Автор: Tyrrenian
Рейтинг: NC-17
Жанр: думаю, ангст.
Дисклеймер: все мое)
Размещение: низя. Буду сильно ругаццо и кидаться тяжелыми тапками
По заявке Nekomate
скрываясь под маской
часть 4-5Часть 4. Обул
- Ты отпускаешь его? – дей возмущенно смотрел на брата, не понимая, что заставило его так скоро измениться. И тем более он не понимал причин, по которым эмир решил помиловать вора вопреки своим же собственным словам на площади. – Не ты ли казнил большинство советников разом еще вчера? Не ты ли говорил, что всякий вор должен быть наказан? И теперь сам же даруешь свободу базарному вору!
Еще никогда они с братом не были настолько далеки друг от друга, не смотря на то, что разделял их лишь шаг. Как будто место Эбула занял совершенно другой человек, не знакомый и излишне жесткий. Разговор на смотровой площадке одной из башен больше походил на странный сон, навеянный древними духами и равнодушием хрустально прозрачной в ночном небе луны. И только привычно холодящий сквозь тонкую ткань шаровар клинок ятагана возвращал Обула в реальность. Слишком неуместным казался на фоне недобро гудящей в жарких лучах восходящего солнца тонкий стан эмира закутанный в белоснежный ентари. Слишком непривычными казались экономные движения правителя, при каждом жесте отзывающиеся в вязком воздухе блеском драгоценных камней, украшавших перстни и кольца. Слишком лукавым был взгляд карих глаз.
- Не тебе указывать мне, что делать, а что нет, - жестко отрезал эмир, пристально разглядывая напряженную, словно львица перед прыжком, Пустыню. – До тех пор, пока госпожа признает меня правителем этих земель, ты обязан беспрекословно подчиняться моим приказам. Поэтому сейчас же лично выведешь Насреддина из зиндана и отпустишь на все четыре стороны… А сам будешь день и ночь следовать за ним по пятам, пока не убедишься в том, что он не предаст меня.
- Следить за жалким вором? Если ты не забыл, я пытаюсь собрать себе новый отряд, способный обеспечить ТВОЮ безопасность! – Обул злился, прекрасно понимая, что все равно выполнит приказ брата и будет послушно таскаться за так раздражавшим его вором. Но не сделать хотя бы попытку отказаться от неприятной обязанности не мог.
- Пока я во дворце, тебе не о чем беспокоиться, - холодно парировал эмир. – Лучше поторопись… И, Обул, стража не должна его поймать. Отныне это тоже на твоей совести.
Глядя в спину быстрым шагом удаляющегося с площадки дея, Ланьлин вновь просчитывал каждый свой шаг, выискивая ошибки и недочеты. В столь сложной комбинации, где зачастую необходимо дергать сразу за несколько туго переплетенных нитей, нужно действовать четко и идеально верно, иначе прахом обернуться не только мечты о власти, но и весь город. И все же один недочет был: Обул не заблуждался, говоря о необходимости нового отряда янычар взамен погибшего. Возникновение недовольных новым режимом было неизбежно, равно как и покушений на эмира со стороны тех, кто остался у трона, но имел повод бояться за свою судьбу. Но, помятуя об истории Насреддина, эмир собирался создать новые приемы набора. Пора было заканчивать с увертками и обманом: количество оскорбленных родственников грозило превысить все разумные пределы, а значит, и с этой стороны правитель подвергался нешуточной опасности.
Погрязшая в своих традициях и себялюбии династия эмиров подвела свою власть к опасной черте, заставив нового эмира балансировать на тончайшей шелковой нити, одним концом уходящей в бездну. Чтобы создать крепкий мост в будущее для следующих поколений, Ланьлину требовалась сложная система противовесов, управиться с которой будет очень непросто. И для начала следовало напомнить о долге роскийскому послу, который не сможет не прислать ответный дар.
Еще во время битвы с джинами Ланьлин задался вопросом, почему отряд янычар полагался только на магию пустыни, тогда как у них самих было довольно много различных амулетов, вполне способных защитить от ударов духов. Только обретя тонкую, едва ощутимую связь с госпожой, он понял, что магия стихии просто высасывала из амулетов силу, оставляя янычар беззащитными. То есть в большинстве случаев эмир отдавал свое элитное войско на растерзание врагам. И смысла в этом действе Ланьлин не видел, выучив еще в далеком детстве истину хорошего господина: каждый должен заниматься своим делом. Если работой янычар было выполнять даже ценой собственной жизни приказы, то не стоило мешать им, пытаясь укрепить свою власть за счет чужих жизней. Чересчур высокая цена при малом шансе успеха. Да, новый отряд был жизненно важен для Ланьлина, равно как и еще два, не терпящих отлагательств, дела.
Пусть по мосту к Храму Неба вновь выпил все силы эмира. Только теперь ему пришлось выбирать между болью и падением в бездну: перила моста были усеяны острыми шипами, насквозь пробивавшими ладонь при малейшем прикосновении. К счастью, они же помогали удержаться и не сорваться вниз от ставших еще сильнее порывов ветров. Эбул сопротивлялся. Без надежды, цепляясь за свои маски разумом и духом, позволяя ненависти расцвести в своем сердце. Мужчина не знал, а Ланьлин не собирался говорить о том, что именно это чувство и приведет бывшего правителя к поражению. Киотец побеждал, не прикладывая для этого усилий.
Правда, Учитель считал иначе:
- Ты совершаешь одну и ту же ошибку всю свою жизнь, ученик, - старый дракон отстраненно любовался, как неторопливо и непреклонно падают в воды бурной реки лепестки яблони. Белоснежные, с едва видными розоватыми прожилками они, казалось, полностью овладели разумом Учителя. Только казалось. – Торопишься делать то, к чему призывает тебя долг, забывая о истинных ценностях жизни.
- Разве не ты всегда говорил мне, что долг превыше всего? Разве не ты привел меня к эмиру? Не ты ли научил меня отбирать чужие маски? – еще никогда Ланьлин не смел повышать голос на своего Учителя, но слишком тяжел оказался для него путь к Храму Неба.
- Сколь важны мои слова для того, кто сам выбирает свой путь? – улыбнулся дракон. – Я учил тебя лишь тому, о чем ты просил. Я вел тебя лишь туда, где ты мог исполнить свои желания. Но все время надеялся, что однажды ты поймешь свои ошибки и попросишь меня о другом… Лепестки яблони. Они всегда белы, подобно снегу. Мне мало только белизны.
- Ты никогда не говорил, что я иду неверным путем, - процедил сквозь зубы эмир, с трудом сдерживая рвущуюся наружу обиду.
Старый дракон терпеливо прошел рядом с ним каждый день из тех двадцати лет, поддерживая, помогая советом. Когда Ланьлин решил изучить искусство масок, чтобы отомстить Страннику, Учитель стал давать ему уроки, щедро делиться знаниями. Но ни разу не проговорился о том, что подопечный совершает ошибку. Тысячи лиц, тысячи судеб, эмир примерял на себя множество личин: от презренного нищего, с жадностью выискивающего грязный пятак в пыли под копытами лошадей, до высокомерного торговца, умеющего так преподнести свой товар, что многие расстанутся с последними деньгами ради никому ненужного клочка ткани. И ни одна из масок не удовлетворяла Ланьлина, ни одна из них не даровала ему долгожданной свободы, неизменно превращая в заложника древней магии драконов.
А потом появился Эбул. Почти такой же, как и сам Ланьлин двадцать лет назад. Мечтательный, вспыльчивый, стремящийся куда-то за горизонт, как можно дальше от дворцовых стен. Он показался эмиру самой подходящей кандидатурой… Но стал ошибкой.
- Кого же я должен был выбрать? – наконец, осмелился задать вопрос Ланьлин, но Учитель уже покинул беседку, скрывшись в дверях Храма.
Оставшись в одиночестве на берегу быстрой реки, эмир впервые осмотрелся вокруг. Густо поросший яблонями и вишней берег, холодные воды в коротких, словно мазок мастера, росчерках белоснежных и розовых лепестков, и небольшая беседка, в которой так приятно вопреки всем правилам пить чай. Ланьлин неспешно двинулся вдоль берега, касаясь кончиками пальцев стволов деревьев и задумчиво разглядывая рисунок на волнах. Сколько раз за прошедшие двадцать лет он приходил сюда, чтобы получить ответы на свои вопросы? Сколько раз видел Учителя, наблюдавшего за полетом лепестков? Но ни разу не попытался понять смысл этого действа.
Давным-давно, когда Ланьлин еще не был императором Киота, отец пытался научить его красоте мгновения, несовершенства. «Каждое дуновение ветра и блик солнца на поверхности зеленого листа, - говорил император, - уникальны и неповторимы. Проживи хоть тысячу лет, потратив жизнь на поиски его двойника, и все равно окажешься проигравшим. Потому что каждый из них – единственный в своем роде, а потому совершенен…»
Император умер, оставив своему сыну трон, советников и украденную у времени беседу в дворцовом саду. К сожалению, Ланьлин так и не понял смысла этой беседы, предпочитая философии и размышлениям точный расчет и дело. Что сейчас и сыграло с эмиром злую шутку, лишив его возможности разгадать очередную загадку Учителя. Как ни странно, в политике и мотивах других Ланьлин всегда разбирался гораздо лучше, чем в самом себе.
И все же… Дракон никогда не разбрасывался словами, и эта загадка была ключом к верному пути, который старик видел яснее и четче эмира. А значит, было нужно найти ответ во что бы то ни стало. И найти его самому.
Короткий, подобно падению камня из руки ребенка, момент, и Ланьлин вновь очнулся на смотровой площадке своего дворца, стоящего посреди жаркой пустыни. Раскаленные песчинки сердито кололи чувствительную после приятной прохлады Храма кожу, слегка покрасневшую от непривычно злого солнца. Эбулу, прожившему здесь всю жизнь, было куда как проще держать лицо и не морщиться, когда слуги неаккуратно касались обожженной кожи. Прежде всего потому, что его тело привыкло к жару и зною. Тогда как Ланьлину пришлось задуматься об увлажняющих мазях, дабы эмир не пал жертвой неизвестной болезни. Но все это позже, а пока…
- Гейдар, - правитель задумчиво рассматривал игру света и тени в чаше с вином, пытаясь найти ответ на загадку Учителя, а потому не сразу обратил внимание на склонившегося перед ним в поклоне визиря, - мне ведь в скором времени предстоит жениться на девушке, достойной стать матерью моих наследников?
- Мой господин крайне мудр и дальновиден, - учтиво провел руками по плечам старик. – Высокий Диван действительно давно советовал вам озаботиться наследниками и даже подобрал подходящую кандидатуру.
- Базарная танцовщица? – наконец-то отвлекся от созерцания перебродившего сока эмир.
- Разве может обычная девушка сравниться в величии с луноликим? Разве способна робкая свеча бедняка осветить весь мир подобно Солнцу?
- Итак, кто она? – нетерпеливо прервал словоизлияния визиря Ланьлин.
- Принцесса Киота Сяо Тэн, младшая из десяти дочерей императора Вэнь Чжао-ди.
- Император уже дал свое согласие?
- Да.
- Пошел вон.
Поспешно удаляясь прочь из залы, визирь не мог видеть, как пальцы правителя с силой вцепились в чашу, сминая ее подобно стеблю травы. Украшенное витиеватой росписью серебро словно плавилось в руке эмира, поддаваясь малейшему движению.
Там, в далеком прошлом, среди шелестящих сухой листвой рисовых полей, молодого императора вынудили бежать из собственного дома, слово презренного пса-оборотня. А за спиной напуганного мальчишки сгорали мосты, отрезая путь ко всему, что было ему дорого: дома, семьи, страны. И вот теперь у Ланьлина появился шанс стать чуть ближе к своей родине, государству, которому он клялся служить до последней капли крови, отомстить тому, кто некогда лишил его всего. Жениться на собственной сестре, чтобы приблизиться к Страннику, накинуть на подлеца тонкую сеть заговоров и уловок, чтобы однажды выбросить его на дорогу в рваных одеждах подобно рабу. Доказать, что то поражение было лишь досадной случайностью. План был готов за считанные секунды, но одна мысль не давая покоя эмиру:
- Неужели он не понимает, насколько опасен для него этот брак? – обеспокоено высказывал Ланьлин свои сомнения единственному человеку во дворце, которому мог доверять. Восседавший на подушках Эбул послушно следил взглядом за нервно меряющим шагами залу господином и неторопливо пил принесенное слугами вино. Правителю был нужен не собеседник, а слушатель. Тот, кто сможет спокойно внимать его речам, не задавая вопросов и не давая советов. Тот, кто поймет его метания и разделит их, пусть даже храня в сердце ненависть. – Сяо Тэн восьмая на очереди к престолу, а значит, ее дети также будут иметь кровное право стать во главе страны. Тем более глупо отдавать ее замуж за того, кто может силой взять границы Киота! Немного магии, один молниеносный бросок армии Пустыни – и Странник будет императором разве что собственной тюрьмы. И даже драконы не помогут ему в борьбе за собственную жизнь, так как служат только особам императорской крови. Но если он все же понимает опасность затеи, то какую ловушку приготовил на этот раз?
Эбул равнодушно отпил вина и поднял взгляд на замолкнувшего на полуслове эмира, который в этот момент пристально разглядывал свою жертву, позабыв о тревогах. Красивый. Пожалуй, это слово первым приходило на ум при виде человека, лишенного своих масок.
С самого рождения мы создаем свой театр одного актера, подчиняясь нормам и правилам общества, в котором растем. Там, где старость в почете, поднять руку на пожилого человека будет самым страшным преступлением, но за холмом, где люди подчиняются иным законам, никто и не обратит внимания на звонкую пощечину. Каждый родитель стремится воспитать в своем ребенке идеального актера со множеством лиц. Чем больше у него образов, и чем больше он верит в их искренность… Тем проще будет его жизнь.
Но лишившись своих масок, человек становится... человеком. Настолько, насколько это возможно: инстинкты, чувства, мысли – каждая секунда его жизни очищается от ежедневных иллюзий, позволяя увидеть себя. При этом, привыкнув за годы жизни скрывать свое истинное лицо под различными образами, неизменно отвечать заученными жестами на определенные слова, человек теряет и возможность общаться с миром. Просто потому что тело уже не знает, как это делать. Уважение к учителю, проявляющееся в тихом голосе и низких поклонах, трепет перед властьимущими, скрытый среди опущенного взгляда и дрожащего голоса, презрение к ворам и преступникам – без привычных масок, навязанных прошлым целого народа, никто не способен чувствовать все это. Так невозможно ненавидеть человека только из-за чьих-то обвинений, так невозможно уважать другого только из-за его возраста, так плеть в руках остается лишь не имеющей назначения вещью, покуда тебя не хлестнут ею вдоль спины. Абсолютное равнодушие, вызванное незнанием, и делало жертву столь прекрасной. Холод и искристая белизна снегов, прозрачность и неприступность вод горного ручья, загадка, которую невозможно разгадать. Прежде всего, потому, что невозможно понять и осознать то, чего нет.
- Если бы ты только знал, что стоишь сейчас для меня дороже всех бриллиантов этого мира, - зло зашептал Ланьлин, приближаясь к своему рабу, - ты бы не преминул воспользоваться своим преимуществом, чтобы выкупить свободу. Но деньги для тебя, равно как и желание вырваться из заточения, уже ничего не значат. Тебе хочется только найти себя, произнести собственное имя, убедиться в том, что ты еще жив. Твой разум бьется в агонии, не понимая, что произошло, а тело, - эмир легко скользнул ладонью по обнаженной коже Эбула, - покорно отвечает на малейшую ласку, пытаясь найти за ней свое спасение. И знаешь, я прекрасно помню, каково это – метаться между разумом и телом, не в силах перебороть жажду одного и придать сил для победы другому.
Не удержавшись, Ланьлин провел языком по обнаженному животу своего раба, слизывая горько-соленый вкус, густо смешанный с ароматом цитрусовых масел. Кожа под губами казалась чуть прохладной, тонкой, с явственно ощущающимися под ней напряженными мышцами. Звякнули браслеты, прошелестел шелк, опадая на расшитые золотыми нитями подушки, и эмир с любопытством первооткрывателя заскользил руками по бедрам Эбула, пристально вглядываясь в серые глаза маски. От коленей вверх, чувствуя, как короткие волоски щекочут подушечки пальцев, к ягодицам, горячим от солнечного света, падавшего на спину раба. Хотелось обладать им. Настолько, насколько это вообще доступно мыслящему существу. Так, чтобы белой кожи не могли коснуться ни свет, ни тьма, ни воздух. И пить его резкий вкус до бесконечности.
5. Насреддин
Выросший среди шумного базара вор оказался слишком ловок и быстр для отяжелевшего за время командования отрядом янычар Обула. Чтобы догнать умудрившегося запудрить брату мозги мальчишку, дею пришлось восстановить в памяти все навыки и уловки, выученные в первые годы службы. Сложное искусство двигаться в толпе так, чтобы оставаться невидимым, умение видеть путь своей цели, а не ее саму, пристальное внимание и готовность броситься в бой каждую секунду погони. Когда-то именно это стало преимуществом Обула перед различного рода преступниками столицы, позволило ему занять почетное место среди опытных воинов, охотно поделившихся с братом эмира секретами янычар. Но последнее время он больше полагался на силу, набрав вес и растратив часть своей былой ловкости. В битве, где либо ты, либо тебя, нет места изяществу и грации, и рубить зачастую приходится одним ударом, не имея времени даже оглядеть противника.
Потому ничего удивительного в том, что, завернув за угол очередного здания, дей ощутил прикосновение к шее холодной стали, не было.
- Ты слишком медлителен, Обул, - насмешливо провел губами по его уху Насреддин, держа кинжал так, чтобы воин не мог даже вздохнуть толком, не рискуя лишиться головы. – А ведь когда-то тебя прозвали каменной гюрзой, пробирающейся в самом центре города на погибель подобным мне.
- Я и сейчас способен свернуть тебе шею, жалкий пес! – рванулся из захвата Обул, но тут же замер, чувствуя, как по шее пробежала теплая струйка его собственной крови. – Ненавижу тебе подобных!
- Мы отбираем у тебя работу, мешаем красть самому? – казалось, вор играл с опытным воином, презрев чувство опасности. Или знал гораздо больше, чем пытался показать. Например, о том, что эмир приказал брату не трогать Насреддина и всячески защищать от возможных опасностей. А потому без страха слизнул дорожку крови с шеи своей жертвы. – И в полумраке темницы, ты ненавидел меня гораздо меньше, чем сейчас.
При воспоминании об обжегшем губы, словно пламя, поцелуе, Обул вновь дернулся, но вор успел отвести клинок. Тогда, по пути в зиндан, Насреддин, невообразимым образом извернувшись в стальной хватке янычара, осмелился забрать предназначенное одному лишь эмиру. И дей непрестанно корил себя за то, что позволил телу взять верх над разумом, ответив на порочное прикосновение. Ранее знавший лишь женщин, он с удовольствием целовал и облизывал податливые губы воришки, позволяя тому пробраться ловкими пальчиками за пояс ентари.
Если бы Насреддин только захотел, он мог бы выхватить из ножен ятаган и пробить себе путь к свободе. Либо погибнуть в бою, что вернее. Но вместо этого, он предпочел объятия дея и темноту зиндана. Словно знал, что Эбул не причинит ему зла. И все же Обул не понимал, не мог разглядеть за маской опытного распутника истинные причины столь странного поведения. Потому, повернувшись к Насреддину лицом, подавил желание вновь впиться поцелуем в его губы, отгородившись вопросом:
- Зачем ты делаешь это? Неужели всерьез думаешь, что Эбул в случае чего пощадит моего любовника?
- Неужели великий воин настолько невинен, что не может разглядеть за своими привычками простой страсти? – насмешливо вскинул брови вор. – Разве подчиненные не рвались согревать твою постель во время дальних переходов? Разве наложники эмира не стонали в твоих объятиях?
- Не твое дело, - опустил взгляд Обул. В отряде янычар было жесткое правило, запрещавшее воинам иметь связь друг с другом. И пусть в южных странах подобные отношения между сослуживцами более чем одобрялись, дей предпочел оградить себя от всякого рода случайностей заранее. Хотя не признать, что порой был готов плюнуть на собственные принципы, особенно после более чем месяца изматывающего пути, не мог. До знакомства с вором, от его удерживала от соблазна лишь надежда, что Эбул когда-нибудь обратит внимание на своего брата.
- Глупец, я хочу тебя, - неожиданно раздраженно проговорил Насреддин, пряча кинжал в ножны, и воин застыл, боясь сорваться в грязной подворотне и повалить наглеца на землю. – Ты же смотришь на этого самозванца, как на святыню!
- Мой брат – эмир по крови!
- Твой брат? Приглядись внимательнее к человеку, занявшему трон Пустыни, Обул. Увидишь в нем многое из того, что не замечал ранее, - последние слова вор прошептал в губы растерянному дею, но отстранился на мгновение раньше, чем тот потянулся за поцелуем. Возможно, именно это и спасло его от скорой расправы.
Уже глядя вслед ловко пробиравшемуся по ветхим крышам Насреддину, Обул раз за разом прокручивал его совет. Как будто вор говорил о подмене правителя, тайном заговоре вечно крутившихся при дворе интриганов. Но разве возможно найти во всем мире человека, столь похожего на эмира, что даже родной брат не смог бы отличить их друг от друга? И если даже так, то привычки и жесты, холодный взгляд, чуть надменная улыбка будут другими, самозванец в любом случае ошибся бы, показав истинное лицо. Дей был уверен в том, что смог бы распознать подмену, будь ей место во дворце. Ни один шпион или актер не способен столь полно перевоплотиться в другого человека, кроме…
- Ланьлин!
Мальчишка-раб, привезенный когда-то брату в подарок. Он не раз уже демонстрировал свое умение становиться копией другого человека без особых усилий. Обул своими глазами видел копию Амина, Эбула, самого себя. Но не принимал всерьез умение киотца до тех пор, пока ему не указали на это пальцем. Словно пелена упала с глаз дея, позволив найти ответы на многие вопросы в поведении собственного брата. И его большую, чем обычно холодность, и жесткость, и внезапный интерес к политике. После сцены на площади обрадовавшийся было Обул серьезно задумался, не навел ли кто морок на эмира, заставляя его подчиняться своей воле? Ведь раньше, сколь бы ни был далек Эбул от политики, он не поступал так жестоко с собственными приближенными, с уважением относясь к сединам советников. Тогда же, глядя на отстраненно-равнодушное лицо зачитывавшего приговор брата, дей впервые увидел в его глазах презрение. Как будто кто-то… подменил эмира.
Не слыша возмущенных окриков прохожих, дей принялся прорываться сквозь толпу к белевшим вдалеке стенам дворца.
- Мне нужно поговорить с тобой! – Обул ворвался в зал совещаний, торопясь выяснить правду, и наткнулся на более чем удивленные взгляды советников и самого эмира. Ранее никто не смел даже помыслить о том, чтобы посетить высокое собрание без разрешения правителя. Прежде всего потому, что этот проступок карался месяцем зиндана. Но дею было все равно. Лишь бы убедиться в том, что вор солгал, сыграл на его чувствах, использовал одну из сотен лазеек, чтобы вырваться на свободу.
- Мне казалось, я отдал тебе приказ, - нахмурился эмир, взмахом руки останавливая слуг, торопящихся увести дея прочь.
- Это касается Ланьлина, - в том, что брат неравнодушен к своему рабу, Обул не сомневался ни секунды, потому и использовал последний аргумент, чтобы заставить эмира скорее выпроводить советников.
- Подожди за дверью.
Ранее Эбул предпочел бы немедленно завершить Диван, оставив все вопросы на потом. Теперь же так похожий на него незнакомец лишь непререкаемым тоном потребовал у советников не затягивать с принятием решений и не тратить время на пустые споры. Ровно так, как и должен поступать правитель, но вопреки привычному поведению Эбула.
Обул растерянно закусил губу, не понимая, что чувствует. С одной стороны был любимый сильнее собственной жизни брат, который сейчас находился в опасности. С другой – нововведения самозванца пока приносили только пользу Пустыне, предвещая скорое благополучие и процветание страны. Как бы ни был верен Эбулу дей, но он служил прежде всего Великой Госпоже, ставя ее интересы выше своих собственных. А она пока не проявила неудовольствия новой властью…
- Надеюсь, твои новости стоили поспешного завершения Дивана, - эмир лично распахнул резные двери, пропуская брата в пустой зал. И пусть на его лице явственно читалось беспокойство, Обул пристально следил за каждым движением правителя, пытаясь уловить малейшее отличие. – Итак, я слушаю тебя.
- Я нашел покупателя для твоего раба, как ты и просил. Купец Фаид согласен взять его в любом состоянии за двадцать золотых уже завтра, - эмир недовольно нахмурился, словно пытаясь вспомнить, когда отдавал такой приказ, но все же спокойно разлил сверкающее рубинами в солнечных лучах вино по чашам.
- Я не готов отдать его, - покачал он головой после минуты раздумий. А ведь раньше Эбул не задумывался об ответах, предпочитая высказывать свое мнение порой излишне прямолинейно. Пригубив нагревшееся за время собрания вино, дей мысленно отметил этот факт и решился задать следующий вопрос:
- Почему?
- Я должен разгадать его тайну, во что бы то ни стало. Должен найти ответ раньше других, - вскинул голову эмир, крепче сжимая пальцы на горлышке кувшина.
- Но где ты еще найдешь глупца, согласного выкупить немого мальчишку за такую сумму?
- Я не обеднею, если не стану продавать его вообще, - жестко отрезал Эбул. – А вот тебе не мешало бы вспомнить о своих обязанностях и моем приказе, который ты осмелился нарушить. Я уже не говорю о прерванном собрании Дивана.
- Отец учил нас уважать прежде всего друг друга и находить время для бесед при любых обстоятельствах, - вкрадчиво протянул Обул, заметив, как раскраснелся от выпитого брат. – Ведь мы – все, что есть у нас.
- А еще госпожа и народ, которому мы обязаны служить, - фыркнул эмир. – Отец учил нас многому, мой брат, но лучше бы подготовил к тому, что ждало нас за чертой его смерти. Где была его мудрость, когда ты осмелился ударить меня и Ланьлин пожертвовал собой? А теперь ты желаешь продать человека, спасшего твою жизнь, словно хромого скакуна?
- Прости, - склонил голову дей, небрежно проведя ладонями по плечам в жесте уважения. – Я погорячился.
- Надеюсь, этого больше повторится…
- Слушаюсь, мой господин.
Лежа в своих покоях после утомительного дня, Обул раз за разом прокручивал короткий разговор с братом, пытаясь найти в его поведении хотя бы намек на фальшь, хоть одно неверное движение. Но все говорило за то, что эмир был эмиром, родным братом дея, луноликим Эбулом. Со свойственной ему задумчивостью, резкостью высказываний, необоснованной ненавистью к собственному отцу. Пожалуй, последнее убедило обула сильнее всего. Сколь бы сильно отец не любил своих сыновей, но наследник так и не простил старому эмиру смерти, неизменно высказываясь против уроков родителя и против его политики. Хотя порой Обул был вынужден признать, что брат поступает опрометчиво, оказываясь от действительно необходимых мер под влиянием собственных чувств, и неизменно применял уроки отца на практике, прослыв одним из лучших военачальников столетия. И все же… Все же было в беседе с братом нечто такое, что заставляло дея метаться между желанием добраться до истины и страхом навсегда потерять доверие Эбула.
С тяжелым вздохом воин перевернулся на живот, поведя приятно ноющими после умелого массажа плечами, и замер, чтобы не спугнуть скользнувшую в открытое окно тень.
- Итак, ты поговорил с эмиром? – вор и не собирался скрываться, безбоязненно приблизившись к напряженному дею. А потому воину не составило труда повалить его на подушки, придавив для верности своим телом.
- Ты солгал мне, чтобы получить свободу для своих делишек, сын шакала! На троне сидит мой брат, и я желаю знать, для чего ты затеял эти игры в ложь? – Насреддин и не пытался вырваться, лишь недоуменно распахнув глаза и робко касаясь ладонями обнаженной кожи в вырезе халата Обула.
- Если бы я солгал, то для чего явился сейчас? Дей, пойми же, на троне пустыни сидит не твой брат!
- Я видел его каждый день на протяжении двадцати лет, я знаю Эбула с детства, его жесты, его взгляды, его голос. Я могу узнать его по звуку шагов, даже не видя ничего вокруг. И не говори мне об ошибках, потому что они исключены! – дей лгал. Прежде всего, самому себе, боясь, что если вор прав, то Эбулу грозит опасность. А увидеть брата беспомощным Обул не был готов. Потому только зажмурился, чтобы не встречаться глазами с сочувственным взглядом Насреддина. Правда, лишенное зрения тело отомстило по-своему, излишне ярко отреагировав на присутствие привлекательного мужчины.
- Выслушай меня, и все поймешь, - почувствовав колебание противника, вор скользнул пальцами за отвороты халата, спуская с плеч тяжелую ткань и мысленно вознося хвалу своим богам за то, что дей не надел сегодня такой лишней нижней рубашки. – Если мои слова не убедят тебя, то я сделаю все, что попросишь.
- Говори, - Обул попытался отстраниться, чтобы дать рукам отдохнуть, но Насреддин заставил его опуститься на себя, вынуждая бороться еще и с искушением.
- Твой брат всем сердцем ненавидит собственного отца и всеми доступными ему способами стремится вычеркнуть любое воспоминание о нем из своей жизни. Но сегодня эмир признал законы о строительстве приютов для детей-сирот и новой обсерватории под Мехдишехром разумными и требующими незамедлительного исполнения. Это раз, - вор с улыбкой раздвинул ноги, сгибая их в коленях. Чтобы полнее чувствовать реакцию дея на свою близость. – Эбул с детства приучен почитать старших, не смея поднимать на них руки или оскорблять действиями, но казнил большую часть Дивана, обойдясь с ними более чем презрительно. Это два. И в-третьих, Обул, какого цвета глаза у твоего брата?
Услышав вопрос вора, дей был готов рассмеяться в лицо обманщику и с позором выставить его прочь из дворца, приказав страже не подпускать на расстояние пики к воротам. Потому как именно холодная сталь во взгляде брата не раз била Обула сильнее ятаганов врагов. Серые, с темным ободом по краю радужки, полные затаенной боли и ненависти к собственной жизни… Но в тот же миг все нестыковки в поведении эмира в последнее время встали на свои места: глядя в глаза Обула, правитель цепко прощупывал его пламенем карих очей, проверяя реакцию на каждое свое слово. Как будто играл роль, боясь ошибиться в каждом вздохе.
- О, Алрах! Ты прав! – Обул поспешно вскочил на ноги, одним движением запахивая халат, но был на полпути остановлен Насреддином:
- И куда ты собрался?
- Я должен спасти Эбула!
- Спасти? – насмешливо протянул вор. – От чего? Для всех вокруг Эбул спокойно правит страной, став наконец-то достойным правителем. Он вернее обвинит тебя во лжи, нежели покается в обмане. Тем более, что сама Пустыня признала его своим преемником.
- Но как же Эбул?
- Чтобы спасти его, нам нужен хороший план, который не раскусит дорвавшийся до власти самозванец, - потянул дея на подушки Насреддин, мягко поглаживая его напряженные плечи через ткань халата. – Он слишком умен, чтобы кидаться в бой с горячей головой, как ты привык делать. Здесь нужна хитрость и свойственное всем ворам коварство.
- Но зачем тебе это? – поинтересовался Обул, вспомнив, что брат бы не был столь великодушен к вору.
- Возможно, я ожидаю благодарности от тебя? – Насреддин нетерпеливо рванул узел на поясе халата воина.
- Сначала спаси, после получишь все, что пожелаешь, - отстранился дей, вновь запахивая полы одеяния под разочарованным взглядом вора. Он почти пожалел о своем поступке, благо Насреддин не собирался сегодня сдаваться без боя.
- Спасу, обещаю, - как ребенку, тщательно проговорил он. – Но на это нужно время, а я не хочу больше ждать.
- Надеюсь, твоим обещаниям можно верить, - прошептал Обул в губы вора, вновь подминая его под себя и устраиваясь удобнее между ног. – Иначе обычная казнь покажется тебе легкой щекоткой, Насреддин.
часть 6. Храм6. Храм
Едва за деем захлопнулась дверь, Ланьлин устало откинулся на подушки, подставляя обнаженную шею ворвавшемуся в окно горячему ветру. Он не приносил облегчения, но позволял хоть немного расслабиться. Эмир недовольно потер кончиками пальцев виски, прокручивая в голове разговор с Обулом и проверяя его на ошибки. Слишком велика цена собственной невнимательности.
Ланьлину пришлось изрядно попотеть, до боли напрягая связь между собой и Эбулом, который продолжал рьяно сопротивляться попыткам правителя забрать еще и его память. Но все же эту битву киотцу, кажется, удалось выиграть, на время усыпив бдительность дея. В том, что «срочная» беседа была простой проверкой, эмир не сомневался не секунды с того момента, как открыл дверь и встретился с Обулом взглядом.
Личность того, кто зародил зерно сомнения в душе янычара, также не была загадкой для эмира. До сих пор лишь один человек смог приблизиться к его тайне больше других. Оставался вопрос, для чего вору понадобилось свергать самозванца с трона, если сложившаяся ситуация как нельзя лучше походит на коварную месть? Ведь будь Эбул свободен, он не преминул бы обезглавить Насреддина, чтобы обезопасить себя. Сейчас же мужчина был бесполезен и беспомощен, не представляя никакой угрозы и страдая так, что все муки ада после этого покажутся легким дуновением ветра.
Головоломка не сходила, а искусно переплетенные нити ускользали из пальцев, оставляя на коже тонкие кровоточащие полоски. Нужно было укрепить свои позиции, окончательно снять с Эбула его маски и разорвать их все еще крепкую связь. Но за годы скитаний Ланьлин слишком соскучился по чьему-то присутствию рядом, а потому осознанно шел на риск, затягивая с завершением ритуала.
«Все же я слишком человек», - устало откинулся на подушки эмир.
Его Учитель не раз рассказывал об образе мыслей драконов, позволявшем им достигать вершин самопознания. Нет сомнений, нет ошибок, лишь уверенный путь к цели, словно лестница к Храму Воды в северных пределах Киота. И сколь бы много ни было ступеней и густым туман, подчас не позволяющий разглядеть кончик собственного носа в густой мгле, каждый из драконов всегда знал, что впереди ждут только препятствия, неизменно поднимающие путника все выше. К сожалению, Ланьлину эта наука так и не далась, разбившись о неизменные попытки сделать шаг побольше либо и вовсе перепрыгнуть ряд ступеней, рискуя оступиться и рухнуть вниз.
Вот и прошедшим вечером он едва удержался, чтобы не преступить черту, вновь обрекая себя на годы скитаний. Податливость и уступчивость Эбула подкупала, возбуждала сильнее его умелых ласк в их первый и последний раз. Но стоило эмиру встретиться взглядом со стальным холодом голубых глаз, пустых и безразличных, как у куклы, возбуждение схлынуло, оставив после себя лишь неприятную щекотку в позвоночнике. Так заинтересовавшее некогда Эбула равнодушие спасло Ланьлина и на этот раз, не позволив совершить ошибку и наконец-то овладеть наследником Пустыни. Эмир даже пожалел, что не сделал этого раньше, когда накидывал на лицо образ дея и ласкал мужчину у края купальни. Если бы их не прервали…
- Мой господин, - визирь несколько опасливо ступил на мягкий ковер залы, в которой изволил отдыхать эмир, - прошу прощения за вторжение, но ты сам просил принести тебе документы, требующие рассмотрения завтра.
- Да, я помню, - тут же отбросил лишние душевные переживания в сторону Ланьлин. – Надеюсь, высокий Диван не будет против моих решений?
- Раньше ты не уделял столь пристального внимания государственным делам, о мудрейший, - осторожно ответил Гейдар, заслужив едва заметную улыбку правителя. Пусть лесть и была основой вежливости в Пустыне, но местный народ за годы правления тиранов и самой стихии научились столь ловко увиливать от опасных ответов, что эмир проникся к ним глубоким уважением. Вот и сейчас визирь сказал то, что должен был, не выразив, впрочем ни своего мнения, ни истины, ни лжи… Как и полагается второму человеку в государстве.
«Третьему, - тут же поправил себя Ланьлин, просматривая принесенные стариком свитки. – Второй заперт в гареме и охраняется тщательнее самой великой драгоценности мира»
Разворачивая очередной свиток, он невольно поморщился. Массивные кольца, щедро усыпанные драгоценными камнями, ужасно мешались, вызывая желание сбросить их. Кроме того, пальцы Эбула, пусть и тонкие, были все же несколько крупнее, чем у киотца, от чего некоторые перстни все время норовили спасть с руки, что еще больше раздражало правителя. Длинные полы халата из слишком мягкой ткани мешались при попытке сменить позу на подушках, обволакивая ноги сильнее тины в лесном озере. Липкая от пота кожа и влажные волосы, которые приходилось мыть по несколько раз в день, лишь дополняли картину неудобств эмира, заставив его уже не раз пожалеть о выборе направления своего пути. Тем не менее, маска была выбрана, и Ланьлину приходилось терпеть, надеясь в скором будущем привыкнуть к природе Пустыни, и просто делать свое дело.
Но мысли неизменно возвращались к так мучившей эмира проблеме. Он никак не ожидал, что вор сумеет найти общий язык с Обулом и, более того, донести до него свои подозрения… Убедить дея в ошибке было не так уж сложно. Оставался вопрос, как закрепить этот эффект, как вернуть утерянное доверие?
Продолжая скользить взглядом по вычурной вязи документов, Ланьлин вынужденно признал, что запутался в собственной же игре, растеряв большую часть нитей. И хуже всего было то, что ожидать помощи от дракона было бессмысленно. Учитель задал свою загадку, на которую эмир так и не нашел ответа, а значит, не станет тратить времени на пустые разговоры.
- Скажи, Гейдар, - запрокинул голову эмир, ловя глазами взгляд визиря, - что ты делаешь, когда тебе нужны ответы?
- Иду к тому, кто может мне их дать, - пожал плечами слегка ошеломленный вопросом старик.
- А если нет такого человека? – продолжал настаивать Ланьлин.
- Что-то случилось, мой господин?
- Просто ответь, - визирь вздрогнул, увидев на губах правителя уже, казалось, забытую улыбку, но все же собрался с мыслями.
- Тогда я иду к своему внуку.
- Для чего? – изумленно приподнял брови эмир, откладывая документы в сторону.
- Только так я могу забыть на время о своих проблемах, а после на свежую голову проще искать решение.
- Что же, жаль, что у меня нет внуков, Гейдар… Очень жаль, - с улыбкой покачал головой Ланьлин и вновь углубился в изучение свитков.
Спустя два часа он подписал последний приказ и обессилено рухнул на подушки, закрывая глаза руками от слепящего через окно солнца. С каждой минутой существование в чужом облике становилось тяжелее, разрывая изнутри. И дело было не в том, что связь Ланьлина с масками была еще слишком слаба, просто собственная излишне сильная и свободолюбивая натура боролась с навязываемыми ей порядками. До боли в мышцах хотелось поддаться своим слабостям и шагнуть в пропитанное ароматом масел и цветущих роз пространство гарема.
Лгать самому себе и отрицать притягательность Эбула эмир не мог, как ни пытался убедить себя, что это – только последствия их временной связи, должные закончиться с завершением ритуала. Будь дело в Киоте, в императорском дворце двадцать лет назад, Ланьлин без раздумий бы кинулся грудью на острие стального взгляда, стремясь заполучить этого мужчину в свою коллекцию. Но здесь, в Пустыне, Эбул становился врагом, главной опасностью для будущего эмира, а потому… Потому правитель старался держаться от него как можно дальше, позволяя телу получать удовольствие от прикосновений к вызолоченной солнцем коже лишь во сне.
- Ты так и остался пятнадцатилетним юнцом, получившим в свои руки слишком много власти, - эмир не заметил, когда успел оказаться в пределах Храма, да еще минуя мост. Похоже, Учитель сам призвал своего нерадивого ученика, что было еще удивительней. И все же Ланьлин приготовился послушно внимать речам старого дракона. – Сидя на троне, ты не получаешь удовольствия от управления другими, устаешь дергать за ниточки, позволяя им выскользнуть из твоих рук, мечтаешь об ином. Все эти годы ты, Ланьлин, стремился украсть маску у другого вместо того, чтобы…
- Найти себя, – эту речь дракона эмир знал наизусть и мог продолжить ее в любой момент. Возможно, в словах Учителя и была доля истины, но за годы странствий она порядком поистрепалась, истерлась, потеряв свою ценность и весомость в глазах правителя. – Двадцать лет ты говоришь мне об одном и том же, Учитель, и двадцать лет не отвечаешь на один вопрос: как? Что я должен сделать, чтобы вновь стать человеком, вновь пройти по миру со своим лицом?
- Ты ищешь ответы во вне, - покачал головой дракон, - тогда как все они уже давно внутри тебя…
Эмир едва удержался, чтобы не рассмеяться в лицо одному из мудрейших существ в мире: Учитель раз за разом повторял одни и те же слова, не указывая путь, а только помогая своему подопечному осмыслить происходящее. Когда-то старый советник говорил юному Императору Киота, что именно в этом и заключается истинный смысл наставничества. Но когда ученик остается один в темноте, ему не нужны свитки и мудрые книги, а крохотный фонарик, разгоняющий темноту.
Неожиданно, с чувством глубокого удовлетворения, Ланьлин осознал, что больше не вернется в Храм. Не от обиды на Учителя или собственной слабости. Просто больше ему здесь нечего делать. Под пристальным взглядом старого дракона эмир развернулся было, чтобы впервые за все время их знакомства пройти через мост в обратном направлении, но был остановлен незнакомым голосом:
- Похоже, ты уже нашел все ответы. Осталось только признаться себе в этом, - на пороге Храма стоял сам Господин Настоятель. Тот, кто заронил зерно познания и магии в человеческом мире. Тот, кто, по слухам, стоял у истоков создания всего сущего. Тот, кому была подвластна сама Карима. И сейчас, глядя на теряющегося в расшитых золотом и жемчугом богатых одеждах старика, Ланьлин не мог поверить, что именно он способен принимать облик Великого Дракона.
Похоже, мысли эмира отразились на его лице, потому как Господин Настоятель только лукаво улыбнулся и сделал пару осторожных шагов вниз по ступеням:
- Скажи, Император, рассказывал ли тебе твой Учитель о драконах? – и, прежде чем Ланьлин произнес хоть слово, вскинул руку, призывая дать договорить. – Говорил ли о нашей способности не поддаваться мимолетным страстям и чувствам? Управлять собой, как ветер с горных склонов правит лепестком сакуры?
- Конечно, - торопливо поклонился эмир, краем глаза уловив недовольный взгляд Учителя. Казалось, дракон был заранее против того, что скажет Господин Настоятель, но все же предпочитал промолчать.
- А говорил ли тебе твой Учитель… что ты не дракон? – насмешливо поинтересовался старик, позволив губам чуть дрогнуть в улыбке.
- Не думаю, что стоит говорить об этом ему, - наконец, не выдержал Учитель, и Ланьлину на миг показалось, что в воздухе мелькнули покрытые сверкающей чешуей огромные крылья.
- Все мы совершаем ошибки, - проигнорировал выпад подчиненного Господин Настоятель, продолжая по-прежнему обращаться к удивленно застывшему посреди дорожки эмиру, - и люди, и драконы. К сожалению, видеть истину дано лишь избранным, тогда как остальные вынуждены довольствоваться верой в собственные знания. Вот и получается, что человек считает себя драконом, а дракон… - старик повернулся к Учителю, - видит в своем подопечном юного дракона.
- Так значит, все, чему меня учили, неверно? – внутренне ужасаясь собственной смелости, поинтересовался Ланьлин. Тот самый мальчишка-император, разом потерявший не только дом и свою жизнь, но и самого себя. Как будто и не было тех двадцати лет бесконечных скитаний по дорогам и домам в поисках подходящей маски, как будто не было подвесного моста и пропасти под ним. – Неужели я потратил двадцать лет на то, что не пригодится ни одному человеку?
- Не стоит судить так о полученных знаниях, - господин Настоятель сделал еще пару шагов, чтобы затем опуститься на ступени подобно обычному бродяге. Теперь даже его великолепные одежды казались рубищем нищего. – Преимущество людей над драконами очевидно, а потому не доступно ни одному из вас: лишь человек способен выбирать свою судьбу, тогда как мы в своей бесконечной мудрости обязаны подчиняться давным-давно устаревшим законам. Подавлять свои желания, отбрасывать чувства, до конца идти к однажды выбранной цели.
- И вы стали самыми великими во всех мирах, - поклонился Ланьлин.
- Великими нас сделали люди, как бы не льстило обратное драконьему самолюбию. И все же… Поверь, человек, я бы с радостью поменялся с тобой местами. Потому что у тебя еще есть выбор.
Эмиру нужно было время, чтобы осознать слова дракона. Слишком сильно ударило по нему понимание того, что вернуться в Храм он не сможет уже никогда. Все ответы даны, все ступени пройдены, и драконы уже не будут вести неспешные разговоры с запутавшимся в самом себе человеке.
Походы в Храм давали Ланьлину гораздо больше, чем руководство к действию. Как любому человеку, ему было проще обвинять в своих неудачах дракона, нежели самого себя. И пусть Учитель ни разу не давал конкретных советов, пусть только помогал эмиру идти своим путем. Оказаться на пыльном тракте в одиночестве было слишком страшно. Осознавать, что прошлое не изменилось, остаться с ним наедине – слишком тяжело.
Возможно, так было правильно, но сейчас Ланьлин сожалел, что Учитель не обучил его встречаться лицом к лицу со своими… ошибками. Признавать их и исправлять неминуемые последствия. Эмиру не хватало смелости обернуться назад и понять, где же он все-таки свернул не туда. И сердце начинало биться еще сильнее, когда приходило понимание того, что впереди тоже ждут развилки и повороты. Одни можно будет легко избежать, через другие придется пройти, раз за разом приближая себя к цели.
- Ты хороший Учитель, Шао-Тень, - произнес Господин Настоятель, поднимаясь со ступеней. – Не смотря на допущенные тобой ошибки в наставлении этого юноши, он сумел стать достойным звания Ученика. Ты же… Можешь войти в Храм, если все еще желаешь присоединиться к нашим службам.
Эмир недоуменно смотрел, как легко и непринужденно поднимается к дверям Храма старый дракон, за считанные мгновения скрывшись в его прохладном полумраке. Словно не он только что с трудом спустился на четыре ступени вниз, чтобы присесть отдохнуть от непомерной нагрузки. И совсем не удивительным оказался звон колокола, предвещающего вечернюю службу.
- Я сотни лет мечтал услышать этот звук, - хрипло произнес старик, глядя сквозь листву и солнечные блики на одну из башен Храма. – С тех пор, как Настоятель отлучил меня от службы за нарушение наших заветов. Мы – обитатели мира духов и теней, нам подвластен разум и чувства, но… Но все же мы не можем нарушить извечные правила, не навредив миру людей. и потому, когда я, глупый влюбленный мальчишка, выбрал между человеческой девушкой и Храмом ее, отлучение стало самым страшным наказанием. Драконы живут долго. Ровно столько же, сколько существует мечта о полете. Потому однажды я вновь оказался у этого порога, потеряв все.
- Она умерла? – злость на Учителя прошла, оставив после себя лишь неприятный осадок.
- Она предпочла забыть меня, - улыбнулся дракон. – Любить живого человека оказалось проще, чем бестелесного духа, с которым она могла встречаться только во сне.
- Мне жаль.
- Жалеть стоит только о своих ошибках, Ланьлин. Я же выучил свой урок, просиживая годы и века в этой беседке у порога своей колыбели.
Перед тем, как Храм Воды растаял в молочной дымке тумана, эмир успел увидеть спину входящего в гостеприимно распахнутые двери Учителя. Возможно, для дракона это и было лучшим исходом, но Ланьлин знал, что для себя желает большего, чем тихая грусть по так и не растраченному чувству.
@темы: скрываясь под маской, заявка, слеш, фентези
-
-
05.07.2010 в 13:47-
-
11.07.2010 в 08:42-
-
06.08.2010 в 20:09Tyrrenian, спасибо
*пошла читать*
-
-
07.08.2010 в 06:04