05.03.2010 в 08:09
Пишет Прокопян с веслом и хочет весну:читать?
Три года. Прошло три года, ровно - я считал дни. Тысяча девяносто шесть дней. Два года обычных, один - високосный. Двадцать шесть тысяч и еще триста четыре часа. Прошли. С того дня, как Тиро направил на меня дуло своего дробовика.Я до сих пор вздрагиваю, слыша выстрелы. Я до сих пор предпочитаю пребывание в четырех стенам прогулкам в горы или еще - не дай бог! - куда-нибудь. Я до сих пор не чувствую себя свободным.
Стоять на балконе, вдыхая уже привычный воздух Сангрии. Смотреть на далекие звезды, среди которых, где-то там, незаметная - Земля. Место, которое я, несмотря ни на что, считаю своим домом.
Курить. Я так и не отделался от этой вредной привычке. Она успокаивает, позволяет расслабиться здесь, хоть частично. Но пока я буду помнить, что это за место, я буду готов в любой момент убежать. В горы.
За годы жизни здесь, я успел изучить горы, запомнить большую часть пригодных для ходьбы тропинок. Карту, вон, нарисовал. Она висит сейчас на стене в подвале, там, где тренируется Тиро. Я предпочитаю туда не спускаться.
Я предпочитаю делать вид, что забыл о всех тех опасностях, что подстерегают людей на Сангрии. Я предпочитаю делать вид, что не помню жизни на Земле, той, которую можно назвать идеальной. Слащаво-приторную утопию, в которой я жить не пожелал.
Прикосновение чужих рук. Я бы дернулся, если бы не знал, кто стоит за моей спиной. Но я знаю.
Тиро уткнулся лбом мне в спину, между лопаток, замер. Позволил мне медленно, не делая резких движений, обернуться, и, затянувшись в последний раз, поинтересоваться:
-Что?
-Я просил тебя не курить в доме.
Морщусь. Вот привязался с этой своей нелюбовью к вредным привычкам. Не делай то, не делай это. Советует, просит, тщетно пытаясь отучить меня курить. Хотя и понимает, что это бесполезно. Это уже стало неотделимой частью меня. Я так чувствую.
-Я не в доме, я на балконе, - отвечаю, едва заметно улыбнувшись.
Я сильно изменился за эти три года. Перестал безрассудно спорить с Тиро, перестал быть тем беззаботным подростком, каким он встретил меня. Сангрия очень быстро меняет людей. Но, несмотря на все то, чему меня научили порядки этой планеты, я глубоко, искренне, сильно её ненавижу.
-Тогда эту ночь обойдешься без секса.
С трудом сдерживаю неприятную усмешку. Кому это еще больше надо...
-Как ты коварен, - я затушил сигарету, заставив себя улыбнуться. - Так лучше?
-Гораздо...
Ты нуждаешься во мне куда больше, чем я - в тебе, Тиро. И ты прекрасно это знаешь...
Руки. Изящные длинные пальцы - мои. Перебирают его длинные белые волосы, наматывают прядь на кулак, заставляя его приблизиться.
Губы. Сухие, шершавые, мягкие. С до боли знакомым вкусом вареных такр, которые он почему-то всегда так любил.
Глаза. Искусственные, зеленые, сияющие неживым блеском. Красивые. Слишком красивые, чтобы быть настоящими.
Прикосновения. Теплые ладони на холодной коже спины, согревают, почти обжигая. На грани. С ним всегда так.
Поцелуи. Медленные, тягучие, сладкие. Невыносимые. Долгие.
Объятья. Его руки на моей спине, мои пальцы, сжимающие его плечи. Цепляемся друг за друга, словно боимся, что один из нас уйдет. А, может, и правда боимся.
Диван скрипит жалобно под сдвоенным весом, грозится сломаться, когда мы начинаем двигаться. Снимать друг с друга одежду, жадно касаясь обнаженной кожи. Проводить пальцами по спине, пересчитывая позвонки, снова и снова, и слышать стоны отголосками этих прикосновений. Оставлять глубокие царапины длинными ногтями, специально, испытывая судьбу. Он совершенно разучился на меня злиться...
Дыхание. Шумное, сбивчивое, тяжелое.
Сердцебиение. Учащенное, громкое, в унисон.
Стоны. Резкие, долгие, сладкие, невыносимо возбуждающие.
Цветок в горшке, на окне. Фиалка. Кусочек другого мира, в который нам не суждено вернуться.
Не в этой жизни.
Я хочу умереть молодым и родиться вновь, совершенно другим человеком, с совершенно другой судьбой. В другом мире, не в этом. В том, где мы сможем жить долго и счастливо.
Ты и я. Я и ты.