Глава 7
Которая проходит под кодовым названием "В общем, все умерли".
читать дальше - Ну и как успехи? – в библиотеку ввалился, тяжело дыша, Аллес и тут же рухнул всей тушей в жалобно скрипнувшее от такого обращения кресло. Ниларей оторвался от созерцания серьги, подаренной крысенышем.
- Никак. Первый план, который я предложил – самое оптимальное решение.
- Ну, точно! Мы с Лучом выполняем всю грязную работу, а тебе только на гитарке побренчать и останется! – всплеснул руками рыцарь.
Менестрель раздраженно уставился на друга, еле сдерживаясь, чтобы не ударить его. С самого своего момента появления в доме Лиены Аллес занял все время мальчишки. Сначала тот долго вводил мужчину в курс дела, потом устроил подробную экскурсию к разрушенному дворцу Плангина, а последние два дня парочка пропадала на заднем дворе, где рыцарь учил Луча основам боя на ножах. Периодически через неплотно закрытое окно (менестрелю просто было жарко! И он совершенно не собирался следить за развитием взаимоотношений рыцаря и Луча!) доносились радостные возгласы то одного, то другого. Оборотень оказался по-крысиному гибок, быстр и хитер. Наблюдая, как скользит в воздухе тонкая мальчишечья фигура, каждый раз все теснее прижимаясь к рыцарю, Ниларей только крепче сжимал кулаки и скрипел зубами. В итоге он угробил четыре дня из семи на бессмысленное наблюдение за крысенышем. Карие глаза отслеживали его осторожные шажки, изящные движения рук, тихое дыхание во сне, а сам мужчина метался между разумом и чувствами к мальчишке.
Было что-то в его действиях не так. Обман, больше сил, чем хочет показать, неожиданно обширные познания в областях мистики и точных науках – все это менестрель прекрасно осознавал, но с упорством выбрасывал из головы, пытаясь нащупать тонкую нить несоответствия. Он раз за разом прокручивал каждый миг пребывания вместе с Лучом, вспоминал посекундно их беседы, но ухватить скользящее на грани сознания понимание не мог. И это выводило мужчину из себя еще больше. А сидящий в кресле Аллес только подлил масла в огонь раздражения и без того злого и невыспавшегося (ночью Ниларей хотел было пойти в постельку к крысенышу, но вовремя вспомнил замученный вид мальчишки за ужином и пытался унять возбуждение, как мог) менестреля:
- Точно! Какой я негодяй! Затащил вас, невинных овечек, в этот злобный мир и принудил помогать! А ты не забыл, случаем, кто орал больше всех, что «мы всегда будем вместе и даже перед лицом смерти не отвернемся друг от друга!»? Я предлагал вам вернуться на Дорогу – вы отказались, целый день мотались за мной хвостом, требуя взять с собой на разборки с призраком, а теперь ты сидишь и предъявляешь мне претензии?
Мужчина, словно собираясь напасть на друга, опасно двинулся вперед, рискуя сверзиться со стола, на котором сидел.
- Извини, - буркнул рыцарь, поняв свою неправоту. – Просто я устал. Загонял меня Луч… ужас просто. И откуда в нем столько энергии?
- От верблюда… - Ниларей вернулся к созерцанию серьги. – А теперь не мешай мне думать, будь добр. Иначе мы рискуем огрести от призрака по полной.
Аллес со вздохом поднялся и двинулся к выходу из библиотеки, но был остановлен почти ледяным голосом менестреля:
- И, Ал, - карие глаза казались почти черными в неверном свете свечей, - не гоняй его сильно. Мне нужно, чтобы вы оба были в лучшей своей физической форме этой ночью.
- Хорошо.
Едва за рыцарем захлопнулась дверь, Ниларей вдел серьгу в ухо и скользнул к задернутому плотными шторами окну. Сквозь тонкую щелку пробивался лучик света, и менестрель нежно коснулся его кончиками пальцев, поглаживая.
- Простишь ли ты меня? – он с силой сжал светящуюся нить и, раня ладони, принялся сматывать ее в тугой клубок. Снаружи раздались испуганные крики, по коридору затопотали чьи-то сапоги, а менестрель все собирал лучи в руке.
Он остановился только когда нить истончилась настолько, что почти беспрепятственно проходила сквозь пальцы, и вернулся на библиотечный стол, принимаясь безжалостно терзать намотанный клубок. Конечно, собственная кровь на волокнах мешала и могла принести только неприятности, но иного выхода не было: он обязан был обеспечить защиту другу и неугомонному мальчишке. Даже если одного почти ненавидит, а другому искренне не доверяет.
Пальцы отказывались гнуться и касаться пылающих в полумраке узлов солнечного света, но все же скручивали, связывали и натягивали. Сказанные рыцарем слова сыграли злую шутку с менестрелем, вынудив того побеспокоиться о защите крысеныша. Он три дня колупал Аллеса на предмет «не подпустить мальчишку к призраку», но, тем не менее, чувствовал, что все пойдет наперекосяк. Точнее, просто знал это. Луч был слишком непредсказуем и своеволен, чтобы подчиняться старшим, а значит, по любому выкинет что-нибудь в самый неподходящий момент.
«И что же с ним все-таки не так?» - менестрель на мгновение замер, вспоминая лицо спутника. Пепельные волосы, челка, немного длиннее, чем нужно, тонкие черты лица, мягкие губы… сердце рухнуло куда-то в желудок и забилось там с удвоенной силой. Где-то здесь…. И малахитовые глаза. Необычный цвет, и при выразительной мимике почти полное отсутствие эмоций во взгляде. «Почему он всегда отводит глаза, стоит заговорить о его прошлом? Что в них не так?»
Солнечная сеть была уже готова, но Ниларей продолжал сжимать ее в руках, поглощенный собственными думами. Взгляд животного не отражает чувств, мыслей. Потому Луч вполне логично превращается в крысу при первой же возможности. Как подловить его, чтобы вычитать в малахитовых омутах все, что нужно?
Мужчина откинулся на спину и вытянулся на столе, на котором восседал последние шесть часов. Сверху теплым покрывалом легла солнечная сеть. Он вспоминал ночное происшествие неделю назад. Встреча с призраком, странный и жутко пафосный разговор, а потом… накатившее волной вдохновение и пришедшее следом возбуждение от близости крысеныша. Не появись тогда демон, Ниларей бы воспользовался молчаливым согласием мальчишки, сделав его своим. Менестрель прикрыл глаза, окунаясь в воспоминания, и невольно потянулся рукой к паху. Тихие стоны, мягкие, покорные, сладкие губы, запах дороги и хрупкое тело под собственными пальцами. Привязать, заковать в кандалы и наслаждаться им до потери самого себя в наслаждении. Перед внутренним взором замелькали образы обнаженного Луча с перекошенным наслаждением лицом, тонкие детские запястья в оковах тяжелых кандалов, или скованные скользкими узлами шелковых лент…
«О боже! – менестрель в ужасе распахнул глаза. – О чем я, черт возьми, думаю?»
- Нил? – на корточках перед столом сидел предмет Нилареевых грез, осторожно накрыв своей ладошкой руку мужчины. Мальчишка был весь такой невинный-невинный, что менестрель сразу захотелось сотворить с ним что-нибудь непотребное… причем желательно на глазах ошеломленной публики. Например, раздеть, развернуть к себе спинкой, провести рукой вдоль позвоночника…
«Я – гребанный извращенец!» - Ниларей соскочил со стола и, обогнув растерянно смотрящего на него крысеныша, направился к выходу. И даже почти дошел. Но услышал тихий вздох разочарования за спиной и не смог сдержать чувств, одним прыжком оказавшись рядом с Лучом, сгреб того в охапку, затыкая почти сорвавший вопрос поцелуем. Солнечная сеть мягко спланировала им под ноги, создавая романтическую и таинственную обстановку вечера.
Мальчишка попытался вырваться, почувствовав грубое вторжение чужого языка в свой рот, но почти сразу же расслабился и покорно подался навстречу, сжимая кулачки на спине менестреля. Такой маленький, такой сладкий, полный тайн и, мать их за ногу, недомолвок. Ребенок, в сущности. Но Ниларей хотел его до умопомрачения. Потому и зарылся пальцами в волосы Луча, жестом вынуждая его откинуть голову назад. Потому и скользнул второй рукой со спины на прикрытые тканью ягодицы.
Он оставил в покое губы крысеныша, решив, что вернется к ним позже, и принялся покрывать поцелуями-укусами тонкую шейку, забираясь пальцами под рубашку. Шнуровка на воротнике разлетелась от первого же рывка, предоставив в распоряжение менестреля гладкую грудь с маленькими розовыми сосками и плоский животик. Мальчишка почти ничего не соображал, впиваясь пальчиками в плечи мужчины, и громко выражал свое согласие на все сногсшибательными стонами. Он извивался, терся, закусывал губы, закатывал глаза, но не делал попыток вырваться или хотя бы перехватить инициативу. Только покорно внимал ласкам Ниларея.
Менестрель опустился на колени, пробегаясь губами и языком по ребрам, животу, тщательно изучая пупок, и почти приступил к самой вкусной части программы, когда услышал позади грохот упавшего тела.
«Они издеваются?» - закатил глаза Ниларей и, запахнув на протестующее застонавшем крысеныше рубашку, обернулся к источнику шума.
На входе в библиотеку лежали туфли. Точнее, ноги в черных лакированных туфлях. Еще точнее, ноги дворецкого, неизвестно зачем явившегося в столь неподходящий момент.
- Да что же вы все так невовремя-то? Ну, хотя бы минут на двадцать… - менестрель покосился на раскрасневшегося мальчишку и, не удержавшись приник к тому коротким поцелуем. – Ладно, часа на полтора-два… попозже!!! Второй раз уже!
Сзади нервно хохотнул Луч, а мужчина с тяжелым вздохом попытался привести старика в чувство. Похлопывания по щекам, дерганье за ноги, обливание холодной водой эффекта не дали. Зато предложение подкравшегося крысеныша «а давай его поцелуем?» вызвало бурную реакцию в виде подскакивания из положения лежа. Что примечательно, лицо дворецкого на протяжении всей экзекуции оставалось абсолютно беспристрастным. Ниларей вновь с трудом подавил в себе желание ткнуть в старика пальцем и культурно так осведомился:
- А… вы что-то хотели?
- Госпожа Лиена, - парочку смерили полным презрения взглядом, - просила Вас пройти в ее опочивальню для приватной беседы. Наедине.
- Я сейчас.
Едва за стариком возмущенно хлопнула дверь, менестрель рванул к опешившему от такого поведения мужчины Лучу, сунул ему в руки солнечную сеть и приник к розовым губам в очередном сумасшедшем поцелуе.
- Так. Жди меня тут – я скоро.
К покоям Лиены он почти бежал, стремясь закончить с разборками как можно скорей и успеть до следующих наконец-то захапать себе в единоличное владение мальчишку. Если раньше Ниларей руками и ногами отбрыкивался от своей тяги к крысенышу, то теперь собирался наверстать упущенное и еще поработать про запас. На всякий случай.
В спальню к девушке менестрель ворвался подобно урагану и с ходу изложил свой коварный план. Почти. Пришлось замереть в полном шоке на полуслове. На постели, в окружении подушечек и шелков, возлежала непосредственно хозяйка особняка и призывно улыбалась запыхавшемуся мужчине. Ниларей оглядел тощие ножки, едва прикрытые ночнушкой, костлявые ручки, выпирающие ребра и понял, что не прет. Луч, конечно, тоже не отличался упитанностью, но он, во-первых, немного поправился за последние время, а во-вторых… во-вторых, это был Луч, и менять его на кого-то другого менестрель не собирался. По крайней мере, ближайшие пару-тройку десятков лет. Поэтому он героически улыбнулся Лиене, сообщил, что через три часа они должны быть на месте и попытался удалиться. Если бы дверь была не заперта, ему бы удался сей маневр.
- Ну что же ты, Нилли… - томно, как ей казалось, протянула хозяйка и маленьким танчиком двинулась на испуганно сжавшегося у дверей мужчину. – Возьми же меня, о, пылкий менестрель!!!
«Пылкий менестрель» отчаянно искал пути к отступлению, чувствуя, как спадает до этого зашкаливавшее возбуждение. «Ну хоть что-то хорошее…» - успел подумать Ниларей, прежде чем на него прыгнула неожиданно сошедшая с ума хозяйка особняка. Пришлось попытаться разъяснить ситуацию:
- Я не в туда пылкий!!! - Лиена принялась покрывать поцелуями его шею. А воспитание гнусно ржало, не давая Ниларею причинить боль женщине. - Отпустите!!! Вас вообще сегодня убивать будут!!!
- Да! – прохрипела ему в живот девушка и принялась стаскивать брюки. Весьма ловко, кстати… - Поэтому я хочу насладиться жизнью сполна в последний раз!
Почти обнаженный менестрель поспешно забился в уголок, держась за собственные брюки, как утопающий – за спасательный круг, и пытался отвязаться от ночи «любви»:
- Я мужчин люблю!!! – «Господи, что я несу? Пару раз поцеловался с мальчишкой и уже записался в содомиты!» - пронеслось в его голове. – Обратитесь к Аллесу! Он честно не из наших!!!
Наконец, Ниларей получил передышку, а девушка, едва не плача, смотрела на так и не обломившейся ей разврат. На всякий случай, менестрель надел брюки, потуже затянув пояс, и пригладил волосы.
- Ну… я пошел? – осторожно поинтересовался он у Лиены. Та сначала кивнула, а потом вдруг поднялась с пола и гордо выпрямилась перед мужчиной.
- Нет. Нам еще необходимо обсудить детали вашего плана…
И тут Ниларей понял, что Луча придется подождать до следующего вечера. А счастье было так возможно…
Тучи наконец-то покинули свои насесты на осеннем небосклоне, оставив трон за красавицей Луной. Аллес стоял с обнаженным клинком на поляне перед стеной с барельефами. Часы в свободной руке менестреля мерно отсчитывали время до полуночи, когда должна была свершиться битва.
- Долго еще? – поинтересовалась озябшая Лиена.
- Двадцать минут, - Ниларей подошел к портрету призрака и вытащил из-за пояса серебряный кинжал. – Луч, подойди.
Обиженный мальчишка (он проторчал в библиотеке два часа, но менестрель явился только затем, чтобы сопроводить его к разрушенному дворцу) встал недалеко от мужчины и вопросительно уставился на клинок.
- Ровно в полночь, ни раньше, ни позже, воткнешь в центр портрета. На, - он протянул крысенышу кинжал и часы и поспешно подошел к напряженным рыцарю с Лиеной. – Все готовы?
Окружающие дружно кивнули и принялись ждать. Луч попеременно сверлил взглядом то часы в руке, то спину менестреля, Аллес внимательно вглядывался куда-то в темноту леса и, казалось, даже не дышал. Лиена мрачно оценивала мышцы рыцаря, жалея о своей ошибке. А Ниларей… Ниларей страдал фигней, насвистывая какой-то веселый мотивчик. В ночном антураже мотивчик получался похожим на похоронный марш и звучал раздражающе зловеще. Неудивительно, что через пять минут взгляды собравшихся сошлись на беззаботном менестреле.
- Нил… - угрожающе прошипел Аллес.
- Я! – радостно отозвался менестрель и перешел на «Аве Мария», вызвав у окружающих желание придушить вместо призрака кого-нибудь из ближестоящих. Желательно, Ниларея.
- Заткнись!
Пришлось заткнуться. Но тишина, мягкой лапкой теребящая души людей, действовала не менее раздражающе. Постепенно, народ начал подремывать.
Лиена уже почти задремала, сидя на расстеленном на земле покрывале, но встрепенулась, почувствовав ледяные пальцы на затылке. Девушка вкинула взгляд на прикорнувшего неподалеку рыцаря и обернулась. Позади нее стояла Анна, милая горничная. Только сейчас хозяйка особняка заметила сходство с портретом на стене.
- Лиена… - шептал призрак, протягивая руки к ее шее. Могильный холод ветряными потоками обжег живую плоть, заставляя девушку отодвигаться от горничной.
- Нет, ну я так не играю! – прозвучал ироничный голос менестреля, и серебристый клинок остановился в миллиметре от призрачного горла - Аллес успел среагировать на непредусмотренное протоколом собрания движение. У стены тихонько пискнул Луч. Ниларей скептически осмотрел призрака и попытался протянуть оставшиеся секунды до полуночи. – Я тут весь такой из себя охочусь, а жертва нахально меня игнорирует! Совсем обнаглели! Никакого воспитания! И это культурный человек! Я бы даже сказал, женщина… Ай-ай-ай…
Анна же, в отличие от менестреля, болтать не собиралась и молча попыталась дотянуться до сердца мужчины, приняв его за легкую добычу. Но ее пальцы беспрепятственно прошли сквозь тело Ниларея, не причинив ему вреда.
- Так-так-так… - довольно ухмыльнулся менестрель, отсчитывая секунды по полуночи. – Ручки-то коротки. Вот тебе плата на ментальную мощь в эту ночь, вот тебе, бабушка, и граната от пионера Какашкина… так. Это не из той оперы…
Анна, злобно взвыв, попыталась броситься обратно к шокированной девушке, но вновь напоролась на блестящую полосу стали в руках рыцаря.
Часы отсчитывали последние секунды. Пять. Гитара скользнула в руки менестреля, подрагивая в предвкушении битвы. Четыре. По ногам собравшихся пробежался ласковой кошкой теплый ветерок, теребя волосы и одежду живых. Три. Карие глаза Ниларея сощурились, следя за каждым движением призрака, а под ногами заблестела брошенная ранее на землю серьга. Два. Луч крепче перехватил рукоять ножа и замер под испепеляющим взглядом Анны. Один.
Время остановилось на тонкой грани между бытием и смертью, скатываясь в тугие жгуты нереальности. Неподвижно взирали на призрака Аллес с крысенышем, застыла ледяной скульптурой Лиена, и даже сердце менестреля на секунду сбилось со счета. Но и среди замороженного мгновения есть место жизни. Тонкие пальцы Ниларея заскользили по струнам, преодолевая сопротивление природы, разрушая хрупкую гармонию окружающего мира, а губы уже шептали роковые для Анны слова:
«Для жизни нет иной дороги, чем предназначенная свыше, и нет ей сквозь потоки мысли другого верного пути. Но облаченная в посмертье, что разрушает плоти радость, что отбирает неизменно возможность счастья и любви, она решиться может даже когтями жаркими желанья разрушить тонкое плетенье и облаком его накрыть. Но в наказанье за презренье законов данных небом чуду, она получит не забвенье, а рабство в демона руках. Ключом послужит или дверью, что отпирает все засовы, что вширь распахивает двери, приветствуя провидца тьмы…»
Ноль. Скользнула стрелка часов по циферблату, перейдя запретную грань, и к людям возвратилась возможность двигаться, а вместе с ней и страх.
- БЕЙ!! – Ниларей резко обернулся к вздрогнувшему мальчишке и рванул к нему, пытаясь обогнать взбешенного призрака. Он отобрал у нее бессмертье, неуязвимость и ментальные способности, заключенные в душе. Но осталась память, которая иногда может ранить сильнее клинков и стрел. И эта память на всех парах неслась к слишком медленно двигающемуся Лучу. – Твою мать, крысеныш, шевелись!!!
Мальчишка, как во сне, не мог оторвать глаз от Анны, но все же рука дрогнула, вгоняя серебряный клинок в камень, словно в масло. И призрак, уже почти дотянувшийся до защищенной солнечной сетью шеи Луча, с визгом рассыпался пеплом у его ног. И только ветер беспечно блуждал по поляне.
Вновь ступила на землю красавица тишина. Со стрекотанием кузнечиков, шелестом совиных крыльев и возбужденным дыханием менестреля.
- Какой ужас… - пробормотала Лиена, поднимаясь с земли. Ее кожа уже начала приобретать здоровый румянец, а глаза – блеск, но для полного выздоровления могли понадобиться месяцы. – Я так испугалась! Спасибо, Нил, что спас меня!
Девушка было бросилась обнимать неожиданно хмурого менестреля, но была остановлена его злой улыбкой:
- А кто тебе сказал, что моей целью было твое спасение?
Лиена замерла, усиленно хмуря брови и пытаясь разглядеть в некогда теплых глазах мужчины хоть каплю насмешки. На мгновение захотелось, чтобы его последние слова стали шуткой.
- Нил? – сзади к мужчине подошли ничего не понимающие рыцарь с Лучом.
- Накройтесь сетью, - бросил Ниларей спутникам и, подобрав серьгу, зашептал на неизвестном языке. Он никогда не шутил на рабочем месте, если того не требовало задание. Теперь же, выталкивая из горла резкие, колящие не сердце, а душу, слова, менестрель чувствовал отчаяние и страх, поселившиеся на этом месте многие годы назад. Безумное количество боли, смерти, ненависти… И все это скручивалось, сжималось, текло и перетекало сквозь тело мужчины в аккуратную серьгу из неизвестного человечеству камня. Первой вырвалась в реальность душа Лиены, освещая собой ночь, поглощая тьму. Ее крик был слышен слишком далеко, но время равнодушно заточило непокорную в клеть артефакта. Души живших на равнине людей, чьи предки огнем и мечом прошлись по мирным племенам фейри, отдавшие своих детей во власть демонам Ада, теперь занимали почетное место в коллекции одного из них. А окружающий мир заходился в судорогах, не в силах расстаться с наполнявшей его жизнью, умоляя бессердечного слугу нарушить обещание, убивая посягнувшего на святое наглеца.
Пронзаемый чужими душами, сущностью этого мира, его гневом, Ниларей хотел бы закричать, выпуская на волю свою боль, но был приказ, и был неоплаченный долг. Потому он терпел. Терпел, сглатывая подступающую к горлу кровь, держась на перемолотых в пыль ногах, сжимая в искалеченных пальцах гитару. «Если ты отбираешь чужие жизни, то будь готов платить своей,» - любил говаривать демон, и менестрель не мог не признать его правоты.
Наконец, ветер стих, ушла боль, а в душе осталось только жгущее отчаяние и безнадега – неизбежный отклик от прошедших сквозь тело призраков. С трудом преодолевая боль в срастающихся костях и сухожилиях, Ниларей поднялся на ноги и побрел в направлении особняка Лиены.
- Нил!!! – сзади возмущенно и рассерженно засопел Луч, с трудом сдерживая слезы. И как бы ни хотел сейчас мужчина побыть один, но он обернулся к укоризненно взиравшим на него спутникам и виновато улыбнулся. – Что ты наделал?
- Что? – по тонким губам пробежалась злая усмешка, а руки менестреля сами притянули к груди вырывающегося мальчишку. – Я убил всех обитателей этой равнины. Я забрал долг их предков. Я только что пережил около пятисот чужих жизней. Какой вариант тебе нравится больше?
Крысеныш неожиданно ловко вывернулся и отскочил к рыцарю, хватаясь за его ладонь обеими руками. В малахитовых глазах вперемешку с болью плясало пламя гнева и разочарования. Впрочем, не способное сейчас затронуть нити сознания менестреля. Ему понадобится несколько дней, чтобы прийти в себя, вытравить яд равнодушия и затаенной злобы. Демон любил получать только очищенные души, а значит, весь негатив и грехи доставались слуге. И Ниларей скептически взирал на обозленного мальчишку, наслаждаясь его грешностью, как несколько часов назад наслаждался телом:
- Ну надо же! Непогрешимый Лучик решил оскорбиться в лучших чувствах… И теперь я – плохая бяка. А ничего, что ты совсем недавно совершал поступки, за которые тебя не раздумывая должны отправить в Ад?
- Ты убийца! – может быть, крысеныш и не хотел кричать, оскорблять или ранить мужчину, но в результате… Менестрель брезгливо повел плечами, словно стряхивая с себя грязь, и показал спутникам сверкающую в лунном свете серьгу.
- Зато ты, мой милый, сделал очень хороший подарок, достойный самого великого злодея Дороги…
Аллес порывался было что-то сказать, чтобы примирить друзей, но Луч, сжав до хруста зубов челюсти от злобы, обхватил его трясущимися от злости руками и перенес из мира Плангина в пределы великой и бесконечной Дороги, оставив Ниларея самостоятельно разбираться с демоном.
- Не больно-то и хотелось… - менестрель посмотрел на примятую траву, на вновь скрывающие ночную красавицу-луну облака, наконец-то полностью разрушенную стену и… побрел первоначальным маршрутом. К особняку.
Алекс удивленно взирал на безлюдные поля и дома собственного поместья. Всего пару недель назад он уехал в столицу по государственным делам, с болью в сердце оставляя неожиданно приболевшую супругу. Но тогда местность была полна жизни… что же случилось?
Уже подъезжая к собственному особняку, а точнее к его развалинам, Алекс с удивлением обнаружил стоящего на обочине рыжеволосого мужчину с гитарой за плечами. Тот призывно помахал лорду рукой и жестом пригласил разделить с ним завтрак.
- Вы не подскажете, - растерянно начал Алекс, слезая с коня, - что здесь случилось?
Незнакомец холодно улыбнулся и вытащил из уха засверкавшую в солнечных лучах серьгу, принимаясь раскачивать ее перед лицом ошалевшего от такого выкрутаса мужчины. Сияние непонятного камня гипнотизировало человека и лишало его всякой воли, заставляя слушать тихую речь менестреля:
- Здесь случился я, благочестивый лорд Алекс, - украшение блестнуло в воздухе и оказалось в другой руке рыжеволосого. – А точнее, я являюсь слугой того самого демона. Которому продал много лет назад душу великий полководец Плангин. Вы, верно, слышали об этом выдающемся человеке и его «удивительных» стратегических ходах? Просто уникальная личность: выигрывать, казалось бы, заранее проигранные битвы. А с чего бы ему не делать этого, когда за спиной армии идут жадные до человеческой плоти сотни демонов? Вот и думайте, кем восхищаетесь.
- Н-но… - попытался вклиниться в монолог разошедшегося менестреля Алекс.
- Так вот, - Ниларей наставительно поднял указательный палец. – За милым мужчиком Плангином ежечасно и неотступно следовала его верная спутница Вланика. Она же кучер, она же мать его детей, она же дочь вышеупомянутого демона. Сююууурприииз! Сия блистательная дама была приставлена к полководцу, дабы не допустить нарушения условий договора. Но это не самое интересное. Интересно то, что Плангин, с полного одобрения церкви и своих подданных, продал за услуги души всех жителей принадлежащего ему края. Как мило творятся в политике дела, не так ли? – мужчина вскочил с места и принялся описывать вокруг ошеломленного и загипнотизированного Алекса круги. – Но там, - Ниларей снова ткнул пальцем в небо, - создали один маленький и гнусный закон, запрещающий пожинать человеческие души без должного греха. Да еще и ангелы-хранители постарались, оградив людей щитом, словно скорлупой. И вроде бы все хорошо, и люди могут жить долго и счастливо? А нифига! Дети Вланики и Плангина несли в себе незыблемую и неразрушимую часть договора, став ключом к душам подданных. И передавали они сей дар из поколения в поколение, пока не дошли до… правильно, умница, возьми с полки пирожок… Лиены. Ваша милая супруга оказалась не только изрядной грешницей, утоляя жажду плоти с кем попало в ваше, лорд, отсутствие, но еще и достаточно глупой, чтобы поселить рядом с собой выкачивающего жизненную силу призрака. Ирония судьбы состоит в том, что Анна, кстати, законная супруга Плангина, ослабила Лиену в достаточной степени, чтобы зло могло поглотить ее душу, открыв доступ к сотням других. И какой я молодец, что сам все это провернул, - Ниларей довольно облизнулся, подкрадываясь к уже испуганному Алексу. – Вот, что, если вкратце, здесь случилось. А теперь пришла твоя очередь присоединиться к нашей маленькой демонической коллекции…
Лорд собрался было бежать от этого жуткого человека, но замер, сраженный безумной болью в области груди. И под злорадный хохот менестреля расстался с собственной душой, тут же нырнувшей в серьгу.
Ниларей еще немного попинал безжизненное тело Алекса и, вздохнув, пошел искать портал к Дороге, чтобы отдать демону заказ и чтобы отыскать гнусного мальчишку, посмевшего так взбередить усталое сердце. Мужчина вспоминал пламя малахитовых глаз и пытался сам себе придумать оправдание: долг? Данное много лет назад слово? Попытка очистить миры от грешников? Или может, рассказать Лучу о том, как первое время менестрель сам себя ненавидел за совершаемые преступления. Пытался убивать демона, умереть сам, но раз за разом ступал в густую пыль Дороги. Поведать, как после накатило тяжелое равнодушие и обманчивое чувство всеведения. И тогда стало до боли скучно. Он убивал ради развлечения, пытал, пускался во все тяжкие, но мир Дороги не отпускал своего бессмертного раба. Тогда, усталый и безразличный ко всему, Ниларей отправился в чертоги Смерти, где получил от госпожи хороший втык и понял одну простую истину: есть время платить долги, а есть время жить.
Перед глазами замерцали черные точки, а ноги уже ступили в пределы Дороги, где его ждал, злобно сверкая глазами, наниматель