняться, когда тело требует битвы. Сдерживать себя, оставаться холодным и беспристрастным в любое мгновение бытия.
Тогда Эбул еще не понимал, что воплотить это в реальность значит оказаться живым мертвецом. Пустым местом, никчемной безделицей. Тем, кто не только не способен на чувства ненависти и любви, но и недостоин их.
Слишком страшной оказалась воплощенная мечта.Пройти этот путь еще раз эмир не готов был ни за какие богатства мира. А мальчишка, раб, лжец и обманщик, добровольно шагнул в бездну, отдав победу в руки поверженного противника.
И теперь, глядя в медленно застывающее лицо раба, мужчина с удивлением понял, что больше всего хотел бы увидеть его истинный облик. Не бездушную кукольную маску, не лукавый прищур, свойственный ему как правителю Пустыни, не ужас в угасающем взгляде, но правду. Глубокую морщинку между бровями, говорящую о свойственном человеку беспокойстве характера и нервных расстройствах, поджатые словно в недовольстве губы, выдающие натуру закрытую и конфликтную, резкие движения неуверенного в себе человека. Пусть бы облик Ланьлина оказался неприятным, отталкивающим, но… настоящим. Ради этого Эбул был готов поделиться с ним и властью, и частью своей жизни.
- Я помогу тебе, - шепнул Эбул, стараясь не поколебать больше хрупкую завесу тишины, густо замешанной на шелесте дождя за окном и шорохе шелковых подушек под разгоряченными телами. – Пусть на это понадобятся годы, но я придумаю способ, как вытащить тебя.
Спроси сейчас кто-нибудь о причине подобного решения, эмир не нашелся бы с ответом. Чуть позже он был готов рассказать любопытному о самосовершенствовании, стремлении к идеалу и необходимости помощи другим для этого. Но в данный момент мужчина и сам не понимал своих порывов. Еще одна тайна? Жалость? Не успевшее покинуть душу желание самого Ланьлина? все это стало неважным, когда раб покорно приоткрыл губы, опалив кончики пальцев эмира горячим дыханием. Ровно настолько, чтобы вызвать интерес, но не показаться излишне навязчивым. Идеальный наложник, идеальная игрушка для постели повелителя, слишком совершенный, чтобы быть интересным долгое время. К счастью, Эбул прекрасно знал обо всех недостатках Ланьлина, а потому с удовольствием перехватил инициативу в игре, коснувшись губами мочки ужа киотца.
Какая, в сущности, разница, кто из них кто, если даже дождь и тишина служат им помощниками, не разделяя, а лишь делая ближе друг к другу?