Как вы могли? Ведь это одуванчик! (с)
Текст не отбечен... просто зарисовка.
читать дальшеТы улыбался в день нашего знакомства. Налетел со спины на брата и расхохотался, повисая на его шее. С улыбкой ты прожимал мою руку, требуя называть себя «солнышком». Я не мог не согласиться. Разве это плохо называть вещи своими именами?
А потом ты забавно морщил нос, испачканный в пене молочного коктейля, который купил по дороге домой и тут же отдал проходящей мимо девочке.
Уже в квартире твоего брата вы принялись дурачиться и распевать детские песенки, умудрившись втянуть в это развлечение всех домашних. А я все не мог согнать с лица эту дурацкую улыбку, непроизвольно наползающую при виде тебя.
Вы бегали по комнате, дрались подушками, водили хоровод с детьми брата… И над всем этим царил твой чистый, звонкий смех. Ты блестел на меня глазами из своего угла кухни, куда забился во время ужина, и восторженно пересказывал домочадцам все, что узнал за прошедший семестр. Никогда бы не подумал, что буду не отрываясь слушать о теории вероятностей и неопределенностях Гейзенберга.
Уже в полночь ты отправился укладывать детей спать, и они, даже пятнадцатилетний оболтус, с восхищением внимали странной сказке о драконах без крыльев. А мы стояли с твоими родителями за дверью детской и жадно вслушивались в каждое слово.
Спустя неделю ты потащил нас в поход по горам, взбудоражив весь дом, включая соседей. Старушки бегали по этажам, выпрашивая друг у друга приправ или муки, пекли нам в дорогу пирожки, а мужской состав подъезда приводил в порядок рюкзаки и бытовую утварь.
В горах ты таскал всех по самым непролазным местам, рассказывал о лечебных свойствах трав, выдумывал на ходу легенды о реках и перевалах. А ночью безошибочно определял созвездия и говорил об их истории открытия, физических параметрах звезд, связанных с ними легендах. И мы слушали, внимали и улыбались. Рядом с тобой начинали улыбаться даже самые мрачные индивидуумы.
День нашего возвращения превратился во всеобщий праздник с шашлыками и плясками во дворе, с нарядом милиции и совместной фотосессией вокруг уазика.
Через три дня я вышел на работу и потерял тебя из виду. Мы не пересекались ни у тебя дома, ни на дружеских попойках. Ты казался сном, случайно мелькнувшим среди туч солнечным лучиком. Но каждый раз при воспоминании о тебе, на мое лицо наползала улыбка. Окружающие решили, что я влюбился. А я и не спорил.
Потом я встретил тебя в городе с кипой книг различной тематики в окружении толпы обожателей. Ты дарил свою улыбку каждому из них, беззаботно, щедро, бездумно. Бескорыстно отдавал их жадным сердцам всего себя, не заглядывая в будущее.
Мы отвязались от народа и пошли гулять в парк. Ты все цеплялся за свои книги, не смотря на мое предложение оставить их в машине, и перекладывал связку из руки в руку, забавно перекашиваясь каждый раз.
Уже в закатных лучах ты, не переставая улыбаться, признался, что у тебя замерзли руки, и попросился обратно. А я принялся согревать твои маленькие ладошки своим дыханием, заставив опустить книг на землю и пытаясь спрятать улыбку.
Мы целовались в тени чертова колеса, так и не добравшись до касс, ты прятал холодные руки под моим свитером и улыбался.
Я навсегда запомню наш первый раз. С жаркими объятиями, срывающимся дыханием и твоей шальной улыбкой, не гаснущей ни на секунду.
Твоя семья была против наших отношений, брат грозился лишить тебя возможности видеть племянников, а ты все улыбался и улыбался… Даже когда тебя били по лицу, ты жадно ловил каждое движение, каждое ощущение. Так же как наслаждался каждым вдохом, облаком в небе, упавшим на землю листком.
Я учился быть как ты, но не мог. Я бил твоих обидчиков, орал на твоего отца, уничтожал любого, посмевшего косо глянуть на тебя. Только рядом с тобой жизнь казалась настоящей, только при виде твоей улыбки я чувствовал себя живым. Все вокруг тогда казалось серым и невзрачным по сравнению с твоим сиянием и вместе с тем удивительным и красочным, когда ты уделял ему внимание.
Я слушал твои сказки перед сном и просыпался в твоих объятиях, учился готовить завтраки (яичница-глазунья с обязательным стаканом воды, только так и никак иначе) и приноровился совершать утренние пробежки по улице. А еще мы собирали паззлы. Огромные, из десяти и более тысяч деталей. Ты заказывал их в какой-то фирме за крупные суммы и возился в пестром мусоре целыми вечерами.
А потом… ты ушел. Спустя пять лет твоей улыбки, совместных завтраков и прогулок, спустя четыре Новых года без подарков. Потому что мне был нужен только ты. И я остался один. Готовил яичницу-глазунью, бегал по утрам, пытался закончить очередную головоломку… И задыхался. Мне была нужна эта твоя постоянная улыбка, необходимость на каждой прогулке согревать твои ладошки своим дыханием и тихое посапывание справа. Ты всегда спал только справа, говорил, что так не отвлекает биение чужого сердца. Видишь, я помню до сих пор. Помню все.
Как ты купил пианино, а оно не влезло в дверь, и ты упросил соседей разрешить поставить инструмент в подъезде. Как ты скрещивал во сне ступни или смотрел на небо с широко раскрытыми глазами. Я помню аккуратно свернутые в идеальные квадратики фантики от конфет и порезанные кубиками помидоры. Ты всегда резал их кубиками, говорил, что так вкуснее…
Я помню это все. И помню, как ненавидел тебя, ненавидел всем сердцем каждую проведенную вместе секунду. Бесился, вызванивал тебя, твоих родственников, друзей. Знакомых… Зачем? Просто чтобы еще раз увидеть твою улыбку. Чтобы понять, почему ты ушел.
Через год позвонила твоя мать и пригласила на похороны. Тогда ты впервые не улыбался. А я стоял, как дурак, у гроба и все ждал, ждал, когда же растянутся мягкие губы в улыбке, когда откроются и заблестят шальным светом глаза.
Я же не знал, что рак научил тебя любить каждое мгновение жизни. не знал, что последний год ты провел в клинике на одних обезболивающих… не знал, что все пять лет нашей совместной жизни ты рыдал от приступов в ванной…
Ты знаешь, у меня, оказывается, есть дочь. Ей сейчас десять. У нас с тобой не могло бы быть детей, но… я бы очень этого хотел. Эти цветы для тебя. Ты ненавидел розы, но обожал шиповник… Наверное, потому твои родители посадили на могиле этот куст. Хотя жалко… лилии смотрятся рядом с ним нелепо.
Отодвигаю ветки шиповника от фотографии, рукой стираю пыль… А ты все также улыбаешься, но уже действительно навечно…
читать дальшеТы улыбался в день нашего знакомства. Налетел со спины на брата и расхохотался, повисая на его шее. С улыбкой ты прожимал мою руку, требуя называть себя «солнышком». Я не мог не согласиться. Разве это плохо называть вещи своими именами?
А потом ты забавно морщил нос, испачканный в пене молочного коктейля, который купил по дороге домой и тут же отдал проходящей мимо девочке.
Уже в квартире твоего брата вы принялись дурачиться и распевать детские песенки, умудрившись втянуть в это развлечение всех домашних. А я все не мог согнать с лица эту дурацкую улыбку, непроизвольно наползающую при виде тебя.
Вы бегали по комнате, дрались подушками, водили хоровод с детьми брата… И над всем этим царил твой чистый, звонкий смех. Ты блестел на меня глазами из своего угла кухни, куда забился во время ужина, и восторженно пересказывал домочадцам все, что узнал за прошедший семестр. Никогда бы не подумал, что буду не отрываясь слушать о теории вероятностей и неопределенностях Гейзенберга.
Уже в полночь ты отправился укладывать детей спать, и они, даже пятнадцатилетний оболтус, с восхищением внимали странной сказке о драконах без крыльев. А мы стояли с твоими родителями за дверью детской и жадно вслушивались в каждое слово.
Спустя неделю ты потащил нас в поход по горам, взбудоражив весь дом, включая соседей. Старушки бегали по этажам, выпрашивая друг у друга приправ или муки, пекли нам в дорогу пирожки, а мужской состав подъезда приводил в порядок рюкзаки и бытовую утварь.
В горах ты таскал всех по самым непролазным местам, рассказывал о лечебных свойствах трав, выдумывал на ходу легенды о реках и перевалах. А ночью безошибочно определял созвездия и говорил об их истории открытия, физических параметрах звезд, связанных с ними легендах. И мы слушали, внимали и улыбались. Рядом с тобой начинали улыбаться даже самые мрачные индивидуумы.
День нашего возвращения превратился во всеобщий праздник с шашлыками и плясками во дворе, с нарядом милиции и совместной фотосессией вокруг уазика.
Через три дня я вышел на работу и потерял тебя из виду. Мы не пересекались ни у тебя дома, ни на дружеских попойках. Ты казался сном, случайно мелькнувшим среди туч солнечным лучиком. Но каждый раз при воспоминании о тебе, на мое лицо наползала улыбка. Окружающие решили, что я влюбился. А я и не спорил.
Потом я встретил тебя в городе с кипой книг различной тематики в окружении толпы обожателей. Ты дарил свою улыбку каждому из них, беззаботно, щедро, бездумно. Бескорыстно отдавал их жадным сердцам всего себя, не заглядывая в будущее.
Мы отвязались от народа и пошли гулять в парк. Ты все цеплялся за свои книги, не смотря на мое предложение оставить их в машине, и перекладывал связку из руки в руку, забавно перекашиваясь каждый раз.
Уже в закатных лучах ты, не переставая улыбаться, признался, что у тебя замерзли руки, и попросился обратно. А я принялся согревать твои маленькие ладошки своим дыханием, заставив опустить книг на землю и пытаясь спрятать улыбку.
Мы целовались в тени чертова колеса, так и не добравшись до касс, ты прятал холодные руки под моим свитером и улыбался.
Я навсегда запомню наш первый раз. С жаркими объятиями, срывающимся дыханием и твоей шальной улыбкой, не гаснущей ни на секунду.
Твоя семья была против наших отношений, брат грозился лишить тебя возможности видеть племянников, а ты все улыбался и улыбался… Даже когда тебя били по лицу, ты жадно ловил каждое движение, каждое ощущение. Так же как наслаждался каждым вдохом, облаком в небе, упавшим на землю листком.
Я учился быть как ты, но не мог. Я бил твоих обидчиков, орал на твоего отца, уничтожал любого, посмевшего косо глянуть на тебя. Только рядом с тобой жизнь казалась настоящей, только при виде твоей улыбки я чувствовал себя живым. Все вокруг тогда казалось серым и невзрачным по сравнению с твоим сиянием и вместе с тем удивительным и красочным, когда ты уделял ему внимание.
Я слушал твои сказки перед сном и просыпался в твоих объятиях, учился готовить завтраки (яичница-глазунья с обязательным стаканом воды, только так и никак иначе) и приноровился совершать утренние пробежки по улице. А еще мы собирали паззлы. Огромные, из десяти и более тысяч деталей. Ты заказывал их в какой-то фирме за крупные суммы и возился в пестром мусоре целыми вечерами.
А потом… ты ушел. Спустя пять лет твоей улыбки, совместных завтраков и прогулок, спустя четыре Новых года без подарков. Потому что мне был нужен только ты. И я остался один. Готовил яичницу-глазунью, бегал по утрам, пытался закончить очередную головоломку… И задыхался. Мне была нужна эта твоя постоянная улыбка, необходимость на каждой прогулке согревать твои ладошки своим дыханием и тихое посапывание справа. Ты всегда спал только справа, говорил, что так не отвлекает биение чужого сердца. Видишь, я помню до сих пор. Помню все.
Как ты купил пианино, а оно не влезло в дверь, и ты упросил соседей разрешить поставить инструмент в подъезде. Как ты скрещивал во сне ступни или смотрел на небо с широко раскрытыми глазами. Я помню аккуратно свернутые в идеальные квадратики фантики от конфет и порезанные кубиками помидоры. Ты всегда резал их кубиками, говорил, что так вкуснее…
Я помню это все. И помню, как ненавидел тебя, ненавидел всем сердцем каждую проведенную вместе секунду. Бесился, вызванивал тебя, твоих родственников, друзей. Знакомых… Зачем? Просто чтобы еще раз увидеть твою улыбку. Чтобы понять, почему ты ушел.
Через год позвонила твоя мать и пригласила на похороны. Тогда ты впервые не улыбался. А я стоял, как дурак, у гроба и все ждал, ждал, когда же растянутся мягкие губы в улыбке, когда откроются и заблестят шальным светом глаза.
Я же не знал, что рак научил тебя любить каждое мгновение жизни. не знал, что последний год ты провел в клинике на одних обезболивающих… не знал, что все пять лет нашей совместной жизни ты рыдал от приступов в ванной…
Ты знаешь, у меня, оказывается, есть дочь. Ей сейчас десять. У нас с тобой не могло бы быть детей, но… я бы очень этого хотел. Эти цветы для тебя. Ты ненавидел розы, но обожал шиповник… Наверное, потому твои родители посадили на могиле этот куст. Хотя жалко… лилии смотрятся рядом с ним нелепо.
Отодвигаю ветки шиповника от фотографии, рукой стираю пыль… А ты все также улыбаешься, но уже действительно навечно…
@темы: слэш, смерть, улыбка
Ты немного неверную характеристику дала, это не зарисовка; это законченная яркая картина, выполненная короткими профессиоанльными штрихами, полностью раскрывая смысл, который закладывает в него автор. И пусть в силу различного восприятия у людей, которые сами уже дорисуют видимые только им подробности, сама суть от этого не изменится
Спасибо.