Santo maledizione

[Tyrrenian]

Название: Santo maledizione
Автор: Tyrrenian
Бета: MelamoryBlack
Рейтинг: NC-17
Статус: закончено
Жанр: автора терзают сомнения, что драма
Дисклеймер: все мое... Ладно, буквы принадлежат создателям русского алфавита.
Размещение: низя. буду сильно ругаццо и кидаться тяжелыми тапками
Предупреждения: ХЭ не будет!!!!
Примечание: mi antorcha (исп.) - мой светоч

Слишком странный день

«Рожденный при свете Солнца и сын затмения Луны. Навечно разлученные днем и ночью, получившие право на любовь. Одному по праву рода отдан Ад, пред вторым за тень улыбки склоняет голову Рай. Две противоположности, две грани одного и того же. Им не суждено идти рука об руку ни в жизни, ни в смерти».
Димитрий с каменным лицом нашептывал морю слова священника, закутавшись плотнее в плащ. Ждать сотню лет, надеяться и верить, обрести на краткий миг, чтобы тут же потерять навечно. Проклятый не сможет попасть в Рай, тогда, как святому закрыта дорога в Ад. Единственный шанс на Земле они не успели использовать. Вампир в последний раз взглянул на заходящее солнце и покрепче зажмурился, собираясь с духом. Лучше закончить все это сейчас, чем ждать еще два века… Вдох, выдох. Больше для успокоения мыслей, чем по необходимости. Пальцы с силой сжали край плаща, и кусок ткани темнеющей птицей устремился в бушующие волны.

1.
Все было слишком странным. Начиная с раннего пробуждения и заканчивая подозрительной суетливостью сестры и матери. Они маленькими смерчами носились по дому, по двадцать раз стирая пыль со старого телевизора, и готовили что-то, умопомрачительно пахнущее, на кухне. Для чего его подняли так рано, еще до рассвета, Илья все никак не мог взять в толк, а более осведомленные личности только досадливо от него отмахивались. До тех пор, пока за стеклянной дверью на кухню не раздался звон разбитой посуды и дрожащий голос матери:
- Да как ты посмела?
Очевидно, сестра опять натворила что-то, и теперь следовало ожидать шумной разборки с бегами вокруг дома. Илья даже подобрал ноги с пола, скорчившись в три погибели в любимом кресле-качалке. Конечно, залезать в него с ногами строго запрещалось, но так была меньше вероятность, что мать его заметит и начнет срывать всю злость на нем.
Шли минуты. За окнами шумел городской полдень, но стекла словно заволокло туманной дымкой, не давая возможности разглядеть даже ветви тополя, растущего у дома. А из всех звуков остались доступными только гул машин да тихие препирательства на кухне. И, естественно, Илья подкрался ближе, приникнув ухом к щели между косяком и дверью:
- Да как ты не понимаешь, мам, - сестра, судя по звуку, пыталась распахнуть заделанные еще отцом окна, - они богаты! Настолько, что мы до конца наших дней сможем себе ни в чем не отказывать! А если удастся уговорить этого… - кого «этого», мальчик так и не понял, но слушать продолжил, - то нам обеспечена вечная жизнь.
- Ты о брате подумай, ему каково все это будет? – устало пыталась отбиться мать. Но по голосу было слышно, что она уже согласилась.
- А для него все еще лучше. Мам, мы сможем забыть о болезни Ильи. Навсегда, - мальчик шокировано распахнул глаза. Это что же, сестра нашла для него способ вылечиться? В десять лет у него обнаружилась опухоль мозга. Совсем крошечная, но пожилой врач с печальными глазами сразу сообщил, что она со временем будет расти. «В наших силах только замедлить рост клеток и дать Илье еще несколько лет жизни». После этого приговора все дни превратились в борьбу за выживание: бесконечные анализы, больницы, обследования, таблетки. Большая часть денег уходила именно на это. Часто доходило даже до того, что и еду купить было не на что. Но тогда выручала старшая сестра.
Девушка пять лет, как жила отдельно от матери с братом и только изредка навещала их. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, потому, как каждое ее посещение заканчивалось громким скандалом. В школе друзья поговаривали, что Олеся спит с мужиками, а иногда и с женщинами, за деньги. Наверное, это и злило мать. Илья не мог ее винить. Действительно, когда сын болен, а дочь подалась в проститутки, нужно на чем-то срывать эмоции. Вот только чаще всего попадало именно Илье, даже за мелкие и незначительные проступки. До того дня.
- Я не знаю…. – с сомнением протянула женщина, все еще пытаясь удержаться от соблазна больших денег. – Но если ты уверена.
- Да конечно уверена! Ой, мам, курица! – за дверью зашумело, запахло горелым, а мальчик предпочел вернуться на свое место в кресле. И очень вовремя. – Илюшка, марш мыться! И расчешись нормально, не позорь нас!
Он хотел было спросить, перед кем не позорить, но поостерегся задавать провокационные вопросы. Ему же и попадет в итоге. В ванной Илья мельком кинул взгляд на свое отражение в зеркале и непроизвольно поморщился. Как всегда. Ему не нравилось в своей внешности решительно все: слишком сильно отросшие с последней стрижки льняные волосы, белесые брови и ресницы, от чего лицо в полумраке казалось безволосым, курносый нос, чересчур крупный рот. Разве что глаза могли бы быть достойными внимания, но только из-за размера. Стоило Илье распахнуть их, удивившись или испугавшись, как они словно занимали добрых три четверти лица. Но цвет… Не в отца и не в мать, серый с ярко-голубой каемкой у зрачка. Могло бы быть красиво, если бы не общая бледность физиономии. В общем, в свои четырнадцать мальчишка прекрасно понимал, почему не нравится девочкам, и попыток к сближению не делал. Но стоя в тесной душевой кабинке, он радовался собственной худобе и небольшому росту – больше места для движений.
- Наконец-то! Мы уж думали, ты утонул там, - проворчала Олеся, помогая матери накрывать на стол, но тут же все бросила и кинулась к Илье. – Стой спокойно. Хоть расчешу тебя по-человечески.
Было больно. Конечно, не так, как иногда в больницах, но слезы все равно повисли на ресницах тяжелыми каплями. А сестра, выдрав добрую половину волос из его шевелюры, удовлетворенно убежала в ванную.
- А ну, марш в свою комнату! – рявкнула, проходя, мать и приказала напоследок. – И переоденься в что-нибудь приличное, у нас же гость будет!
«Приличным» в их доме назывался наряд из прямых черных брюк, малых Илье последние пол года, и белой рубашки. Так мальчика одевали на праздники и по особо важным событиям. Например, на похороны отца… Натягивая на плечи застиранную ткань, Илья вспоминал, как стоял у гроба весь белый и чистый, не понимая еще, что вот эта большая кукла – его отец. А вокруг рыдали обряженные во все черное родственники и друзья. Но как-то так сложилось, что мальчик был единственным, кто искренне тосковал по умершему, пусть и месяц спустя.
- Пришел! Пришел! – раздалось из кухни в шестом часу вечера, и Илье в срочном порядке приказали встать лицом к окну и улыбаться. Он так и не понял зачем. Но, получив сдвоенный подзатыльник, послушно растянул губы в улыбке. И чувствовал себя при этом полным идиотом, хотя женщины, стоявшие рядом, выглядели не лучше. Сестра походила на новогоднюю елку в темно-зеленом миниатюрном платье, увешанная с ног до головы цепочками, браслетами и прочей бижутерией. Мать, как ни странно, даже слегка подкрасила ресницы, видимо, последовав совету дочери.
В общем, странный был день, непонятный. А в следующую минуту стал еще непонятней. Туман за распахнутыми окнами словно пришел в движение, сгустился, мешая солнечным лучам освещать помещение, и откуда-то из его глубины, словно сотканный из клубящихся паров, на подоконник ступил мужчина. Илья тут же прикинул возможность взобраться по стене дома на их пятый этаж, но тут же отбросил эту идею: без специального снаряжения подобная авантюра могла обернуться трагедией. На госте же, кроме джинс и пиджака на голое тело, ничего не было.
- Добрый… вечер, - поздоровался незнакомец, глянув на часы, и легко спрыгнул с подоконника.
- Димитрий! Мы вас так ждали! Пройдемте в зал, у нас там уже все готово! – тут же засуетились вокруг него женщины, быстро затолкав Илью за спины. Но, видимо, недостаточно быстро, потому как гость холодно улыбнулся и шагнул к ничего не понимающему мальчику:
- Мы еще не знакомы, - мужчина протянул ему руку для приветствия. – Мое имя Димитрий. А твое?
- Илья, - он хотел было крепко пожать потянутую ему ладонь, но от смущения и неуверенности, движение было похожим на робкое приглашение поцеловать запястье. Что гость с ухмылкой и проделал, окончательно смутив мальчишку.
- Димитрий, пойдемте скорее, все же стынет! – быстро оттеснила незнакомца от брата Олеся и утянула в зал. Мать же с испугом и недоверием дала сыну подзатыльник, придавая ускорения. Очевидно, идти в комнату ей совершенно не хотелось.
Между тем странности продолжались. Девушка все крутилась перед мужчиной волчком, стараясь представить в наиболее выгодном свете точеную фигурку, мать с неестественной улыбкой ляпала невпопад какие-то фразы, а Илья скорчился у дальнего угла стола, вяло ковыряя праздничный ужин вилкой. И дело даже не в лекарствах, после которых и аппетит пропадал, и еда задерживалась в организме ненадолго, а в том, что у него все время горело огнем запястье. В том месте, где его коснулись холодные губы Димитрия. Да и взгляды, что он метал на мальчишку, заставляли того все больше нервничать.
Мужчина был не то, чтобы некрасивым, просто нечто в его внешности вызывало в собеседнике невольное напряжение, чувство опасности. В строгих чертах лица. Жестких, но при этом не грубых. Скорее, похожих на отчеканенные на древних монетах профили. В черных глазах, постоянно полуприкрытых ворохом густых ресниц. В ироничном изгибе тонких губ. Да еще и перетянутые сзади лентой черные волосы придавали гостю сходство с типичным книжным или злодеем из старых кинофильмов. Илья старался не смотреть лишний раз куда-либо, помимо своей тарелки, но взгляд упорно возвращался к Димитрию, чтобы пересечься с его. И мальчишка вспыхивал ярче факела, резко опуская глаза. Было в этом переглядывании что-то неприличное, странное и… интригующее. Ему хотелось попробовать еще, но в подсознании упорно билась мысль о запретности и недозволенности происходящего. «И хочется, и колется», что называется.
Уже потом, после неожиданно шикарного торта, Олеся утянула Димитрия в комнату брата и заперлась там с ним. Как ни хотелось мальчику подслушать, но пришлось помогать матери убирать со стола и мыть посуду. Много посуды. Очевидно, поварихи не стали мучаться с этим делом в процессе готовки, и теперь Илью припрягли драить почти все имевшиеся в доме кастрюли. Обидно? Но хоть поели вдосталь. Так, как даже на Новый год не наедались ни разу.
Вот он и отмывал жир и остатки пищи со дна кастрюль, оттирал противень, мыл тарелки, вилки, ложки… За этим делом мальчика и застали гость с Олесей. Причем, девушка выглядела слегка растерянной, а потом и вовсе кинулась отбирать у Ильи мочалку и посуду.
- Илюшенька, что же ты? Такой хозяйственный мальчик. Не надо, мы с мамой сами все вымоем, - защебетала она, мягко отстраняя брата от раковины. А Илья был в шоке. Естественно, Олеся не могла воспылать к нему пылкой любовью за полтора часа, проведенных в обществе мужчины, равно как и всерьез считать, что он сам вызвался мыть посуду. Но сейчас просто лучилась добродушием и душевным теплом.
- Хороший мальчик, - ехидно прокомментировал эту сцену Димитрий и вскочил на подоконник. – Вы знаете, где меня найти Олеся. Сообщите свое решение до полуночи.
И растворился в тумане. Точнее, вместе с туманом, позволив маленькой кухне озариться алыми отблесками заката.
- Выйди, - тут же бросила Илье сестра и даже в спину подтолкнула, чтобы тот быстрее шевелился. И куда делась вся ее любовь?
За захлопнувшейся дверью мгновенно зашушукались, изредка переходя на громкий возмущенный шепот, но подслушать было невозможно. Потому мальчик отправился к остаткам праздничного стола и принялся вяло поедать кремовые розочки с торта. И, хотя еще пару часов назад он хотел убежать на улицу к друзьям, теперь все желание пропало. Только запястье по-прежнему жгло, как огнем. Илья даже внимательно осмотрел кожу на нем, но не нашел хотя бы намека на покраснение. Странный день. Очень странный.
Но он еще не закончился. Из кухни неуверенно вышли странно добрые мать с сестрой, перепихиваясь локтями и жестами отправляя друг друга к мальчику. Первой набралась смелости Олеся:
- Илюша, ответь мне честно на один вопрос, - присела она рядом с ним и даже внимания не обратила на разоренный остов торта. – Ты же хочешь, чтобы все мы были счастливы?
- Конечно, - а кто бы ответил иначе на подобный вопрос?
- Ну, тогда тебе, наверное, не составит труда сделать для этого кое-что. Самую малость.
- Если это в моих силах, то - пожалуйста, - Илья все еще не понимал темы разговора. И еще больше удивился, когда сестра резко обняла его за плечи и произнесла, пристально глядя в глаза:
- Тогда ты должен стать послушным мальчиком. Покорным. Слушать, что мы говорим тебе с мамой, и беспрекословно это выполнять, - подобные просьбы всегда напрягали Илью, но возражать он не посмел. Только кивнул. – Вот и славно. А теперь слушай внимательно, братик, и запоминай. На всю жизнь. Когда бы не подошел к тебе снова Димитрий, что бы ни предложил, ты обязан согласиться и пойти за ним. Ты понял?
- Зачем? – осмелился задать вопрос мальчик, за что и получил чувствительную оплеуху от матери:
- Вопросы он мне задавать будет! Что скажут, то и сделаешь, - но вдруг она наткнулась на сердитый взгляд дочери и резко переменила свое отношение, отдирая Илью от сестры и прижимая к своей груди. – Прости меня, пожалуйста. Я совсем не хотела бить тебя. Ты же сделаешь то, о чем мы тебя с Олесей просим?
- Л-ладно, - поспешно согласился мальчик, только чтобы вырваться из мощного материнского захвата. В принципе, ничего невозможного они и не требовали, так что…

С этого странного дня вся жизнь Ильи кардинально переменилась. В шкафу появились безумно дорогие вещи, его перевели в платный лицей, наняли кучу репетиторов, в том числе и по французскому языку, трижды в неделю заставляли посещать тренажерный зал и бассейн. Да и сестра и матерью принарядились, а холодильник теперь был просто забит едой. И при этом Илья ни разу больше не слышал в доме ругани, на него не повышали голоса даже за прогулы, попросту увеличивая количество часов с репетиторами. И только почти ежедневное напоминание о том, что он должен будет ответить Димитрию «да» откровенно бесило. После школы парень хотел было уехать поступать в другой город, но и тут решили за него, попросту заперев дома и не оставляя одного ни на секунду. Сестра теперь даже ночевала с ним в одной комнате, забросив свои гулянки.
Странно… Все это категорически не нравилось Илье. А еще… Еще он часто просыпался от прохладных прикосновений к себе. «Ветер», - упорно убеждал себя парень, но обласканные места еще какое-то время продолжали гореть огнем. Совсем как запястье, когда Димитрий поцеловал его. Странный мужчина. Но красивый.
К восемнадцати годам Илья слегка вытянулся, так и не осилив планку в метр семьдесят пять, черты лица стали более мужественными, не растеряв при этом своей детской мягкости, а фигура, благодаря тренировкам, стала гибкой и тонкой, словно плеть. Теперь никто не рискнул бы назвать парня некрасивым. Напротив, вокруг него постоянно вились поклонники, предлагая свои услуги. Но их упорно отгоняли мать с сестрой, не позволяя никому даже лишний раз дотронуться до Ильи. И подобные ограничения тоже напрягали… В общем, с одного странного дня и началась новая странная жизнь.
- Лучше бы я умер в детстве, - наконец-то облек в слова желание последних двух лет парень, глядя на свое отражение солнечным утром. Ровно четыре года назад на подоконник их квартиры ступил Димитрий, ровно четыре года назад жизнь изменилась до неузнаваемости. Но, как ни странно, так хотелось все вернуть обратно…

Очень-очень странный день

2.
День оказался слишком странным для его необычной жизни. За четыре года непрерывного контроля, постоянных напоминаний и невидимых оков Илья почти отвык от солнца и насыщенной дневной жизни города. Но сегодня… Сегодня сестра вела его за руку под палящими лучами, больше не беспокоясь за состояние тонкой, удивительно красивой кожи парня. В свете дня он больше походил на ожившую серебряную статуэтку, нежели на человека, а длинные, прихотливо рассыпавшиеся по плечам волосы только добавляли сходства, отливая холодом.
За четыре года Илья ни разу не видел такого количества улыбок, беззаботных и счастливых людей. День и ночь рядом с ним находились забранные в решетки собственного страха мать и сестра. Круглосуточно его оберегали от внешнего мира, словно воспитывая для каких-то своих целей.
А романтичный мальчишка неожиданно для себя самого стал надеяться и ждать. Ждать того единственного человека, который, как бы пафосно это ни прозвучало, заберет его сердце. Он просиживал ночи на широком подоконнике своей комнаты, растеряно касался внезапно становившихся слишком чувствительными губ и хотел чего-то большего. Прикосновений, эмоции, чувств. Илья нередко поутру сокрушенно качал головой, коря себя за глупые вечерние желания, которые больше подошли бы экзальтированной барышне, нежели молодому человеку, но ничего поделать с собой не мог. И с наступлением сумерек все равно взбирался на подоконник, чтобы через мгновение окунуться в атмосферу неосознанных желаний.
В то же время тело неустанно требовало своего. Классика мировой литературы и живописи не могли произвести нужного впечатления на невинного во всех планах парня. На помощь пришла собственная богатая фантазия и… подсмотренные из окна комнаты сцены.
Илья прекрасно помнил, как однажды в подворотню вместо ставшей за один летний месяц почти родной парочки вошли двое парней. И он смотрел, как постепенно обнажалась нагретая за день в солнечных лучах кожа, как скользили по ней сильные пальцы, как сливались в грубой ласке два тела. Совсем не так, как это делали с девушкой. Они давали волю своим желаниям, не разменивались на сантименты, были честны друг с другом. Именно это и привлекало. Именно это возбуждало так, что все бывшее ранее казалось легким развлечением.
Парни больше не появлялись в этой подворотне, но ничто не мешало Илье представлять их. Освещенных мягкими лучами заката, терзаемых ледяным ветром, даривших друг другу нежность и грубость. Он часто ласкал себя сам, воображая подобные сцены, но не хватало опыта, чтобы пойти в своих фантазиях дальше. Чтобы заменить одного из абстрактных незнакомцев на себя. Хотя иногда проскальзывали подобные мысли. Но, лишенные технической базы, пропадали в хриплых стонах. Стонах, которые звучали одиноко и как-то жалко в ночной тишине. Он всегда был один и, несмотря на изменившееся отношение со стороны сестры и матери, почти не видел искреннего проявления симпатии. Тем более, как к мужчине.
Один-единственный раз в жизни другой мужчина проявил к Илье интерес. Его преподаватель по химии, считавший, что готовит парня к институту, сначала просто смотрел, а потом и попытался прикоснуться. Тогда, нежно приобняв Илью за талию, учитель как-то вопросительно и робко коснулся губами его запястья. Того самого, которое несколько лет назад поцеловал Димитрий. И в этом жесте не было ничего отвратительного или неприятного, наоборот, от него по спине парня побежали мурашки, а губы сами собой изумленно приоткрылись, приковав к себе взгляд мужчины. Но все кончилось слишком быстро. В комнату влетела сестра и с перекошенным от гнева лицом и приказала учителю убираться прочь. Что тот с сожалением и сделал. А Илья потом долго сравнивал ощущения от двух разных поцелуев. Впрочем, при любых других обстоятельствах второй забылся бы почти сразу.
И вот, смирившийся со своим отшельничеством, Илья сейчас шагал вслед за сестрой к пляжу, растеряно ловя на себе заинтересованные взгляды, как женские, так и мужские. Белая хлопковая рубашка без пуговиц, такие же брюки, легкие сандалии да белые плавки – все, что составляло его наряд на сегодня. Смущало все: цвет одежды, обилие солнца, оборачивавшиеся на него прохожие. Парню казалось, что его выставили перед людьми, слово безмозглую куклу на продажу. Голого и покорного.
- Олеся, я не понимаю, зачем мы идем туда! – пробовал возмутиться Илья, но получил в ответ только:
- Так надо.
«Так надо». Эти два слова сопровождали его слишком часто. Надо заниматься плаванием, развивая грудные мышцы и легкие. Надо отращивать волосы и заботиться о них, расчесывая в обязательном порядке сто раз утром и сто раз вечером. Надо соблюдать диету и есть только здоровую пищу… Все это было приемлемо и понятно. Кроме одного условия. Надо выбрасывать выписанные врачом лекарства и ни в коем случае их не пить. Первое время Илья радовался, но потом внимательно изучил книги по симптомам и способам лечения своей болезни и испугался. Выходило так, что родные просто плюнули на него… Но тогда с чего такая доброта и отзывчивость? Откуда столько внимания? Ответ предполагалось искать самостоятельно и где-то за пределами его маленького мирка.
Но сейчас перед Ильей распахнулся во всей своей дневной красе океан, обдавая грудь и живот влажным соленым воздухом. Ему даже позволили подойти к воде и коснуться ее кончиками пальцев, вспоминая детский трепет перед видимым могуществом древней стихии. Огромный, шумный, опасный. Океан покорял сразу, своей красотой и затаенной силой, которая обрушивалась на город во время шторма. Даже летом температура воды не поднималась выше восемнадцати градусов за счет холодных подводных течений, но ребятня, да и некоторые взрослые, все равно ныряли в нее с разбегу.
Илья вспоминал, узнавал заново, каково это – предвкушать свое единение со стихией. Каково это – быть его крохотной частицей, одновременно покорной воле вечного господина и борющейся с его властью. Получив разрешение от сосредоточенной Олеси, парень быстро скинул с себя одежду, оставшись в одних только плавках, и вошел в воду. В первый момент хотелось взвыть от холода. Еще бы: температура воздуха зашкаливала за тридцать, а волн… Но он все равно нырнул. Погрузился на мгновение в мутноватый мир побережья, а потом быстро поплыл за буйки.
Парень стал возвращаться, только когда берег превратился в бурое нечто, на котором люди казались неопределенными точками. Но на песке обнаружилась только его одежда и ни следа сестры. В первый момент Илья предположил, что она встретила какого-нибудь знакомого, отошла за питьем, по делам… Он даже терпеливо ждал ее около трех часов, категорически отказываясь от любых предложений познакомиться. Понимание того, что его попросту бросили, словно щенка, пришло почти сразу, но уж больно не хотелось в это верить. Потому Илья и проторчал до вечера на пляже.
Пару раз подходили люди с предложением познакомиться, принять участие в игре, но неизменно натыкались на растерянный взгляд и робкие отказы. Только когда какой-то высокий брюнет попытался за руку утянуть Илью к своей компании, тот зашипел сердитым котенком и со всей силы врезал незнакомцу свободной рукой по челюсти.
- Идиот! – вокруг быстро начала собираться толпа, еще больше пугая парня. Как, оказывается, быстро он отвык от самостоятельности, от того, что его некому защитить. А брюнет уже возмущенно кричал своим друзьям, тыча в Илью пальцем: - Этот козел меня ударил! Бей его!
Казалось, что удары летели со всех сторон. Ожег на скуле, вспышка боли в губе, мешающий дышать комок в легких… Нападающие ушли сразу, как только парень упал, закрывая лицо руками. И только тот самый брюнет пнул его напоследок, брезгливо припечатав:
- Педик.
Хотелось домой. Чтобы чьи-нибудь заботливые руки обняли, обработали ссадины и ушибы, чтобы кто-нибудь пообещал, что все будет хорошо. Но со временем кровь остановилась, слезы тоже больше не текли, а солнце почти скрылось за горизонтом. Только алый закат наблюдал, как Илья понуро брел по городу, вспоминая дорогу к дому. Одно дело ходить по улицам в качестве спутника, когда тебя ведут и направляют. Совсем другое – пытаться добрать куда-либо самостоятельно. Пару раз он сворачивал не туда, приходилось смущенно спрашивать дорогу у испуганно шарахавшихся прохожих. Зато забрел в какую-то грязную подворотню, где нарвался на свору злых собак, но благо, вовремя успел оттуда убраться.
К двери своего подъезда Илья подошел уже тогда, когда над головой засияли ясные летние звезды. Вот только не успел даже коснуться кнопок домофона:
- Здравствуй.
Парень замер, не решаясь обернуться, не решаясь вздохнуть. Этот голос. Мягкий, завораживающий баритон с легкой хрипотцой. Это ощущение. Холода и подчинявшего разум желания. Этот человек…
- Скажи мне, Илья, - Димитрий невесомо коснулся испачканной в песке рубашки, стряхивая с нее мусор, - согласен ли ты?
Слишком страшно было оборачиваться. От мужчины за спиной исходила неприкрытая угроза, и хоть его голос был мягок, парень просто кожей чувствовал ледяное напряжение. Так замирает перед прыжком хищник, полностью сосредотачиваясь на каждом движении своей жертвы. Неосторожный шаг, малейшее сокращение дистанции – и пружина в мускулистом тебе распрямиться, чтобы помочь охотнику поразить цель. Вот только в этот раз жертвой был сам Илья, и красота смерти уже не так завораживала. Зато он наконец-то выдохнул, когда Димитрий уверенно притянул его к себе за талию, прижимаясь ледяной кожей к спине. Странно… Парень всегда думал, что мужчина должен быть холоден, как мертвец, но не считал это возможным.
- Илья, - в бархатном голосе скользнули нотки неудовольствия и раздражения, - ты согласен?
Можно было бы и не спрашивать. То ли со страха, то ли от шока, но парень был готов согласиться на все и сразу. А потому только откинул назад голову, чтобы увидеть лицо мужчины, и рассеянно кивнул. И почти сразу же оказался припечатанным спиной к железной двери подъезда, тогда как Димитрий, злобно прищурившись, разглядывал корочку запекшейся крови на его разбитой губе:
- Кто?
- Я…
- Я спросил кто? – видимо, мужчина очень легко выходил из себя, что несколько пугало: оказаться на пустынной улице рядом с маньяком - в этом было мало приятного. Но голос предал Илью, и из горло вырвалось только невнятное бульканье, разобрать слова в котором было почти нереально. Еще страшнее стало, когда темные глаза нехорошо блеснули алым, а лицо Димитрия оказалось слишком близко. Настолько, что парень мог бы почувствовать его дыхание на губах… Если бы оно было. Странно. – Мальчик, если я спрашиваю, ты отвечаешь. Внятно, и по возможности кратко, ты меня понял? – Илья поспешил кивнуть, помня, что с сумасшедшими и преступниками надо во всем соглашаться. – Повторяю вопрос в третий раз: кто разбил тебе губу?
- На пляже… Я их не знаю, правда! я только отказался идти с тем парнем… - неизвестно почему, но Илья вдруг начал оправдываться. Как будто это не он был пострадавшей стороной. Но мгновенно замолк, едва Димитрий, приблизившись, провел языком по разбитой губе и довольно улыбнулся.
- Они свое получат. А теперь пошли.
- Мне вообще-то домой пора, - попытался мягко выбраться из жесткого захвата парень, но только заработал себе еще пару синяков. В голове проскочила мысль, что вот так его и найдут убитым на пороге собственного дома. А в душе начала копиться обида на сестру: ну почему она решила уйти в загул так невовремя?
- Пора. Только ты ошибся адресом, - Димитрий поразительно быстро успокоился и теперь с интересом наблюдал за сменой эмоций на лице Ильи: непонимание, удивление, сосредоточенность, страх…
- Я прошу вас, отпустите, - он понимал, что сознательно унижается перед этим маньяком, но ничего не мог с собой поделать. Мужчина явно был значительно сильнее его.
- Ты ведь согласился, Илья, - глаза Димитрия вновь сверкнули алым, заставив парня судорожно сглотнуть слюну. – Значит, теперь ты мой.
- Пожалуйста, я дам вам денег, только… - когда мужчина впился ледяным поцелуем в разбитые губы, Илья коротко взвыл от боли, а потом и от страха. Димитрий жадно высасывал кровь из ранки, словно путник воду после путешествия по жаркой пустыне. Благо, боль постепенно уходила, сменяясь странной эйфорией…

лень писать весь обоснуй разом

3.
- Пойдем, - мужчина уверенно потянул Илью куда-то в глубину темных улиц, надежно переплетая с ним пальцы. Как бы ни было страшно парню, но этот странный поцелуй-укус выпил из парня почти все силы, лишив способности сопротивляться приказам Димитрия даже мысленно. Похожее ощущение возникает, когда сильно клонит в сон. Нет желания не то что бороться, но даже дыхание кажется утомительным занятием. Так и Илья покорно перебирал ногами, лишь краем сознания удерживая легкое удивление от странного поведения мужчины.
Действительно, какова вероятность того, что побывавший один раз в гостях незнакомец вдруг появится среди ночи у порога твоего дома и поведет за собой, предварительно поцеловав? И главное, не то, чтобы Илье совсем не понравилось чувствовать губы Димитрия на своих губах, скорее, ощущения были слишком необычными, чтобы можно было ограничиться только категориями приятно - неприятно. Да и ощущение холода на ладони в любой другой ситуации заставило бы парня задуматься над личностью мужчины. Но сейчас он только и мог, что молча следовать, куда укажут, да разглядывать спину мужчины, широкие плечи, узкие бедра. Под тонкой тканью рубашки перекатывались мышцы. Не такие, как у спортсменов или культуристов. Подобные формы имеют десантники или люди, предпочитающие активный отдых вроде лазанья по горам. И, что самое странное, Илья поймал себя на мысли, что оценивает чужое тело так, словно… надеется ощутить?
Целью их путешествия оказался старинный особняк на краю одного из многочисленных утесов. Приземистый, вытянувший два крыла вдоль линии обрыва, дом парадоксальным образом походил на летящего в атаку ястреба. Человек с богатой фантазией мог бы даже разглядеть в паре окон второго этажа хищный блеск, присущий взгляду охотника. Илья сделал шаг, другой. Но не смог пересилить внезапно охватившее его предчувствие беды и взойти на крыльцо.
- Что-то не так? – обернувшись к парню, нахмурился Димитрий. Он словно не мог понять причин для страха, а потому, не дождавшись хотя бы жеста в ответ, крепче сжал пальцы Ильи в своей ладони и потащил его внутрь, на секунду замедлившись, когда тот попытался вырваться. - Ты сам дал свое согласие.
Перебороть поселившийся в душе ужас оказалось очень непросто. Илья неосознанно жался ближе к мужчине, испуганно оглядываясь по сторонам, словно надеялся обнаружить приспособления для пыток или трупы младенцев. Но все было спокойно. Чистые полы, даже внешне дорогая мебель, статуэтки, картины, брошенная на кофейном столике салфетка – на первый взгляд казалось, что в доме жила добропорядочная семья. Вот только в полумраке и какой-то полуреальной тишине подобная обстановка казалась пугающей. Потому, возможно, парень и не заметил, как оказался плотно прижатым к стене ледяным телом:
- Ты так ластишься ко мне, будто чего-то хочешь, - Димитрий крепко держал руки своего пленника, чтобы не позволить ему оказать сопротивление. Тогда как Илья и не собирался отбиваться. Напротив, он вспомнил то странное ощущение, испытанное им во время почти поцелуя, и неосознанно облизнул губы, чтобы стереть с них вернувшееся ощущение холода и легкой боли. Облизнул и сам не заметил этого. Но мужчина, словно зачарованный, смотрел, как скользнул по нежной коже розовый язычок, оставив после себя влажный след. Да и весь мальчишка казался ему просто ходячим соблазном: от широко распахнутых в изумлении и испуге серо-голубых глаз, до подрагивающих пальцев и острых ключиц, видневшихся в вороте рубашки. От вызолоченной солнцем кожи исходил пряный аромат, а светлые реснички в ночном сумраке словно светились, придавая глазам нереальное сияние. Как завороженный, Димитрий провел свободной рукой от щеки парня до основания шеи, где и остановился, легонько поглаживая большим пальцем едва заметный кадык. – Ангел… Ты похож на ангела.
- Я… простите… - голос предавал, ощущение чужих пальцев на разгоряченной шее было слишком пугающим. Казалось, еще чуть-чуть – и они сомкнуться, лишая возможности дышать. Вот Илья и пытался дышать как можно глубже, ловя последние мгновения, от чего только голова закружилась, а перед глазами потемнело.
- Не извиняйся. Ты ничего пока не сделал. Спи.
В первое мгновение парень попытался стряхнуть с себя вновь подавившее волю оцепенение, упорно держал глаза открытыми, хотя веки налились свинцом. Да и в черных глазах, оказавшихся непозволительно близко, горел такой уютный огонь… И, уже падая в объятия Морфея, Илья почувствовал, как по губам ласкающее провели чем-то мягким…
Он проснулся от холода. В то время, как правая половина тела словно плавилась от жара, по левой хаотично бегали мурашки, заставляя еще сонный разум метаться в попытке определиться с ощущениями. Только через пару секунд парень сумел почувствовать еще кое-что: кто-то рисовал круги и извилистые линии на его раскрытой ладони. В голове замелькали воспоминания прошедшего дня: пляж, драка, прогулка по городу, Димитрий… И тут же стало понятно, что ледяная глыба слева – мужское тело. Которое внезапно прижалось сильнее, практически подминая под себя Илью, а глубокий бархатный голос прошептал:
- Доброе утро, mi antorcha.
Странно, непривычно, но парень никак не мог понять происходящее, от чего страх, закравшийся было в душу прошлым вечером, рассеялся легкой дымкой, уступив место недоумению и любопытству. Особенно когда его губ коснулись легким поцелуем, настойчиво, но в то же время неспешно прося их приоткрыться. Чужая рука ласкающее пробежалась по пышущей жаром стороне тела, даря блаженную прохладу наравне с шоком от контраста, и Илья со стоном выгнулся, стараясь продлить ощущение. Заодно позволил мужчине скользнуть языком в свой рот, чтобы потом, опомнившись, начать молча отбиваться. Сначала парень попробовал сжать зубы, на что Димитрий только вернулся к простым прикосновениям губ, потом и вовсе принялся извиваться под показавшимся каменным телом, не в силах двинуть удерживаемыми мужчиной руками.
- Пусти, сволочь! – чревато выкрикивать подобное в лицо тому, кто заранее сильнее тебя, но Илья был возмущен подобным обращением, а потому решил плюнуть на чувство самосохранения. Как выяснилось, зря. Димитрий, сердито сощурив глаза, раздвинул коленом бедра парня, демонстрируя свою полную боевую готовность, и злобно рыкнул:
- Для тебя Хозяин! И чтобы не смел мне больше сопротивляться.
Илья хотел было ответить что-нибудь оскорбительное, но мужчина в тот момент встал и, сладко потягиваясь, подошел к двери. Все слова и обвинения застряли в горле. Тело Димитрия оказалось действительно красивым, значительно более красивым, чем парень смог разглядеть вчера через одежду. Он скользил взглядом от неожиданно стройных ног, по упругому заду, вдоль идеально выверенной линии спины, по черным, рассыпавшимся по плечам волосам. Илья разглядывал мужчину, как диковинку, не в силах оторвать от него взгляд, а губы уже начинали полыхать огнем. Димитрий оглянулся от двери, одарив парня недобрым взглядом, и молча вышел в коридор.
Только оставшись в одиночестве, Илья понял, что не может шевельнуть даже пальцем. Дело было не в усталости, как прошлым вечером, просто тело отказывалось повиноваться своему владельцу. Вот тут-то парень и впал в панику: все его потуги двинуться, хотя бы заорать, пропали даром. Примерно через час бесплодных попыток, он сдался и со скуки принялся рассматривать комнату, в которой оказался. Покрытый побелкой высокий потолок, стены цвета топленого молока, светло-бежевый ковер на полу… и ни одного окна. Хотя, возможно, они были в недоступной обзору части пространства. Зато у противоположной стены стоял стол, заваленный бумагами и фотографиями, среди которых Илья с ужасом разглядел свою. Фотограф запечатлел его сидящим на подоконнике с приспущенными штанами и запрокинутым лицом. Щеки мгновенно залила краска смущения, которую не смогла согнать даже гневная мысль, что за ним подло подглядывали. Еще через какое-то время парень уснул.
Видимо, его судьбой должно было стать регулярное пробуждение в компании посторонних. Правда, на этот раз им оказался худощавый и темноволосый мальчишка в потрепанной временем рясе.
- Доброго вечера, брат, - голос незнакомца был высоким, ломким, а от резкого запаха, который источал мешочек на его поясе, у Ильи мгновенно разболелась голова. Зато обнаружился радостный факт: он вновь мог двигаться. Правда, легче от этого почему-то не стало.
- Доброго, - парень вежливо кивнул, борясь со жгучим желанием вышвырнуть эту пародию на священника за дверь. Чем-то тот неимоверно раздражал: то ли дерганными жестами, словно каждую секунду опасался нападения, то ли лихорадочно блестящими глазами.
- Мое имя Андрей, - незнакомец улыбнулся и принялся с интересом разглядывать снимки на столе, иногда изумленно приподнимая бровь. И совершенно искреннее удивление у него вызвало фото Ильи, которое он и схватил в руки. – Меня послали помочь тебе освоиться, рассказать правила… Но, боюсь, все это бесполезно.
- Почему? – Андрей так сокрушенно качал головой, украдкой косясь на снимок, что парень почувствовал вскипающий в душе гнев. Да как этот придурок посмел его осуждать, словно сам никогда не занимался ничем подобным?! Хотя, откровенно говоря, злость была вызвана прежде всего смущением.
- Ты веришь в Бога? – в карих глазах Андрея появилось какое-то новое выражение, которое Илья не взялся бы обозначить. Так смотрит на жертву сытый хищник: сейчас он не станет ее трогать, но в ближайшем будущем…
- Нет, - парень торопливо замотался в простынь, когда гость присел на край кровати.
- Плохо. Тебе придется очень тяжело среди братьев и их Хозяев.
- Хозяев? Так это не прихоть Димитрия, чтобы я звал его так? – в голове закрутились воспоминания о разных сектах, маньяках, сборищах извращенцев… очень не хотелось верить, что он попал в лапы к кому-то из них, хотя все факты говорили об обратном.
- Да, Хозяев. Но, думаю, стоит рассказать тебе все по порядку, - Андрей задумчиво закусил губу, словно подбирая слова. Хотя, возможно, так оно и было. – Димитрий – вампир. Да, тот, кто пьет чужую кровь и не выносит солнечного света. Насколько я знаю, он был обращен во время гражданской войны. Говорят, что полумертвый мальчишка выпрыгнул в окно, спасаясь от пожиравшего дом пламени. Крестьяне нашли его на клумбе с переломанными ногами и… решили добить. К счастью, мужикам не хватило знаний или терпения, кто теперь разберет, проверить пульс у окровавленного тела. Потом я не знаю, что произошло, если честно. Мой Хозяин говорит, что Димитрия спас один из высших демонов, сделав вампиром, но мне эта версия кажется глупой. Зачем демону дарить жизнь какому-то мальчишке, пусть даже аристократу?
- А дальше? – Илья инстинктивно подался вперед, чтобы не пропустить ни одного слова из рассказа. Он даже немного пожалел мужчину: спасать свою жизнь, чтобы после умирать в еще больших мучениях – подобное никому не пожелаешь. Парень просто видел, как безвольной куклой вздрагивало от ударов тело мальчишки, а позади полыхал дом…
- Дальше… Дальше он бродил по стране, пока не прибился к местной общине. В нашем городе живут одни из старейших вампиров в мире, потому, видимо, Димитрий решил остаться здесь. Несколько лет он зарабатывал авторитет, помогал создавать правила и законы, которым все вампиры следуют неукоснительно вот уже многие годы. Правда, светоч он решил завести впервые. Хозяин говорил, что Димитрий обладает какой-то особенностью, позволяющей ему не зависеть от человека.
- Светоч? – парень припомнил, что Димитрий тоже так называл его. Знать бы еще, почему…
- Ну, это наиболее понятный термин, впрочем, тоже слабо отражающий суть. Я еще плохо знаю, как это работает, - Илья ехидно подумал, что Андрей вообще, как выяснилось, ничего не знает. И смысл тогда было посылать именно его? – В общем, когда вампиры пьют кровь, то они берут грех на душу. И если таких грехов наберется достаточное количество, то вампир умирает и попадает в Ад, где его ждут вечные мучения. Ну, это официально. На самом деле, механизм выпивания крови до конца никому не ясен, но наличие светочей объясняют необходимостью на кого-нибудь сбросить свои грехи. То есть, считается, что если обвинить перед Богом кого-то чистого и непорочного, то ему никакого особого наказания не будет. Как-то так. Вот и набирают нас, где только могут.
- Так значит, нас обвинят в убийствах? – Илья, откровенно говоря, ничего не понял из сумбурного объяснения гостя.
- Наверное. В любом случае, нам отсюда не выбраться. Потому нам остается только молиться и пытаться страданиями искупить чужую вину перед Господом Богом, - взгляд Андрея снова приобрел жуткое выражение, так напугавшее Илью раньше. Да и голос парня стал выше на пару октав, раскаленным прутом ввинчиваясь в мозг. – И ты, брат, обязан посещать с нами церковь. Тогда, возможно, к тебе снизойдет благодать. Быстрая смерть – мечта каждого здесь.
Пугали не сами слова. Пугала интонация и мечтательный взгляд парня, сказавшего их. Это что же надо делать с людьми, чтобы довести их до такого состояния? А Андрей продолжал вещать что-то о Иисусе, мученичестве, Рае… Илья даже головой потряс, сбрасывая с ушей навешанную лапшу. Он не хотел страдать. И мечтать о быстрой смерти – тоже. Потому и спросил:
- А если сбежать?
- Сбежать? – взгляд гостя вновь стал осмысленным, и парень вновь поразился почти мгновенным переходам Андрея от одного состояния к другому. – Пытались многие, но все они по-прежнему живут в стенах дома общины. До ритуала соединения тебя попросту никуда не выпустят из этой комнаты и будут охранять денно и нощно. А после… После Димитрий почувствует тебя даже в другой стране. И придет следом. Но ты можешь попробовать…
- Ну ладно, - нахмурился Илья, - но почему бы вам тогда не покончить жизнь самоубийством? Вы же мечтаете о смерти!
- Во-первых, это грех, - Андрею явно не понравилось предложение. – А во-вторых, все равно не позволят. Вампиры могут оживлять даже спустя час после смерти. Так что – ничего не выйдет.
- И как же быть?
- Молиться. И верить в спасение. Ты останешься в этой комнате еще неделю, пока община подготовится к ритуалу, потому молиться с братьями не сможешь. Но зато потом наша часовня к твоим услугам, - словно услышав чьи-то шаги, парень быстро вскочил с кровати и бросился к двери, столкнувшись на выходе с довольным жизнью Димитрием. По-прежнему обнаженным. – Господин…
- Лавр уже ждет тебя. Поторопись.
Мужчина запер за унесшимся куда-то парнем дверь и спокойно подошел к столу, выискивая на нем что-то. Впрочем, по тихому рыку стало ясно, что:
- Убью! – Димитрий с силой впечатал кулак в столешницу, от чего массивная доска с жалобным хрустом переломилась пополам. Фотографии и бумаги пестрыми листьями полетели на пол, а Илья в ужасе попытался слиться со стеной. Он еще не верил до конца в рассказанное Андреем, но сила мужчины впечатляла. Равно как и его злоба в резко вскинутых на парня глазах.
- Я ничего не трогал! – поспешил оправдаться Илья, хотя виновник был найден. Просто хотелось как-то защититься, укрыться от гнева Димитрия. Даже если укрытием должен послужить страх. Вот только парень был удивлен.
- Я знаю. Я накажу его, - мужчина внезапно стал каким-то… мягким? Добрым. Он неспешно приблизился к кровати и прикоснулся к щеке парня. А Илья, зажмурившийся в ожидании удара, изумленно распахнул глаза - пальцы Димитрия были теплыми.