Как вы могли? Ведь это одуванчик! (с)
Написано в соавторстве с Prokopyan
Название: *леш объединяет. Янтарь и изумруд
Автор: Prokopnyan, Tyrrenian
Рейтинг: наверное, NC-17
Размещение: только с разрешения ОБОИХ аторов.
Дисклаймер: Все наше.
Предупреждение: Бред авторов. Бессмысленный и беспощадный.
продолжение слеша "*леш объединяет"
читать дальшеСергей
Я был влюблен в Олега класса с шестого. Тогда еще мальчишка, он восхищал меня контрастом между внешней хрупкостью и внутренней силой. Даже избиваемый чуть ли не до потери сознания одноклассниками, этот мальчик упорно вскидывал подбородок, поливая противников презрением. И я восхищался им. На расстоянии, из-за угла, в своих снах. Не потому что любил, а потому что желал хоть капельку приблизиться к этой красоте.
А потом… Потом в моей жизни была поездка в Питер к дяде и знакомство с Данилой. С человеком, который перевернул мою жизнь. Танцор, хореограф, журналист, художник – казалось, в этом тридцатилетнем мужчине собрались все таланты. И безумная красота. Нетипичные для танцора широкие плечи, накачанные руки и мощная шея. Данила любил таскать меня на руках, учил танцевать, говорил, что у меня способности… А потом была последняя ночь перед отъездом, и его шепот, и руки, блуждающие по моему телу, и боль…и слезы, слезы, слезы. Сначала от тоски, потом от боли внутри, а после от безудержного наслаждения. В свои двенадцать я и подумать не мог, что бывает ТАК.
Но уже через неделю, первого сентября, я с изумлением и жадностью впитывал образ белокурого юноши, сидящего рядом. Олег был как… как хрупкая статуэтка, как капля дождя на кончике листа. А он повернулся ко мне и предложил свою дружбу. Я не смог отказаться. Данила исчез, оставшись в памяти просто первым.
Мы стали дружить: вместе гуляли, сбегали с уроков, смотрели тайком от родителей порнушку. Но так или иначе, я всегда оставался в тени для любимого. Тени кого-то более значимого, более близкого Олегу. Этим кем-то оказался Глеб. Старший брат моей неразделенной любви и воплощенное совершенство в глазах преподов. Наверное, мой любимый и сам не понимал этого до конца, но в его голубых глазах всегда плескалось столько любви к собственному брату. И произошедшее позднее было лишь вопросом времени.
Так и жил я целый год, бережно поддерживая Олега во всех проказах и неприятностях. А потом… Потом был первый телефонный звонок. Он сразу принялся что-то шептать о моих веснушках, о том, как красиво бы смотрелись рыжие волосы на серебре стальных кандалов, как хочет Он почувствовать вкус моей крови, выдавить гной из ран на моем теле… Я бросил трубку. Испугался. Забился в угол. И… понял, что попал.
С тех пор звонки повторялись каждый день, неизменно сопровождаясь рассказами интимного содержания. Родители, которым я, наконец, решился рассказать все, отключили телефон и провожали меня до школы каждое утро. Вот только обратно надо было ходить самому. И через неделю Он зажал меня в одном из переулков у дома, приставив к боку острие ножа. Страшно не было, нет, просто не хотелось боли. Еще с Данилой я понял, что слишком тяжело ее переношу. Так хотелось зарыдать, пообещать выполнить все, что угодно в обмен на свободу, что я пообещал. Он заставил меня встать на колени и расстегнул ширинку…
Я ненавижу маски, потому что в день нашей единственной встречи на Нем было лицо какого-то мультяшного персонажа. Плохого качества пластик с пустыми глазницами и вырезами для носа и рта, сквозь которые пробивается хриплое мужское дыхание. А еще я ненавижу кожаные вещи, потому что в тот раз на Нем были кожаные перчатки с обрезанными пальцами.
Это было противно, страшно, стыдно, но… но никогда больше не повторялось. Со временем, родители решили, что маньяк – только плод моего воображения, и перестали провожать в школу. «Его не существует, Сережа, - часто говорила мама, ведя меня к психиатру, - это только выдумка». Но Он был. И каждый вечер звонил, выспрашивая о том, что я чувствовал или желал бы в тот или иной момент.
Спустя пол года, я уже настолько привык к своему мучителю, что доверительно рассказывал ему все свои переживания и страхи. А Он слушал, слушал и раз за разом повторял, как сильно хочет наслаждаться моими мучениями, медленно пить мою кровь и капля за каплей выцеживать юную жизнь. Мой мучитель умел убеждать, умел слушать, и к началу девятого класса стал единственным, кому я доверял.
Но был еще и Олег. Человек, чьи глаза преследовали меня во снах, чьи губы грезились наяву, заставляя сердце биться чаще, тот, в кого я был влюблен. И не было из этого тупика выхода. Мой любимый принадлежал сердцем и душой собственному брату, как бы не отрицал этого, а я сам… я должен был стать игрушкой в руках сумасшедшего.
Все изменилось в конце октября, когда однажды вечером в мою дверь позвонили.
- Серый, здарова! Ты же не против, если я воспользуюсь твоим компом? Нет? Здорово! – Олег. Конечно, я впустил его, конечно, помог разобраться в хитросплетениях виртуальной сети, и конечно, умирал от желания хотя бы прикоснуться к этому чуду. Но в голове раз за разом вставал ставший уже родным голос: «Ты мой, только мой. От рождения и до смерти, от крови до каждого движения ты предназначен мне». И я опускал протянутые к золотистого цвета волосам руки.
Почему на следующее утро я стол у двери Олега, разглядывая его новый образ? Почему согласился пойти в дом к его брату? И почему не мог отвести глаз всю дорогу от белокурого красавца со следами неумело нанесенной на лицо косметики? Не знаю. Знаю только то, что тогда я жадно пил каждую секунду, проведенную с ним.
Глеб оказался поразительно красив, но иначе, чем его брат. Они были как свет и тьма, ночь и день, две неизменно притягивающиеся противоположности. Грубоватые черты Глеба и мягкие абрисы Олега, почти белые волосы у одного и темно-каштановое великолепие – у другого. Мощь и сила, противостоящие и неизменно проигрывающие, хрупкости и изяществу. Тогда я сбежал и закупил на лестничной площадке, ожидая любимого. Смс.
«Я не люблю, когда ты куришь, и не люблю тебя с другим…»
Как Он узнал мой номер? Как Он всегда умудрялся видеть каждый мой шаг? Тогда я по-настоящему разозлился и попытался вырваться из порочного круга, предложив Олегу встречаться со мной еще там, за гаражами Глебова дома. Я пытался показать себе, что Он – плод моего воображения, что Он не сможет причинить боли такому хрупкому и беззащитному созданию, как Оля. Я обманывал себя. Я целовал самого любимого человека на свете, пробегаясь пальцами по его спине, вжимался в него всем телом, слышал его хриплый стон «Глеэээб» и давился собственным отчаянием.
Быть может, все сложилось бы иначе, но Олег согласился со мной встречаться. Олег, нет, Оля, Оленька, он повел меня в неизвестном направлении, злой и вымотанный до чертиков. Но даже за таким я был согласен идти на край света. Я думал, что любил. Но это были последние секунды моего заблуждения.
Под аркой наши пути пересеклись. Артем стоял, изумленно глядя на наш поцелуй, а янтарного цвета глаза опаляли своим теплом и жаждой жизни. Я тогда еще подумал, что мы с ним, как и Олег с Глебом, - две полярности. Горячее пламя жизни и холодное ожидание смерти, наполненный радостью янтарь миндалевидных глаз и полная опустошенность зеленых омутов. Я не чувствовал ни губ Олега, ни его руки на своей талии, просто покорно шел, стараясь сохранить в памяти образ янтарного тепла. Моего кусочка знойного лета.
Мы таскались с Олегом по магазинам, завернули в парикмахерскую и вышли оттуда уже под вечер. Моя наивная детская любовь щеголял новым имиджем и страшно гордился собственной смелостью, я же никак не мог отойти от воспоминаний о кареглазом незнакомце под аркой. Будь он преследующим меня маньяком – согласился бы на все условия, не раздумывая. Потому что с момента той встречи не мог жить без этого безумного взгляда.
А в парке, куда мы пошли прогуляться с Олей, все было усыпано лепестками огня, сорванного с деревьев. Вот только это пламя не могло согреть тело, но дарило надежду сердцу. И мы дурачились, катались по земле, в шутку перебарывая друг друга. А потом… Что-то изменилось. И стало неожиданно тепло, тянуще-сладко где-то в груди. Так бывает в детстве, когда бегаешь по квартире в ожидании большого праздника, путаясь у всех под ногами. И хочется сделать что-нибудь безумное, чтобы хоть немного ослабить тугую спираль внутри. Я и сделал. Я целовал Олега, нежно, мягко, чувствуя, что ошибся, и тепло в груди было вызвано не им…
- Оля… - прорычал Глеб, срывая с меня Олега. – Что ты здесь делаешь?
- Висю, - ответил мой парень, смешно дернув ногами.
Я быстро оббежал взглядом вокруг, не заметил ли кто, и наткнулся… Темный янтарь с застывшими в нем чистиками и ветками, осколок солнца в миндалевидных глазах, смуглая кожа как напоминание о пляжном песке и длинная коса, свободно развевающаяся под порывами ветра… словно виноградные лозы, прощально качающиеся вслед ушедшей давно весне. Он смотрел на нашу компанию, ехидно улыбаясь своими невозможными губами, и воплощал собой недоступную мне свободу…
Артем
Я всегда получал то, что хотел. Все мои капризы обязательно исполнялись отцом – достаточно обеспеченным человеком, чтобы покупать все, что я пожелаю. Не думаю, что он любил меня. Скорее он пытался убедить себя в том, что любит. Он говорил себе: «Я делаю все, что хочет мой сын, я готов на все ради него, и это – единственно верное доказательство мое отеческой любви».
Кажется, он до сих пор верит, что это так. Я же разуверился в этом, когда мне было семнадцать. Я и раньше сомневался в том, что действительно дорог отцу. Хотя не мне судить, дорог или не дорог. Не важно.
Когда мне было семнадцать, я впервые по-настоящему влюбился, влюбился по уши. Меня затянуло в водоворот какого-то сумасшедшего чувства. Я не сразу понял, что это любовь. Это был парень, а я никогда не считал не то что голубым, даже бисексуалом. Меня привлекали девушки с яркой внешностью и хорошим чувством юмора. А он… он не был девушкой, его внешность была вполне заурядна, да и чувство юмора оставляло желать лучшего. Даже не знаю, за что его можно было любить?
Любовь прошла после первой же нашей совместной ночи. Это было больно, грязно и противно. Он вечно что-то делал не так, и мне хотелось скорее смеяться, чем стонать, лежа под ним. Я бросил его тем же утром. Сказал, что-то про то, что ошибся в своих чувствах к нему. Но, наверное, я был слишком резок, бросая его. Через неделю я узнал, что он наглотался таблеток.
Не знаю, как отец прознал о том, что случилось. То ли сболтнул кто-то из однокурсников, то ли что-то еще. Но, так или иначе, он узнал, что меня больше не привлекают девушки, а также о том, что неприметный, серый мальчик-отличник покончил с собой из-за меня.
С того дня, когда я подтвердил его опасения, мы больше не виделись. Он ежемесячно переводит на мой счет крупные суммы, оплачивает мои счета. Я живу в шестистах километрах от него, но отец ни разу не захотел навестить меня, спросить, как дела, как учеба. Мне почему-то кажется, что моя ориентация была лишь поводом, чтобы избавиться от меня – его обузы. Я почти уверен, что сейчас он занимается своей фирмой, практически забыв обо мне, а деньги на мой счет поступают только благодаря секретарше, которая помнит, что каждого пятого числа надо идти в банк.
Благодаря связям отца я легко поступил туда, куда хотел. Конечно, обидно, что поступил я не только из-за своего ума и склонности к гуманитарным наукам. Но, знаете, это ведь не важно, как ты поступил. Я считаю, что важнее, как ты будешь учиться, а затем и работать. Но это, кстати говоря, тоже не важно.
С семнадцати лет я ввел для себя несколько своеобразных правил, которые пообещал не нарушать без серьезной на то причины. Я обещал себе, что никому и никогда не покажу своим видом, что у меня есть проблемы. Я не хотел портить другим настроение своими неприятностями. Ради этого мне пришлось стать вечно веселым, любящим пошутить парнем, у которого много друзей, вокруг которого крутятся и парни, и девушки. Исполняя другое свое обещание, я больше не заводил серьезных романов, отношений, ограничиваясь проведением ночей с малознакомыми людьми. Была и еще парочка правил, но они столь важны, как эти два, которые я, впрочем, через некоторое время нарушил. Что удивительно, причиной нарушения обоих правил стал один и тот же человек.
Поступив в университет, я сразу завел себе кучу друзей. И первым таким другом стал Глеб Сеноженский – мой одногруппник. Это был симпатичный брюнет с невероятно мужественной внешностью, упрямый донельзя, невероятно серьезный парень. Он привлек меня своим серьезным отношением к дружбе, любви и, конечно, учебе. Дружба наша завязалась далеко не сразу, уж слишком разными мы были. А потом еще оказалось, что мы оба боялись одного и того же: рассказать друг другу о том, что наша ориентация далека от традиционной.
Мы стали парой много позже, когда уже учились на четвертом курсе. Мы оба не желали серьезных отношений. Я ни с кем не встречался, а в парнях у Глеба никто еще не продержался дольше двух месяцев. Иногда он встречался с кем-то всего неделю, иногда – месяц, полтора, два. Но никогда – больше шестидесяти дней. Я считал.
Наши с ним отношения были почти договорными. Мы спали вместе, откровенничали. Начав встречаться, мы оградили себя от назойливых приставаний некоторых личностей. Это чем-то напоминало шаблонную историю любовных романов, в которых браки были договорными, а супруги – не более, чем друзьями. Мы, конечно, супругами не были, но наша история очень напоминала этот шаблон. Но долго жить таким шаблоном мы не могли.
Ни разу до октября того года, в который мы стали четверокурсниками, я не видел брата Глеба – Олега. Увидев дома у своего «парня» хрупкого невысокого мальчонку с длинными платиновыми волосами, я разыграл сцену ревности достаточно достоверно. Да я ведь действительно ревновал! У меня тогда не было никого, ближе Глеба и мне хотелось, чтобы я также был для него самым близким, дорогим человеком, причем как можно дольше.
Но в его жизни уже был человек, ради которого он был готов на все. Таким человеком оказался его брат, а впоследствии – возлюбленный – Олег Сеноженский. Это был немного инфантильный подросток, который, как оказалось, тоже был далеко неравнодушен к брату. Уж не знаю, как давно эти двое были друг в друга влюблены, но в тот октябрь их чувства достигли пика и… перелили через край.
Я был свидетелем и в некоторой степени участником событий того года, благодаря которым эти двое обрели свое счастье. Как я стал участником тех событий? Глеб очень доверял мне. И именно ко мне он обращался, когда у него возникали очередные проблемы в отношениях с любимым братом. Я помогал этим двоим разобраться в своих чувствах. Но навряд ли они бы стали тем, кем являются сейчас, без помощи еще одного участника тех событий – друга и одноклассника Олега, Сергея Павлова.
Впервые я увидел Сергея, когда шел к Глебу, позвонившему мне и попросившему прийти. Я почти всегда приходил на зов. Не знаю, право, зачем. У этого человека всегда были одни и те же проблемы, сводящиеся к очередной мелкой неурядицы, которую они с Олегом раздули до размеров слона.
Олег с Сергеем вышли из-за гаражей, заметно растрепанные и несколько раскрасневшиеся. Мое внимание сразу же привлекло рыжеволосое чудо, которое Оля, явно напоказ, поцеловал в губы. И я, признаюсь, уже тогда с трудом смог оторвать от него взгляд. У него была удивительно яркая, запоминающаяся внешность. А еще – красивая улыбка в тридцать два зуба. Заразительная такая улыбка. Трудно было оставаться серьезным, видя ее. Но в тот раз я сумел не улыбнуться. Тогда я еще не понимал, что никто не способен повредить отношениям моего друга и его брата. Тем более – такой славный малый, как рыжик.
В следующий раз я увидел его немногим позже, в тот же день. Мы с Глебом гуляли в парке, пытаясь найти ответ на вечный вопрос «Что делать?». Ответа не было, но это почему-то не особо огорчало. Надежда на лучшее отказывалась умирать и упрямо сражалась с верой и любовью, желающими ее прикончить…
Я сразу узнал рыжика. Он сидел на валяющемся на земле пареньке с черно-белыми короткими волосами и целовал его. То, что парень под рыжим – Олег я определил чисто дедуктивным методом, ответив на вопрос: «А с кем же еще это чудо будет целоваться?». Позже подтвердилось, что я был прав. Тогда же и обнаружилось, что я не смог остаться равнодушным к яркой внешности Сергея. Он, к слову, тоже не смог не обратить на меня внимания.
Пока Олег с Глебом выясняли отношения, мы откровенно пялились друг на друга. Не знаю, что на меня нашло, но я просто не мог оторвать взгляда от его темно-зеленых глаз. Я тонул в них, словно в каком-то омуте, они затягивали меня, подобно трясине: медленно и мучительно. Это была пытка, но пытки слаще этой никогда не существовало для меня. И я хотел, чтобы этот миг не заканчивался. И, черт, когда Глеб уводил меня оттуда я с трудом поборол желание обернуться и еще раз увидеть эти треклятые омуты его глаз…
Я думал, что больше никогда не увижу его, честно. Я и не рассчитывал на то, что мне представиться случай снова взглянуть в его глаза, и даже услышать его голос. Но судьба предоставила мне еще один шанс, которым я просто не мог не воспользоваться.
Под предлогом того, что нам с Глебом стоит позлить Ольку, я пришел домой к Сергею. Если бы мы оказались наедине в тот миг… я бы, наверное, понес всякую околесицу, полностью соответствуя своему имиджу сумасшедшего парня. Но меня останавливало присутствие рядом Олега. Поэтому я спокойно разыграл свою роль, позлил парня, привлек к себе внимание рыжика, как я уже начал его называть, и ушел, надеясь, что и эта наша встреча с Сергеем не будет последней.
Сергей
Олег попросил меня помочь в соблазнении брата. Точнее, рассказать, как надо правильно заниматься сексом с парнями. Попросил, просящее глядя в глаза, словно извиняясь за свое поведение. Больше всего смущало всякое отсутствие разочарования выбором… тогда уже друга. Детская влюбленность исчезла, испарилась, подобно утренней росе, сменившись новым ярким чувством. Имя ему было Артем.
И уходя из квартиры Глеба, где оставил Олега вместе с пузырьком смазки и пожеланиями удачи, я касался перил на лестничной клетке, вдыхал воздух грязного подъезда, шептал нескромное: «Хочу». Просто потому что Он касался этих перил, дышал этим воздухом и шептал, а может, даже кричал в это пространство. И тогда я понял, что Тому, кто названивал мне каждый вечер по телефону, больше нет места в моей жизни. оставалось лишь сообщить это самому извращенцу. Случай представился уже на выходе из подъезда: завибрировал мобильник, возвещая о желании общаться моего мучителя:
- Здравствуй, мой раб, - он всегда так здоровался, всегда подчеркивал, что я принадлежу лишь ему.
- Привет.
- Ты странно неучтив сегодня, - похоже, маньяк был весьма разочарован моим ответом. – Разве ты не рад меня слышать, раб?
- Не рад. И я тебе не раб, сволочь, - не стоило отвечать так резко, не стоило вообще начинать весь этот разговор, но… появление Артема подарило мне надежду на свободу. И я забылся в собственных ощущениях, вспоминая теплый взгляд из-под ресниц, короткую косичку, переплетенную алой лентой, длинные чуткие пальцы… и само счастье от возможности дышать одним воздухом с чудом по имени Артем. – Я хочу, чтобы ты отвязался от меня.
- Уверен? – мой собеседник явно злился. – У тебя кто-то есть?
- Да… - и лгать тоже не следовало. Нужно было бежать, бежать и не оглядываться прочь от этого урода, прочь от собственной судьбы.
- Кто он?
- Тебя это не касается. Я кладу трубку.
- Стой! – маньяк явно играл на моей привычке подчиняться ему. – Слушай меня, раб. Я найду того, кто покусился на мою собственность, и растопчу его. Выдавлю глаза, один за другим, разрежу живот, позволив внутренностям вывалиться наружу, и стану наблюдать, как этот глупец умирает медленно, минута за минутой, истекая кровью…
- Замолчи! – надо было нажать отбой, но голос, что гипнотизировал меня в течении нескольких лет, вновь поработил мой разум, заставляя впитывать все новые и новые слова без возможности сопротивления.
- Или нет, я приведу его к тебе, чтобы ты видел его страдания. Чтобы ты винил себя за его смерть… Чтобы ты жался ко мне в поиске спасения, но все равно продолжал смотреть на стекающее по его ногам кровь вперемешку с дерьмом. Потому что ты – мой.
Я все-таки нашел в себе силы вырваться из власти этого урода, но дрожь по-прежнему сотрясала тело так, что я минут пять провозился, пытаясь засунуть мобильник в карман. А потом… я бежал. Так, будто за мной гнались стаи голодных волков, будто вырастала за спиной ледяная стена цунами, будто губила все на своем пути пылающая лава. Но от Хозяина не убежать. Он находил меня везде, где бы я ни прятался, следовал за мной по пятам, дышал в затылок и наслаждался моим страхом.
А на следующий день Глеб пришел к нам в школу. И снова Олег всячески сопротивлялся своим чувствам, маскируя их ненавистью. Зачем? Для чего? Между этими двумя просто искры летали, когда Глеб принялся нас отчитывать за переписывания на уроке, а потом…
Потом мы двинулись ко мне домой, где Олег, провозившись несколько часов, написал нечто потрясающее и великолепное, не идущее ни в какое сравнение со всеми моими сочинениями. Каждая строчка была пропитана такой болью, такой любовью и плохо скрываемой нежностью, что хотелось плакать.
И плевать на безумное количество ошибок, но сам текст… Я мог только мечтать о подобных чувствах, запертый в темницу из слов и шепота, из угроз и сладостных стонов.
А еще чуть позже, когда мы с другом пили на кухне чай, в дверь позвонили. И я точно знал, что это Он, мое кареглазое чудо со своей сводящей с ума улыбкой. И оказался прав. Артем одним взглядом мог растопить арктические ледники, погрузить на дно Марианской впадины и вознести к Луне, а когда он еще и улыбался. Я был согласен на все, даже на вечное рабство и смерть ради одной только этой улыбки, предназначенной мне. Но… Солнце светило всем и каждому. Не выделяя из толпы рыжего смертника.
«Я найду того, кто покусился на мою собственность, и растопчу его», - слова Собеседника пронеслись в моей голове, больно резанув по сердцу, а рука сама дернулась, захлопывая дверь. «Не надо, пожалуйста, уходи. Еще секунда, и я просто не смогу без тебя…» Но Артем ли, или Бог не услышали моих просьб, и в пространство между косяком и дверью вклинилась нога в дорогом ботинке, мешая движению. «За что? я же не виноват… ни в чем… Уходи…»
-Ну, кто там? – Олег вышел в коридор и удивленно вскинул брови при виде любовника своего брата, но нашел в себе силы спросить: -И чего ты тут забыл?
Артем что-то нес про ключи, про Глеба, но при этом смотрел только на меня, плавя огнем своих глаз, а я умирал, едва держась за створку двери. Умирал, потому что знал, что жить без него не смогу. Не пожелаю. Но позволить Собеседнику причинить хоть каплю боли Артему, я также не мог. И сердце разрывалось от желания быть вместе, касаться, целовать, и желания защитить любимого теперь уже человека.
А потом Артем ушел, забрав ключ. Олег долго шумел на тему того, что «этот длинноволосый урод спит с МОИМ братом!!!», а я не верил. Нет. Ведь мой любимый улыбнулся мне, подмигнул, подарив на мгновение все счастье мира, почти коснулся, уходя, руки краем пальто. Нет, он не мог любить другого… Не мог.
На следующий день, перед уроком Глеба, Артем пришел в школу, якобы по делам. Но все видели их поцелуй в коридоре, их объятия, касания рук. И тогда я понял, что умру. Что соглашусь на условия Собеседника, став его добровольным рабом, потому что не осталось в мире ничего, что держало бы меня живым. Даже любовь, теплое и светлое чувство, о котором мечтает каждый человек, оказалось обманкой, пустым фантиком от конфеты… очередной ложью.
Под рубашкой крылась тонкая розовая полоска – напоминание о близости и всеведении моего Господина. Я решил, что буду подчиняться, буду терпеть, если прикажут, и буду стонать, если пожелает Великий. В ту минуту я отдавал всего себя жуткому, с тягучими интонациями и бархатистой хрипотцой, голосу. И прощался со своей так и не сбывшейся любовью.
Я нажал на вызов, но в ответ услышал только гудки…
И уже вечером, в беспокойстве за ушедшего в растрепанных чувствах Олега, я принесся в квартиру его брата сразу после его звонка. Надо было срочно рассказать все: что Олег переживал, что ему было больно, страшно, одиноко. Надо было вдолбить Глебу в голову, что он нужен брату, как воздух, как мне нужны мои оковы… Но дверь открылась, всколыхнув теплое чувство в груди. На пороге стоял, удивленно улыбаясь, Артем:
- Рыжик?
Артем
-Рыжик?
Я не знаю, как меня угораздило обратиться к нему этим забавным прозвищем, мною же и придуманным. Просто вырвалось. Просто я так часто называл его в разговорах с Глебом рыжиком, и так редко – Сергеем, что прозвище само слетело с губ, до того, как я сообразил, что говорю.
Он смотрел на меня со смесью удивления и радости во взгляде. Я сам был, пожалуй, удивлен и рад не меньше него. Кого-кого, а это рыжее чудо увидеть за дверью я не ожидал. Предполагалось, что ему следует обходить этот дом стороной, лишь бы не напороться на голубую мечту своего «парня». Тем не менее, это действительно был он.
-Чего тебе? – произнес я, стараясь не выдать своей радости при виде Сергея.
Он как-то неожиданно стушевался, покраснел, отвел взгляд. Ужасно хотелось схватить его за подбородок, заставить смотреть глаза в глаза. Я хотел вновь утонуть в этих зеленых омутах. Но боялся признаться в этом даже самому себе.
Глубоко вдохнув, он начал говорить, пожалуй, громче, чем следовало. Он говорил что-то о том, что Олег и Глеб – идеальная пара, что их срочно надо мирить, что Олега надо искать, что тот сейчас способен на все… Схватив его за руку, я втащил рыжика в квартиру и захлопнул за ним дверь. Мы оказались рядом, неожиданно близко, мне надо было лишь слегка нагнуться, чтобы коснуться губами его губ. А он все говорил что-то, но я уже не понимал, что именно…
Не знаю, что на меня нашло. На самом деле я довольно-таки здравомыслящий человек, но в тот день… меня словно черт попутал. Забыв о всех обещаниях, данных себе, я поцеловал ничего подобного не ожидающего мальчишку, заставив его наконец-то замолчать. И целых десять секунд (чуть больше ли, чуть меньше – не важно), пока он не сообразил, что происходит, я мог ощущать вкус его губ, слышать бешенное биение его сердца, чувствовать аромат свежести, исходящий от его рубашки. Потом он укусил меня за губу, изо всех сил, до крови. Я отстранился от него, больше от неожиданности, чем от боли. И, конечно, не ожидал я и удара в лицо. Мне пришлось отступить на пару шагов назад, я споткнулся о свои же ботинки и полетел на пол, в последний момент, схватив Сергея за руку и потянув его за собой. Он упал прямо на меня, попытался встать, но я тут же повернулся вместе с ним, подминая беднягу под себя. Нависнув над ним, я, кажется, целую вечность разглядывал его лицо: губы со вкусом мяты, курносый нос, зеленые омуты глаз, многочисленные веснушки на щеках, челку, лезущую в глаза. На этот раз поцелуй мой был вполне ожидаем. Но Сергей почему-то не пытался вырваться. Его губы приоткрылись в ожидании этого поцелуя, а когда мои губы коснулись его он, кажется, потянулся навстречу. Но тут же опомнился.
Мы долго катались по полу, дерясь и целуясь. Бесконечно долго. И в тот момент ужасно хотелось, чтобы Олег с Глебом как можно дольше разбирались в своих отношениях, там, на улице, чтобы я мог как можно дольше целовать это рыжее чудо. Их действительно не было довольно-таки долго. Но все хорошее рано или поздно кончается. Я услышал, как хлопнула входная дверь, спиной ощутил их удивленные взгляды и заставил себя оторваться от рыжика.
- Глеб, а мы также глупо выглядели? – спрашивал Олег.
- Еще глупее, - я наконец-то отполз от Сергея. – Он прибежал сюда с криками, что Олега надо искать, вызывать милицию, пожарный и МЧС, хотя на самом деле просто не смог устоять перед моим обаянием!
- Ты, урод патлатый! – Серега вновь кинулся на меня с кулаками, но (слава богу!) мне удалось перехватить его руки, а рот закрыть поцелуем.
- Ну ни фига себе, за хлебушком сходил… - услышал я краем уха голос Олега.
В следующий раз я оторвался от рыжика уже надолго. Чтобы он, не дай бог, меня не покалечил, я крепко держал его за руки, сопровождая в зал, где уже ждали нас Олег с Глебом. У этой сладкой парочки, судя по всему, все опять было хорошо, но не факт, что надолго. Осадив меня дружным гвалтом, они заставили рассказать им, что же произошло в прихожей, пока их не было.
-Ну, так вот. Прибегает Серега сюда, весь из себя взволнованный. Кричит, что Олега надо искать, что он с собой покончить может… Ну, и всякую прочую чушь.
-Это не чушь! – возмутился рыжик.
Возмущение его вызывало только улыбку и желание шутливо пригрозить:
-Так, а ты молчи, а то поцелую!
Он покраснел. Господи, как же мило он краснеет! Мне в тот момент ужасно захотелось его поцеловать, но я чудом сдержался, понимая, что при Глебе с Олегом рыжик ни за что не станет мне отвечать. Он и без них-то мне после каждого своего ответа на поцелуй морду бил… Ну, пытался бить, по крайней мере.
-Итак, врывается он в квартиру, кричит, вопит. Я его заткнуть честно пытался. Да разве такого заткнешь! Зациклился на своем самоубийце, человека разумного слушать не хочет… Ну, а я что… Я всегда считал, что самый действенный способ заткнуть человека. Ну, я и поцеловал. А этот меня за губу укусил! Нет, ну не буду же я целоваться с тем, кто кусается! Я и отстранился от него. А он мне как даст в наглую рожу! Удар у него шикарный… Губу, вот, разбил… Губу, ага. Нет, ну вот как я буду с разбитой губой целоваться?!
Весь мой рассказ был самым настоящим спектаклем одного актера. Я играл голосом, как только мог, строил самые разнообразные выражения лица, заставляя всех, даже Сергея, с трудом сдерживать смех. Мне нравилась эта игра. Улыбки близких мне людей. И, особенно, искренняя улыбка моего рыжика, которую тот так редко мне показывал.
-Ну, когда ты целовал Серегу, тебе это не мешало… - заметил Глеб.
-Так-то мой Сережка!
И, в подтверждение своих слов, я обнял Сережку за плечо и придвинул к себе поближе. Удивительно, но он позволил прижать себя ко мне, даже, кажется, не покраснел. «Не порядок!» - подумалось мне, и я добавил к предыдущей фразе:
– А ежели, он меня бросит?! Вот прямо завтра – возьмет и бросит! Кто ж на меня побитого позарится?!
И он снова покраснел! Прямо по заказу!
Я не мог не улыбаться, глядя на него. Не мог не прикасаться к нему, когда он был рядом. Для меня это было ужасно важно – то, что он позволял мне обнимать себя. Жалко, конечно, что к поцелуям он был не столь благосклонен…
-Кхм… Ну, это я отвлекся, да… Ну, значится, подрались мы слегка. Он мне в рожу – я ему в рожу. На полу как-то оказались… - да, да, я слегка приврал, не желая рассказывать о том, как, споткнувшись, рухнул на пол. – Ну, и понеслось. Ну, вы ж все видели, парни! Я своего бойфрендика, - в этот момент Серый стал похожим на рака, - изуродовать не хотел…. Ну, подумал, что отвлечь его от драки надо… Нет, ну, а как бы я его отвлек, если бы не поцелуями?! Я и поцеловал… А он мне на поцелуи отвечал!!!
-ЧЕГО?!!!
Ах, как же удачно рыжик ввязался в разговор! И как же удачно я пообещал поцеловать его, если он не будет молчать!
Воспользовавшись произнесенными ранее словами, я поцеловал его. Он сопротивлялся, конечно. Но сопротивлялся скорее напоказ, для Олега с Глебом, чем для меня. Не могу сказать, что был не рад сему факту. Рад, конечно, рад! Ведь это означало, что у меня вполне есть шансы и на большее!
Но большее нам совершить тогда не дали. Прервали на самом интересном месте (ууу, гады! (с) афффтааар XD)…
-Вот так мы целовались-миловались, пока вы не пришли и не нарушили нашу идиллию! – завершил я свой рассказ, укоризненно глядя на прервавших нас парней.
Те только улыбались понимающими улыбочками. Да что тут можно было не понять! Мы с Серегой – идеальная пара!
Я притянул к себе своего бойфренда (он, правда, еще не знал об этом своем статусе) и чмокнул в макушку. Весело подмигнул Глебу и поинтересовался ехидно:
-Нам, наверное, стоит оставить вас наедине, а, голубки?
Мой друг все понял, конечно. Не зря мы знали друг друга столько лет, не зря назывались лучшими друзьями. Явно нехотя, но он кивнул в ответ на наш вопрос.
Желая поскорее оказаться с Сережкой наедине, я практически утащил парня в прихожую. Собрался я гораздо быстрее него. Явно желая отсрочить момент нашего, так сказать, уединения, он долго возился со шнурками, с молнией куртки. Он даже возле зеркала повертелся! Тогда-то я не выдержал: схватил его за руку, крикнул сумбурное «Пока!» друзьям и потянул парня вслед за собой вниз по лестнице, бегом, как когда-то в детстве. Не хватало только начать кататься по перилам!
Мы остановились этажом ниже. Дверь наверху наконец-то захлопнулась, и мы оказались наедине по-настоящему. Я отпустил руку Сергея, но он не спешил оставлять меня одного. Это была немного неловкая ситуация: мы стояли на третьем этаже, неотрывно глядя друг на друга, и понятия не имели, что говорить, что делать.
Я хотел, было, что-то сказать, но он опередил меня.
Сергей.
- Я больше не желаю тебя видеть…
Артем словно в испуге распахнулся глаза и сделал шаг назад:
- Почему?
- Я уже занят. И… ты мне не нравишься.
Надо было тут же уйти, но Тема стоял, загораживая собой проход, и еще… Еще я просто не мог пересилить себя, вспоминая наши поцелуи. От них темнело в глазах, а тело переставало слушаться, стремилось к тому единственному, что сейчас стоял рядом. Так хотелось зарыться пальцами в его волосы, почувствовать на губах вкус его кожи, ощутить, как он наполняет меня…
- Так значит, не нравлюсь? – Артем широко улыбнулся и положил ладонь мне на образовавшуюся выпуклость на джинсах, поглаживая пальцами плоть сквозь слои ткани. И даже так его прикосновения обжигали, лишая воли и права голоса. Больше всего я тогда хотел прижаться к Артему, захватить губами его губы и целовать до одури, до жжения в легких, расцарапывать ногтями его обнаженную спину, чувствуя внутри себя безумные движения и тяжелое дыхание на щеке…
- Нехорошо врать… - Артем легкими поцелуями касался щек, глаз, шеи, избегая губ. А в моей голове билось только: «Я найду того, кто покусился на мою собственность, и растопчу его»
- Нет… - я выгнулся в руках любимого, стоило ему притянуть меня к себе за талию, не отрывая руки от паха, и с силой прижать к холодной стене подъезда. – Прошу тебя…
Я так хотел продолжить, но не мог себе этого позволить. Отныне и навеки я принадлежал Артему, служил ему, подчинялся с радостью и удовольствием. А над всем этим стояло правило…
«Робот не может причинить человеку вред или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред»… Первый закон роботехники, хотя в моем случае, рАботехники. Я обрел своего господина в лице улыбчивого кареглазого парня, добровольно нацепил на себя оковы любви. И теперь был обязан защитить его любой ценой.
- Почему? – Артем уже забрался руками под куртку и рубашку, касаясь холодными пальцами горячего живота, а я двигался в такт его руке, уже расстегивавшей ширинку моих джинсов. – Ответь мне, рыжик…
Приказ. «Робот должен выполнять приказы человека в той мере, в какой они не противоречат первому закону». Он не должен был знать, для собственной безопасности.
- Я ненавижу тебя… - ложь легко слетала с губ сквозь стоны. А Артем уже скользил пальцами по моему стволу, посылая волны удовольствия по телу. «Прошу не надо… На до конца…» - Из-за тебя я потерял Олега навсегда, из-за тебя я лишен возможности любить.
А вот второй пункт был правдой. Я больше не мог любить никого иного, кроме Артема. Он стоял в холодном подъезде со злобно прищуренными глазами, с прикушенной до крови губой и дрочил мне, позволяя вцепляться пальцами себе в плечи в попытке сдержать наслаждение. Но не делал попыток поцеловать или еще как-то обозначить свою симпатию. Постепенно движения становились более жесткими, быстрыми, словно предназначенными сорвать кожу или выдавить изнутри признание в чем-то запретном. Например, в собственной любви.
- Ар… те… Ом… А… Ар! Ар! – почему я выкрикивал его имя, не заботясь об обитателях подъезда? Почему подавался ему навстречу, мечтая только о поцелуе? Почему не мог думать больше ни о чем ином, кроме него? Тогда мне казалось, что лучше быть рабом маньяка и иметь право ненавидеть его, чем загонять себя в рабство любви… Пусть и такое желанное, накатывающее словно изнутри сплошной волной, сжигающее в пепел все страхи и ложь, неизменно заканчивающееся ослепительной вспышкой наслаждения. – Аааарррр…
- Ну что, рыжик, - Артем прислонил меня собой к стене, не давая упасть, и показушно лизал с пальцем мою сперму, глядя мне в глаза. Будто все знал с самого начала, - я тебе по-прежнему не нравлюсь?
«Робот должен заботиться о собственной безопасности в той мере, в какой это не противоречит первому и второму законам».
- Для траха сойдешь… - а сердце разрывалось от боли и желания броситься Артему на шею, сказать, что люблю его, прижаться губами к его губам. Но был еще Собеседник, который спокойно и равнодушно следил за каждым мим шагом, наказывая за промахи. Я боялся, что он видел все произошедшее. А значит, мог приняться мстить Артему. Я бы не вынес смерти любимого.
Тема, похоже, с трудом сдержался, чтобы не ударить меня, но все же до боли сжал плечо, шепча сквозь зубы:
- И не надейся, что я тебя так просто отпущу…
Этот поцелуй не был хоть сколько-нибудь мягким или нежным, он подавлял, указывал место, подчинял. Артем резко отстранился и, поправив выбившуюся из прически прядку, выскочил на улицу. Под падающий снег.
Я плакал всю ночь, не беря трубку, когда звонил Собеседник, игнорировал обеспокоенных родителей и два часа в ванной пытался смыть с себя память о его безумно сладких прикосновениях.
А рано утром родители уехали в командировку на пол года. Опять. Работа музыкантов требует постоянных разъездов, они и так ради меня отказались от нескольких туров. И, конечно, они не видели записку под дверью от моего личного кошмара: «Ты заплатишь». И, конечно, они не могли знать, что под дверью подъезда меня ждал Артем с букетом цветов. И конечно, не могли даже подумать мои любимые мама и папа, что с ответ на демонстративно брошенные в урну цветы Артем поцелует меня на глазах всего двора, беззастенчиво сжимая мои волосы в кулак. Почти до боли, слишком сладко… Как расплату за то, что живу.
Родители уехали, и оба мужчины начали атаку на меня, закидывая смсками, звонками. Цветами и письмами. А я сходил с ума. Собеседник ежедневно присылал мне то платок Артема, то прядь его волос, то тетрадь с лекциями… Сам Артем каждое утро и вечер встречал меня у подъезда и целовал, лишая разума. Тема говорил мне какие-то глупости насчет своей любви, просил довериться ему, раскрыться. Собеседник ночами шептал в трубку о потеках крови на моих бедрах и тоже молил о доверии.
Это были три недели встречи с чудом, три недели сумасшествия и затаенного страха, который я не мог показать ни одному (потому что не хотел ранить), ни другому (потому что не хотел доставлять удовольствие).
А через три недели в класс, где я мрачно пытался придумать выход из ситуации, вошел чем-то недовольный Олег:
- Привет! – он водрузил портфель на парту и принялся раскладывать тетради, ручки, учебники. – Чего такой недовольный?
- Артем утром заходил…
- И? – разве мог я ему сказать, что еле сдержался сегодня, чтобы не ответить ему, чтобы не наброситься с ласками прямо посреди оживленной улицы, что до сих пор судорогой сводило пальцы, и стояло так, что хотелось биться головой о стену. Нет, Олег не должен был ничего знать, хотя бы потому, что тогда бы все узнал и Артем.
- И! – я вскочил с места, разыграв гнев, хотя просто нуждался в движении, чтобы сбить возбуждение. – Чего ему от меня надо? Я же сказал, что не буду с ним встречаться!
- Да почему? – мой друг действительно не понимал. Или просто не хотел, а я знал ответ. Потому что…
- Да потому что дурак, - раздался у нас над головами подозрительно знакомый голос. Рядом с партой стоял злой и встрепанный Артем.
Артем
Не знаю, почему я боролся за него. И с кем… С его упрямством? С его предрассудками? Или же в тот вечер он сказал правду?…
- Я больше не желаю тебя видеть…
- Почему?
- Я уже занят. И… ты мне не нравишься.
В тот момент… Я действительно испугался. Испугался того, что сейчас он бросит меня. Хотя… разве можно бросить того, с кем никогда не встречался? …Мне до сих пор кажется, что можно. И в тот день, когда я был так близок к тому, чтобы это случилось… чтобы меня бросили… В тот день я решил нарушить все запреты, которые наложил на себя сам. В тот день… не знаю, было ли это просто оправдание или же правда… Я сказал себе, что не виноват в том, что тот парень, в которого я влюбился в семнадцать лет – забавно, но сейчас я даже не могу вспомнить его имени – решил покончить с собой. Ему стоил бороться за любимого человека, за меня. И сейчас, спустя три года, я не собирался повторять его ошибок. Я собирался отвоевать Сергея. У кого бы то ни было.
Я ждал его у подъезда каждый день, утром и вечером. Сначала я таскал к нему букеты, но они неизменно отправлялись в урну. Решив, что тратить такие деньги на любимого человека, который упорно тебя отвергает, бессмысленно, я перестал носить цветы. Я просто ждал его, сидя на скамейке у подъезда, выкуривая одну сигарету за другой, волнуясь, как на первом свидании, даже еще сильнее…
Это были три недели полного сумасшествия. Я сходил с ума медленно и мучительно, влюбляясь в Сережку все больше, хотя каждый раз казалось, что больше уже невозможно. Когда я целовал его, хотелось плакать. И сердце разрывалось от боли. Вот он, рядом, я могу обнимать его, целовать его, он тянется ко мне, но… спустя несколько секунд я вновь буду отвергнут. И снова услышу эти шесть страшных слов, от которых хочется кричать так громко, как только возможно, и даже еще громче. И еще, и еще, и еще…
- Я больше не желаю тебя видеть…
-А я без тебя не могу… - я шептал эти слова ночью, обнимая одеяло и зарываясь лицом в подушку, не в силах сказать их ему.
Почему-то я мог говорить ему о любви, но не о том, что не могу без него жить. Я мог целовать и обнимать его, приносить ему букеты, но не мог заплакать, сорваться. Я мог просить о доверии, но не мог довериться сам. А все книги по психологии твердили: «Чтобы человек вам доверился, вы должны доверять ему сами». Но я не мог доверить Сережке все свои тайны. Я… боялся… хотя и не знал чего…
Три недели… Почему-то от одного важного события до другого в моей жизни всегда проходит именно три недели… Странная закономерность, я знаю. Но… так оно и есть…
Я не помню толком, как мне удалось уболтать Глеба достать мне ключи от подсобки. Я не представляю, как ему это удалось. Однако спустя три недели после того, как я впервые поцеловал Сережку, моего Сережку, я вошел в кабинет истории, сжимая эти ключи в кулаке.
-…Я же сказал, что не буду с ним встречаться!
Он слишком несдержан. И всегда, когда злится, повышает голос. Нет, не когда злиться. Когда возбужден. Во всех смыслах возбужден.
-Да почему?
- Да потому что дурак.
Они обернулись на мой голос. У них были почти одинаковые взгляды в тот момент: удивление и испуг смешались в них. Но в глазах Сергея я увидел и еще кое-что. И это кое-что подозрительно напоминало радость…
Я схватил его за грудки и буквально протащил через весь класс в коридор. Ученики провожали нас изумленными взглядами, Глеб и Олег понимающе улыбались, Сережка отчаянно краснел… А мне было на всех наплевать. Потому что сегодня я хотел, наконец, узнать у предмета своего вожделения и любви, почему он так упрямо мне отказывает.
Я втолкнул его в небольшую подсобку, вошел следом и запер за нами дверь. Он смотрел на меня со страхом в глазах и счастливой улыбкой. Я не знал, которой из эмоций верить. И решил проверить опытным путем…
У него губы со вкусом мяты, я уже говорил. Он часто жует мятную жвачку. Спорить готов – паста у него тоже мятная…
И у него всегда холодные руки. Когда он прикасается к обнаженной коже, по ней пробегает дрожь. Но это приятно.
А еще от него пахнет шампунем, почти всегда. Это странный, не классифицируемый запах. Он немного сладкий, немного свежий, немного неестественный… Непонятный запах, в общем…
Зато у него нежная кожа. Кажется, ее так легко оцарапать… Он вообще кажется таким хрупким! Его хочется прижимать к себе, огораживать от всевозможных бед, холить, лелеять… любить.
Я целовал его долго, бесконечно долго, не боясь быть застуканным или же отвергнутым. А он… боже, он отвечал на мой поцелуй. А иногда перехватывал инициативу, впиваясь мне в губы, кусая, лаская…
С ним невозможно целоваться с открытыми глазами. Стоит открыть глаза – и сразу видишь зеленые омуты его глаз. И тонешь в них, теряя какую-то часть себя… и уже не можешь выбросить из сердца его.
Мы целовались самозабвенно, забыв обо всем и вся, словно в последний раз, словно последние люди во вселенной. Его руки цеплялись за мои плечи, обвивали шею, скользили по спине, сводя с ума. Я прижимал его к себе, крепче, еще крепче, словно желая впитать его в себя, сделать его частью меня и самому стать его частью… Единым целым.
Я расстегнул его рубашку, коснулся ладонями горячей кожи груди. Он застонал мне в губы, с моих губ также сорвался стон. Я перестал его целовать, что ему, кажется, не особо понравилось. Мои губы касались его шеи, я ласкал языком его ключицы, спускался все ниже и ниже. Когда я прикусил сосок, он вскрикнул от боли и неожиданности. Не удержавшись, я посмотрел на его лицо. Сверху вниз на меня смотрели затуманенные от страсти, желания глаза. Он был прекрасен, как никто и никогда до него. Совершеннее Адама, коварнее Каина и желанней самого запретного из плодов. Он был моим запретным плодом…
Пройдясь по его животу дорожкой поцелуев, я замер, не спеша расстегивать его джинсы. Языком я провел по коже у самой ткани, заставив его выгнуться мне навстречу с низким стоном. Распрямившись, я вновь коснулся губами его губ, расстегивая пуговицу штанов. Пуговица, молния, штаны слетают на пол, за ними отправляется рубашка. Он почти обнажен, но у меня нет времени любоваться его телом. Я был уверен, что еще смогу разглядеть его… во всех… подробностях…
Я расстегнул свою рубашку и обнял свое рыжее чудо, крепко прижимая к себе. Его сердце билось быстрее моего, как у кролика. Его кожа была горячее моей, нежнее, слаще… Господи, как же давно я мечтал соприкоснуться с его обнаженной грудью своей. Обнимать. Почти вечно. И больше ничего не надо… только вечность… и он, позволяющий быть рядом с ним так близко, так сладко, так… запретно.
Снаружи раздался какой-то грохот, заставивший на обоих вздрогнуть. И я вдруг осознал, что мы находимся далеко не в романтичной обстановке…
-Отпусти меня, - прошептал он едва слышно.
Но я все-таки услышал этот шепот. А так хотелось не услышать!
Конечно, я отпустил его. Что мне еще было делать? Я хотел, чтобы он был моим по собственной воле. Мне нужен был человек, а не игрушка на час, которую можно сломать и выбросить. Мне нужен был Он.
Мы одевались молча, стараясь не глядеть друг на друга. Я открыл дверь, он вышел первым, почти побежал прочь, но его догнал мой крик:
-Когда ты перестанешь сопротивляться?!
Он не ответил. Или, по крайней мере, я не услышал его ответа.
Отдав ключ от подсобки первой встретившейся уборщице, я покинул здание школы. А на губах до сих пор оставался вкус мяты. Я не желал ощущать его. Потому что это было как искушение, испытание… Искушение, которому я поддался, испытание, которое я не прошел…
Название: *леш объединяет. Янтарь и изумруд
Автор: Prokopnyan, Tyrrenian
Рейтинг: наверное, NC-17
Размещение: только с разрешения ОБОИХ аторов.
Дисклаймер: Все наше.
Предупреждение: Бред авторов. Бессмысленный и беспощадный.
продолжение слеша "*леш объединяет"
читать дальшеСергей
Я был влюблен в Олега класса с шестого. Тогда еще мальчишка, он восхищал меня контрастом между внешней хрупкостью и внутренней силой. Даже избиваемый чуть ли не до потери сознания одноклассниками, этот мальчик упорно вскидывал подбородок, поливая противников презрением. И я восхищался им. На расстоянии, из-за угла, в своих снах. Не потому что любил, а потому что желал хоть капельку приблизиться к этой красоте.
А потом… Потом в моей жизни была поездка в Питер к дяде и знакомство с Данилой. С человеком, который перевернул мою жизнь. Танцор, хореограф, журналист, художник – казалось, в этом тридцатилетнем мужчине собрались все таланты. И безумная красота. Нетипичные для танцора широкие плечи, накачанные руки и мощная шея. Данила любил таскать меня на руках, учил танцевать, говорил, что у меня способности… А потом была последняя ночь перед отъездом, и его шепот, и руки, блуждающие по моему телу, и боль…и слезы, слезы, слезы. Сначала от тоски, потом от боли внутри, а после от безудержного наслаждения. В свои двенадцать я и подумать не мог, что бывает ТАК.
Но уже через неделю, первого сентября, я с изумлением и жадностью впитывал образ белокурого юноши, сидящего рядом. Олег был как… как хрупкая статуэтка, как капля дождя на кончике листа. А он повернулся ко мне и предложил свою дружбу. Я не смог отказаться. Данила исчез, оставшись в памяти просто первым.
Мы стали дружить: вместе гуляли, сбегали с уроков, смотрели тайком от родителей порнушку. Но так или иначе, я всегда оставался в тени для любимого. Тени кого-то более значимого, более близкого Олегу. Этим кем-то оказался Глеб. Старший брат моей неразделенной любви и воплощенное совершенство в глазах преподов. Наверное, мой любимый и сам не понимал этого до конца, но в его голубых глазах всегда плескалось столько любви к собственному брату. И произошедшее позднее было лишь вопросом времени.
Так и жил я целый год, бережно поддерживая Олега во всех проказах и неприятностях. А потом… Потом был первый телефонный звонок. Он сразу принялся что-то шептать о моих веснушках, о том, как красиво бы смотрелись рыжие волосы на серебре стальных кандалов, как хочет Он почувствовать вкус моей крови, выдавить гной из ран на моем теле… Я бросил трубку. Испугался. Забился в угол. И… понял, что попал.
С тех пор звонки повторялись каждый день, неизменно сопровождаясь рассказами интимного содержания. Родители, которым я, наконец, решился рассказать все, отключили телефон и провожали меня до школы каждое утро. Вот только обратно надо было ходить самому. И через неделю Он зажал меня в одном из переулков у дома, приставив к боку острие ножа. Страшно не было, нет, просто не хотелось боли. Еще с Данилой я понял, что слишком тяжело ее переношу. Так хотелось зарыдать, пообещать выполнить все, что угодно в обмен на свободу, что я пообещал. Он заставил меня встать на колени и расстегнул ширинку…
Я ненавижу маски, потому что в день нашей единственной встречи на Нем было лицо какого-то мультяшного персонажа. Плохого качества пластик с пустыми глазницами и вырезами для носа и рта, сквозь которые пробивается хриплое мужское дыхание. А еще я ненавижу кожаные вещи, потому что в тот раз на Нем были кожаные перчатки с обрезанными пальцами.
Это было противно, страшно, стыдно, но… но никогда больше не повторялось. Со временем, родители решили, что маньяк – только плод моего воображения, и перестали провожать в школу. «Его не существует, Сережа, - часто говорила мама, ведя меня к психиатру, - это только выдумка». Но Он был. И каждый вечер звонил, выспрашивая о том, что я чувствовал или желал бы в тот или иной момент.
Спустя пол года, я уже настолько привык к своему мучителю, что доверительно рассказывал ему все свои переживания и страхи. А Он слушал, слушал и раз за разом повторял, как сильно хочет наслаждаться моими мучениями, медленно пить мою кровь и капля за каплей выцеживать юную жизнь. Мой мучитель умел убеждать, умел слушать, и к началу девятого класса стал единственным, кому я доверял.
Но был еще и Олег. Человек, чьи глаза преследовали меня во снах, чьи губы грезились наяву, заставляя сердце биться чаще, тот, в кого я был влюблен. И не было из этого тупика выхода. Мой любимый принадлежал сердцем и душой собственному брату, как бы не отрицал этого, а я сам… я должен был стать игрушкой в руках сумасшедшего.
Все изменилось в конце октября, когда однажды вечером в мою дверь позвонили.
- Серый, здарова! Ты же не против, если я воспользуюсь твоим компом? Нет? Здорово! – Олег. Конечно, я впустил его, конечно, помог разобраться в хитросплетениях виртуальной сети, и конечно, умирал от желания хотя бы прикоснуться к этому чуду. Но в голове раз за разом вставал ставший уже родным голос: «Ты мой, только мой. От рождения и до смерти, от крови до каждого движения ты предназначен мне». И я опускал протянутые к золотистого цвета волосам руки.
Почему на следующее утро я стол у двери Олега, разглядывая его новый образ? Почему согласился пойти в дом к его брату? И почему не мог отвести глаз всю дорогу от белокурого красавца со следами неумело нанесенной на лицо косметики? Не знаю. Знаю только то, что тогда я жадно пил каждую секунду, проведенную с ним.
Глеб оказался поразительно красив, но иначе, чем его брат. Они были как свет и тьма, ночь и день, две неизменно притягивающиеся противоположности. Грубоватые черты Глеба и мягкие абрисы Олега, почти белые волосы у одного и темно-каштановое великолепие – у другого. Мощь и сила, противостоящие и неизменно проигрывающие, хрупкости и изяществу. Тогда я сбежал и закупил на лестничной площадке, ожидая любимого. Смс.
«Я не люблю, когда ты куришь, и не люблю тебя с другим…»
Как Он узнал мой номер? Как Он всегда умудрялся видеть каждый мой шаг? Тогда я по-настоящему разозлился и попытался вырваться из порочного круга, предложив Олегу встречаться со мной еще там, за гаражами Глебова дома. Я пытался показать себе, что Он – плод моего воображения, что Он не сможет причинить боли такому хрупкому и беззащитному созданию, как Оля. Я обманывал себя. Я целовал самого любимого человека на свете, пробегаясь пальцами по его спине, вжимался в него всем телом, слышал его хриплый стон «Глеэээб» и давился собственным отчаянием.
Быть может, все сложилось бы иначе, но Олег согласился со мной встречаться. Олег, нет, Оля, Оленька, он повел меня в неизвестном направлении, злой и вымотанный до чертиков. Но даже за таким я был согласен идти на край света. Я думал, что любил. Но это были последние секунды моего заблуждения.
Под аркой наши пути пересеклись. Артем стоял, изумленно глядя на наш поцелуй, а янтарного цвета глаза опаляли своим теплом и жаждой жизни. Я тогда еще подумал, что мы с ним, как и Олег с Глебом, - две полярности. Горячее пламя жизни и холодное ожидание смерти, наполненный радостью янтарь миндалевидных глаз и полная опустошенность зеленых омутов. Я не чувствовал ни губ Олега, ни его руки на своей талии, просто покорно шел, стараясь сохранить в памяти образ янтарного тепла. Моего кусочка знойного лета.
Мы таскались с Олегом по магазинам, завернули в парикмахерскую и вышли оттуда уже под вечер. Моя наивная детская любовь щеголял новым имиджем и страшно гордился собственной смелостью, я же никак не мог отойти от воспоминаний о кареглазом незнакомце под аркой. Будь он преследующим меня маньяком – согласился бы на все условия, не раздумывая. Потому что с момента той встречи не мог жить без этого безумного взгляда.
А в парке, куда мы пошли прогуляться с Олей, все было усыпано лепестками огня, сорванного с деревьев. Вот только это пламя не могло согреть тело, но дарило надежду сердцу. И мы дурачились, катались по земле, в шутку перебарывая друг друга. А потом… Что-то изменилось. И стало неожиданно тепло, тянуще-сладко где-то в груди. Так бывает в детстве, когда бегаешь по квартире в ожидании большого праздника, путаясь у всех под ногами. И хочется сделать что-нибудь безумное, чтобы хоть немного ослабить тугую спираль внутри. Я и сделал. Я целовал Олега, нежно, мягко, чувствуя, что ошибся, и тепло в груди было вызвано не им…
- Оля… - прорычал Глеб, срывая с меня Олега. – Что ты здесь делаешь?
- Висю, - ответил мой парень, смешно дернув ногами.
Я быстро оббежал взглядом вокруг, не заметил ли кто, и наткнулся… Темный янтарь с застывшими в нем чистиками и ветками, осколок солнца в миндалевидных глазах, смуглая кожа как напоминание о пляжном песке и длинная коса, свободно развевающаяся под порывами ветра… словно виноградные лозы, прощально качающиеся вслед ушедшей давно весне. Он смотрел на нашу компанию, ехидно улыбаясь своими невозможными губами, и воплощал собой недоступную мне свободу…
Артем
Я всегда получал то, что хотел. Все мои капризы обязательно исполнялись отцом – достаточно обеспеченным человеком, чтобы покупать все, что я пожелаю. Не думаю, что он любил меня. Скорее он пытался убедить себя в том, что любит. Он говорил себе: «Я делаю все, что хочет мой сын, я готов на все ради него, и это – единственно верное доказательство мое отеческой любви».
Кажется, он до сих пор верит, что это так. Я же разуверился в этом, когда мне было семнадцать. Я и раньше сомневался в том, что действительно дорог отцу. Хотя не мне судить, дорог или не дорог. Не важно.
Когда мне было семнадцать, я впервые по-настоящему влюбился, влюбился по уши. Меня затянуло в водоворот какого-то сумасшедшего чувства. Я не сразу понял, что это любовь. Это был парень, а я никогда не считал не то что голубым, даже бисексуалом. Меня привлекали девушки с яркой внешностью и хорошим чувством юмора. А он… он не был девушкой, его внешность была вполне заурядна, да и чувство юмора оставляло желать лучшего. Даже не знаю, за что его можно было любить?
Любовь прошла после первой же нашей совместной ночи. Это было больно, грязно и противно. Он вечно что-то делал не так, и мне хотелось скорее смеяться, чем стонать, лежа под ним. Я бросил его тем же утром. Сказал, что-то про то, что ошибся в своих чувствах к нему. Но, наверное, я был слишком резок, бросая его. Через неделю я узнал, что он наглотался таблеток.
Не знаю, как отец прознал о том, что случилось. То ли сболтнул кто-то из однокурсников, то ли что-то еще. Но, так или иначе, он узнал, что меня больше не привлекают девушки, а также о том, что неприметный, серый мальчик-отличник покончил с собой из-за меня.
С того дня, когда я подтвердил его опасения, мы больше не виделись. Он ежемесячно переводит на мой счет крупные суммы, оплачивает мои счета. Я живу в шестистах километрах от него, но отец ни разу не захотел навестить меня, спросить, как дела, как учеба. Мне почему-то кажется, что моя ориентация была лишь поводом, чтобы избавиться от меня – его обузы. Я почти уверен, что сейчас он занимается своей фирмой, практически забыв обо мне, а деньги на мой счет поступают только благодаря секретарше, которая помнит, что каждого пятого числа надо идти в банк.
Благодаря связям отца я легко поступил туда, куда хотел. Конечно, обидно, что поступил я не только из-за своего ума и склонности к гуманитарным наукам. Но, знаете, это ведь не важно, как ты поступил. Я считаю, что важнее, как ты будешь учиться, а затем и работать. Но это, кстати говоря, тоже не важно.
С семнадцати лет я ввел для себя несколько своеобразных правил, которые пообещал не нарушать без серьезной на то причины. Я обещал себе, что никому и никогда не покажу своим видом, что у меня есть проблемы. Я не хотел портить другим настроение своими неприятностями. Ради этого мне пришлось стать вечно веселым, любящим пошутить парнем, у которого много друзей, вокруг которого крутятся и парни, и девушки. Исполняя другое свое обещание, я больше не заводил серьезных романов, отношений, ограничиваясь проведением ночей с малознакомыми людьми. Была и еще парочка правил, но они столь важны, как эти два, которые я, впрочем, через некоторое время нарушил. Что удивительно, причиной нарушения обоих правил стал один и тот же человек.
Поступив в университет, я сразу завел себе кучу друзей. И первым таким другом стал Глеб Сеноженский – мой одногруппник. Это был симпатичный брюнет с невероятно мужественной внешностью, упрямый донельзя, невероятно серьезный парень. Он привлек меня своим серьезным отношением к дружбе, любви и, конечно, учебе. Дружба наша завязалась далеко не сразу, уж слишком разными мы были. А потом еще оказалось, что мы оба боялись одного и того же: рассказать друг другу о том, что наша ориентация далека от традиционной.
Мы стали парой много позже, когда уже учились на четвертом курсе. Мы оба не желали серьезных отношений. Я ни с кем не встречался, а в парнях у Глеба никто еще не продержался дольше двух месяцев. Иногда он встречался с кем-то всего неделю, иногда – месяц, полтора, два. Но никогда – больше шестидесяти дней. Я считал.
Наши с ним отношения были почти договорными. Мы спали вместе, откровенничали. Начав встречаться, мы оградили себя от назойливых приставаний некоторых личностей. Это чем-то напоминало шаблонную историю любовных романов, в которых браки были договорными, а супруги – не более, чем друзьями. Мы, конечно, супругами не были, но наша история очень напоминала этот шаблон. Но долго жить таким шаблоном мы не могли.
Ни разу до октября того года, в который мы стали четверокурсниками, я не видел брата Глеба – Олега. Увидев дома у своего «парня» хрупкого невысокого мальчонку с длинными платиновыми волосами, я разыграл сцену ревности достаточно достоверно. Да я ведь действительно ревновал! У меня тогда не было никого, ближе Глеба и мне хотелось, чтобы я также был для него самым близким, дорогим человеком, причем как можно дольше.
Но в его жизни уже был человек, ради которого он был готов на все. Таким человеком оказался его брат, а впоследствии – возлюбленный – Олег Сеноженский. Это был немного инфантильный подросток, который, как оказалось, тоже был далеко неравнодушен к брату. Уж не знаю, как давно эти двое были друг в друга влюблены, но в тот октябрь их чувства достигли пика и… перелили через край.
Я был свидетелем и в некоторой степени участником событий того года, благодаря которым эти двое обрели свое счастье. Как я стал участником тех событий? Глеб очень доверял мне. И именно ко мне он обращался, когда у него возникали очередные проблемы в отношениях с любимым братом. Я помогал этим двоим разобраться в своих чувствах. Но навряд ли они бы стали тем, кем являются сейчас, без помощи еще одного участника тех событий – друга и одноклассника Олега, Сергея Павлова.
Впервые я увидел Сергея, когда шел к Глебу, позвонившему мне и попросившему прийти. Я почти всегда приходил на зов. Не знаю, право, зачем. У этого человека всегда были одни и те же проблемы, сводящиеся к очередной мелкой неурядицы, которую они с Олегом раздули до размеров слона.
Олег с Сергеем вышли из-за гаражей, заметно растрепанные и несколько раскрасневшиеся. Мое внимание сразу же привлекло рыжеволосое чудо, которое Оля, явно напоказ, поцеловал в губы. И я, признаюсь, уже тогда с трудом смог оторвать от него взгляд. У него была удивительно яркая, запоминающаяся внешность. А еще – красивая улыбка в тридцать два зуба. Заразительная такая улыбка. Трудно было оставаться серьезным, видя ее. Но в тот раз я сумел не улыбнуться. Тогда я еще не понимал, что никто не способен повредить отношениям моего друга и его брата. Тем более – такой славный малый, как рыжик.
В следующий раз я увидел его немногим позже, в тот же день. Мы с Глебом гуляли в парке, пытаясь найти ответ на вечный вопрос «Что делать?». Ответа не было, но это почему-то не особо огорчало. Надежда на лучшее отказывалась умирать и упрямо сражалась с верой и любовью, желающими ее прикончить…
Я сразу узнал рыжика. Он сидел на валяющемся на земле пареньке с черно-белыми короткими волосами и целовал его. То, что парень под рыжим – Олег я определил чисто дедуктивным методом, ответив на вопрос: «А с кем же еще это чудо будет целоваться?». Позже подтвердилось, что я был прав. Тогда же и обнаружилось, что я не смог остаться равнодушным к яркой внешности Сергея. Он, к слову, тоже не смог не обратить на меня внимания.
Пока Олег с Глебом выясняли отношения, мы откровенно пялились друг на друга. Не знаю, что на меня нашло, но я просто не мог оторвать взгляда от его темно-зеленых глаз. Я тонул в них, словно в каком-то омуте, они затягивали меня, подобно трясине: медленно и мучительно. Это была пытка, но пытки слаще этой никогда не существовало для меня. И я хотел, чтобы этот миг не заканчивался. И, черт, когда Глеб уводил меня оттуда я с трудом поборол желание обернуться и еще раз увидеть эти треклятые омуты его глаз…
Я думал, что больше никогда не увижу его, честно. Я и не рассчитывал на то, что мне представиться случай снова взглянуть в его глаза, и даже услышать его голос. Но судьба предоставила мне еще один шанс, которым я просто не мог не воспользоваться.
Под предлогом того, что нам с Глебом стоит позлить Ольку, я пришел домой к Сергею. Если бы мы оказались наедине в тот миг… я бы, наверное, понес всякую околесицу, полностью соответствуя своему имиджу сумасшедшего парня. Но меня останавливало присутствие рядом Олега. Поэтому я спокойно разыграл свою роль, позлил парня, привлек к себе внимание рыжика, как я уже начал его называть, и ушел, надеясь, что и эта наша встреча с Сергеем не будет последней.
Сергей
Олег попросил меня помочь в соблазнении брата. Точнее, рассказать, как надо правильно заниматься сексом с парнями. Попросил, просящее глядя в глаза, словно извиняясь за свое поведение. Больше всего смущало всякое отсутствие разочарования выбором… тогда уже друга. Детская влюбленность исчезла, испарилась, подобно утренней росе, сменившись новым ярким чувством. Имя ему было Артем.
И уходя из квартиры Глеба, где оставил Олега вместе с пузырьком смазки и пожеланиями удачи, я касался перил на лестничной клетке, вдыхал воздух грязного подъезда, шептал нескромное: «Хочу». Просто потому что Он касался этих перил, дышал этим воздухом и шептал, а может, даже кричал в это пространство. И тогда я понял, что Тому, кто названивал мне каждый вечер по телефону, больше нет места в моей жизни. оставалось лишь сообщить это самому извращенцу. Случай представился уже на выходе из подъезда: завибрировал мобильник, возвещая о желании общаться моего мучителя:
- Здравствуй, мой раб, - он всегда так здоровался, всегда подчеркивал, что я принадлежу лишь ему.
- Привет.
- Ты странно неучтив сегодня, - похоже, маньяк был весьма разочарован моим ответом. – Разве ты не рад меня слышать, раб?
- Не рад. И я тебе не раб, сволочь, - не стоило отвечать так резко, не стоило вообще начинать весь этот разговор, но… появление Артема подарило мне надежду на свободу. И я забылся в собственных ощущениях, вспоминая теплый взгляд из-под ресниц, короткую косичку, переплетенную алой лентой, длинные чуткие пальцы… и само счастье от возможности дышать одним воздухом с чудом по имени Артем. – Я хочу, чтобы ты отвязался от меня.
- Уверен? – мой собеседник явно злился. – У тебя кто-то есть?
- Да… - и лгать тоже не следовало. Нужно было бежать, бежать и не оглядываться прочь от этого урода, прочь от собственной судьбы.
- Кто он?
- Тебя это не касается. Я кладу трубку.
- Стой! – маньяк явно играл на моей привычке подчиняться ему. – Слушай меня, раб. Я найду того, кто покусился на мою собственность, и растопчу его. Выдавлю глаза, один за другим, разрежу живот, позволив внутренностям вывалиться наружу, и стану наблюдать, как этот глупец умирает медленно, минута за минутой, истекая кровью…
- Замолчи! – надо было нажать отбой, но голос, что гипнотизировал меня в течении нескольких лет, вновь поработил мой разум, заставляя впитывать все новые и новые слова без возможности сопротивления.
- Или нет, я приведу его к тебе, чтобы ты видел его страдания. Чтобы ты винил себя за его смерть… Чтобы ты жался ко мне в поиске спасения, но все равно продолжал смотреть на стекающее по его ногам кровь вперемешку с дерьмом. Потому что ты – мой.
Я все-таки нашел в себе силы вырваться из власти этого урода, но дрожь по-прежнему сотрясала тело так, что я минут пять провозился, пытаясь засунуть мобильник в карман. А потом… я бежал. Так, будто за мной гнались стаи голодных волков, будто вырастала за спиной ледяная стена цунами, будто губила все на своем пути пылающая лава. Но от Хозяина не убежать. Он находил меня везде, где бы я ни прятался, следовал за мной по пятам, дышал в затылок и наслаждался моим страхом.
А на следующий день Глеб пришел к нам в школу. И снова Олег всячески сопротивлялся своим чувствам, маскируя их ненавистью. Зачем? Для чего? Между этими двумя просто искры летали, когда Глеб принялся нас отчитывать за переписывания на уроке, а потом…
Потом мы двинулись ко мне домой, где Олег, провозившись несколько часов, написал нечто потрясающее и великолепное, не идущее ни в какое сравнение со всеми моими сочинениями. Каждая строчка была пропитана такой болью, такой любовью и плохо скрываемой нежностью, что хотелось плакать.
И плевать на безумное количество ошибок, но сам текст… Я мог только мечтать о подобных чувствах, запертый в темницу из слов и шепота, из угроз и сладостных стонов.
А еще чуть позже, когда мы с другом пили на кухне чай, в дверь позвонили. И я точно знал, что это Он, мое кареглазое чудо со своей сводящей с ума улыбкой. И оказался прав. Артем одним взглядом мог растопить арктические ледники, погрузить на дно Марианской впадины и вознести к Луне, а когда он еще и улыбался. Я был согласен на все, даже на вечное рабство и смерть ради одной только этой улыбки, предназначенной мне. Но… Солнце светило всем и каждому. Не выделяя из толпы рыжего смертника.
«Я найду того, кто покусился на мою собственность, и растопчу его», - слова Собеседника пронеслись в моей голове, больно резанув по сердцу, а рука сама дернулась, захлопывая дверь. «Не надо, пожалуйста, уходи. Еще секунда, и я просто не смогу без тебя…» Но Артем ли, или Бог не услышали моих просьб, и в пространство между косяком и дверью вклинилась нога в дорогом ботинке, мешая движению. «За что? я же не виноват… ни в чем… Уходи…»
-Ну, кто там? – Олег вышел в коридор и удивленно вскинул брови при виде любовника своего брата, но нашел в себе силы спросить: -И чего ты тут забыл?
Артем что-то нес про ключи, про Глеба, но при этом смотрел только на меня, плавя огнем своих глаз, а я умирал, едва держась за створку двери. Умирал, потому что знал, что жить без него не смогу. Не пожелаю. Но позволить Собеседнику причинить хоть каплю боли Артему, я также не мог. И сердце разрывалось от желания быть вместе, касаться, целовать, и желания защитить любимого теперь уже человека.
А потом Артем ушел, забрав ключ. Олег долго шумел на тему того, что «этот длинноволосый урод спит с МОИМ братом!!!», а я не верил. Нет. Ведь мой любимый улыбнулся мне, подмигнул, подарив на мгновение все счастье мира, почти коснулся, уходя, руки краем пальто. Нет, он не мог любить другого… Не мог.
На следующий день, перед уроком Глеба, Артем пришел в школу, якобы по делам. Но все видели их поцелуй в коридоре, их объятия, касания рук. И тогда я понял, что умру. Что соглашусь на условия Собеседника, став его добровольным рабом, потому что не осталось в мире ничего, что держало бы меня живым. Даже любовь, теплое и светлое чувство, о котором мечтает каждый человек, оказалось обманкой, пустым фантиком от конфеты… очередной ложью.
Под рубашкой крылась тонкая розовая полоска – напоминание о близости и всеведении моего Господина. Я решил, что буду подчиняться, буду терпеть, если прикажут, и буду стонать, если пожелает Великий. В ту минуту я отдавал всего себя жуткому, с тягучими интонациями и бархатистой хрипотцой, голосу. И прощался со своей так и не сбывшейся любовью.
Я нажал на вызов, но в ответ услышал только гудки…
И уже вечером, в беспокойстве за ушедшего в растрепанных чувствах Олега, я принесся в квартиру его брата сразу после его звонка. Надо было срочно рассказать все: что Олег переживал, что ему было больно, страшно, одиноко. Надо было вдолбить Глебу в голову, что он нужен брату, как воздух, как мне нужны мои оковы… Но дверь открылась, всколыхнув теплое чувство в груди. На пороге стоял, удивленно улыбаясь, Артем:
- Рыжик?
Артем
-Рыжик?
Я не знаю, как меня угораздило обратиться к нему этим забавным прозвищем, мною же и придуманным. Просто вырвалось. Просто я так часто называл его в разговорах с Глебом рыжиком, и так редко – Сергеем, что прозвище само слетело с губ, до того, как я сообразил, что говорю.
Он смотрел на меня со смесью удивления и радости во взгляде. Я сам был, пожалуй, удивлен и рад не меньше него. Кого-кого, а это рыжее чудо увидеть за дверью я не ожидал. Предполагалось, что ему следует обходить этот дом стороной, лишь бы не напороться на голубую мечту своего «парня». Тем не менее, это действительно был он.
-Чего тебе? – произнес я, стараясь не выдать своей радости при виде Сергея.
Он как-то неожиданно стушевался, покраснел, отвел взгляд. Ужасно хотелось схватить его за подбородок, заставить смотреть глаза в глаза. Я хотел вновь утонуть в этих зеленых омутах. Но боялся признаться в этом даже самому себе.
Глубоко вдохнув, он начал говорить, пожалуй, громче, чем следовало. Он говорил что-то о том, что Олег и Глеб – идеальная пара, что их срочно надо мирить, что Олега надо искать, что тот сейчас способен на все… Схватив его за руку, я втащил рыжика в квартиру и захлопнул за ним дверь. Мы оказались рядом, неожиданно близко, мне надо было лишь слегка нагнуться, чтобы коснуться губами его губ. А он все говорил что-то, но я уже не понимал, что именно…
Не знаю, что на меня нашло. На самом деле я довольно-таки здравомыслящий человек, но в тот день… меня словно черт попутал. Забыв о всех обещаниях, данных себе, я поцеловал ничего подобного не ожидающего мальчишку, заставив его наконец-то замолчать. И целых десять секунд (чуть больше ли, чуть меньше – не важно), пока он не сообразил, что происходит, я мог ощущать вкус его губ, слышать бешенное биение его сердца, чувствовать аромат свежести, исходящий от его рубашки. Потом он укусил меня за губу, изо всех сил, до крови. Я отстранился от него, больше от неожиданности, чем от боли. И, конечно, не ожидал я и удара в лицо. Мне пришлось отступить на пару шагов назад, я споткнулся о свои же ботинки и полетел на пол, в последний момент, схватив Сергея за руку и потянув его за собой. Он упал прямо на меня, попытался встать, но я тут же повернулся вместе с ним, подминая беднягу под себя. Нависнув над ним, я, кажется, целую вечность разглядывал его лицо: губы со вкусом мяты, курносый нос, зеленые омуты глаз, многочисленные веснушки на щеках, челку, лезущую в глаза. На этот раз поцелуй мой был вполне ожидаем. Но Сергей почему-то не пытался вырваться. Его губы приоткрылись в ожидании этого поцелуя, а когда мои губы коснулись его он, кажется, потянулся навстречу. Но тут же опомнился.
Мы долго катались по полу, дерясь и целуясь. Бесконечно долго. И в тот момент ужасно хотелось, чтобы Олег с Глебом как можно дольше разбирались в своих отношениях, там, на улице, чтобы я мог как можно дольше целовать это рыжее чудо. Их действительно не было довольно-таки долго. Но все хорошее рано или поздно кончается. Я услышал, как хлопнула входная дверь, спиной ощутил их удивленные взгляды и заставил себя оторваться от рыжика.
- Глеб, а мы также глупо выглядели? – спрашивал Олег.
- Еще глупее, - я наконец-то отполз от Сергея. – Он прибежал сюда с криками, что Олега надо искать, вызывать милицию, пожарный и МЧС, хотя на самом деле просто не смог устоять перед моим обаянием!
- Ты, урод патлатый! – Серега вновь кинулся на меня с кулаками, но (слава богу!) мне удалось перехватить его руки, а рот закрыть поцелуем.
- Ну ни фига себе, за хлебушком сходил… - услышал я краем уха голос Олега.
В следующий раз я оторвался от рыжика уже надолго. Чтобы он, не дай бог, меня не покалечил, я крепко держал его за руки, сопровождая в зал, где уже ждали нас Олег с Глебом. У этой сладкой парочки, судя по всему, все опять было хорошо, но не факт, что надолго. Осадив меня дружным гвалтом, они заставили рассказать им, что же произошло в прихожей, пока их не было.
-Ну, так вот. Прибегает Серега сюда, весь из себя взволнованный. Кричит, что Олега надо искать, что он с собой покончить может… Ну, и всякую прочую чушь.
-Это не чушь! – возмутился рыжик.
Возмущение его вызывало только улыбку и желание шутливо пригрозить:
-Так, а ты молчи, а то поцелую!
Он покраснел. Господи, как же мило он краснеет! Мне в тот момент ужасно захотелось его поцеловать, но я чудом сдержался, понимая, что при Глебе с Олегом рыжик ни за что не станет мне отвечать. Он и без них-то мне после каждого своего ответа на поцелуй морду бил… Ну, пытался бить, по крайней мере.
-Итак, врывается он в квартиру, кричит, вопит. Я его заткнуть честно пытался. Да разве такого заткнешь! Зациклился на своем самоубийце, человека разумного слушать не хочет… Ну, а я что… Я всегда считал, что самый действенный способ заткнуть человека. Ну, я и поцеловал. А этот меня за губу укусил! Нет, ну не буду же я целоваться с тем, кто кусается! Я и отстранился от него. А он мне как даст в наглую рожу! Удар у него шикарный… Губу, вот, разбил… Губу, ага. Нет, ну вот как я буду с разбитой губой целоваться?!
Весь мой рассказ был самым настоящим спектаклем одного актера. Я играл голосом, как только мог, строил самые разнообразные выражения лица, заставляя всех, даже Сергея, с трудом сдерживать смех. Мне нравилась эта игра. Улыбки близких мне людей. И, особенно, искренняя улыбка моего рыжика, которую тот так редко мне показывал.
-Ну, когда ты целовал Серегу, тебе это не мешало… - заметил Глеб.
-Так-то мой Сережка!
И, в подтверждение своих слов, я обнял Сережку за плечо и придвинул к себе поближе. Удивительно, но он позволил прижать себя ко мне, даже, кажется, не покраснел. «Не порядок!» - подумалось мне, и я добавил к предыдущей фразе:
– А ежели, он меня бросит?! Вот прямо завтра – возьмет и бросит! Кто ж на меня побитого позарится?!
И он снова покраснел! Прямо по заказу!
Я не мог не улыбаться, глядя на него. Не мог не прикасаться к нему, когда он был рядом. Для меня это было ужасно важно – то, что он позволял мне обнимать себя. Жалко, конечно, что к поцелуям он был не столь благосклонен…
-Кхм… Ну, это я отвлекся, да… Ну, значится, подрались мы слегка. Он мне в рожу – я ему в рожу. На полу как-то оказались… - да, да, я слегка приврал, не желая рассказывать о том, как, споткнувшись, рухнул на пол. – Ну, и понеслось. Ну, вы ж все видели, парни! Я своего бойфрендика, - в этот момент Серый стал похожим на рака, - изуродовать не хотел…. Ну, подумал, что отвлечь его от драки надо… Нет, ну, а как бы я его отвлек, если бы не поцелуями?! Я и поцеловал… А он мне на поцелуи отвечал!!!
-ЧЕГО?!!!
Ах, как же удачно рыжик ввязался в разговор! И как же удачно я пообещал поцеловать его, если он не будет молчать!
Воспользовавшись произнесенными ранее словами, я поцеловал его. Он сопротивлялся, конечно. Но сопротивлялся скорее напоказ, для Олега с Глебом, чем для меня. Не могу сказать, что был не рад сему факту. Рад, конечно, рад! Ведь это означало, что у меня вполне есть шансы и на большее!
Но большее нам совершить тогда не дали. Прервали на самом интересном месте (ууу, гады! (с) афффтааар XD)…
-Вот так мы целовались-миловались, пока вы не пришли и не нарушили нашу идиллию! – завершил я свой рассказ, укоризненно глядя на прервавших нас парней.
Те только улыбались понимающими улыбочками. Да что тут можно было не понять! Мы с Серегой – идеальная пара!
Я притянул к себе своего бойфренда (он, правда, еще не знал об этом своем статусе) и чмокнул в макушку. Весело подмигнул Глебу и поинтересовался ехидно:
-Нам, наверное, стоит оставить вас наедине, а, голубки?
Мой друг все понял, конечно. Не зря мы знали друг друга столько лет, не зря назывались лучшими друзьями. Явно нехотя, но он кивнул в ответ на наш вопрос.
Желая поскорее оказаться с Сережкой наедине, я практически утащил парня в прихожую. Собрался я гораздо быстрее него. Явно желая отсрочить момент нашего, так сказать, уединения, он долго возился со шнурками, с молнией куртки. Он даже возле зеркала повертелся! Тогда-то я не выдержал: схватил его за руку, крикнул сумбурное «Пока!» друзьям и потянул парня вслед за собой вниз по лестнице, бегом, как когда-то в детстве. Не хватало только начать кататься по перилам!
Мы остановились этажом ниже. Дверь наверху наконец-то захлопнулась, и мы оказались наедине по-настоящему. Я отпустил руку Сергея, но он не спешил оставлять меня одного. Это была немного неловкая ситуация: мы стояли на третьем этаже, неотрывно глядя друг на друга, и понятия не имели, что говорить, что делать.
Я хотел, было, что-то сказать, но он опередил меня.
Сергей.
- Я больше не желаю тебя видеть…
Артем словно в испуге распахнулся глаза и сделал шаг назад:
- Почему?
- Я уже занят. И… ты мне не нравишься.
Надо было тут же уйти, но Тема стоял, загораживая собой проход, и еще… Еще я просто не мог пересилить себя, вспоминая наши поцелуи. От них темнело в глазах, а тело переставало слушаться, стремилось к тому единственному, что сейчас стоял рядом. Так хотелось зарыться пальцами в его волосы, почувствовать на губах вкус его кожи, ощутить, как он наполняет меня…
- Так значит, не нравлюсь? – Артем широко улыбнулся и положил ладонь мне на образовавшуюся выпуклость на джинсах, поглаживая пальцами плоть сквозь слои ткани. И даже так его прикосновения обжигали, лишая воли и права голоса. Больше всего я тогда хотел прижаться к Артему, захватить губами его губы и целовать до одури, до жжения в легких, расцарапывать ногтями его обнаженную спину, чувствуя внутри себя безумные движения и тяжелое дыхание на щеке…
- Нехорошо врать… - Артем легкими поцелуями касался щек, глаз, шеи, избегая губ. А в моей голове билось только: «Я найду того, кто покусился на мою собственность, и растопчу его»
- Нет… - я выгнулся в руках любимого, стоило ему притянуть меня к себе за талию, не отрывая руки от паха, и с силой прижать к холодной стене подъезда. – Прошу тебя…
Я так хотел продолжить, но не мог себе этого позволить. Отныне и навеки я принадлежал Артему, служил ему, подчинялся с радостью и удовольствием. А над всем этим стояло правило…
«Робот не может причинить человеку вред или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред»… Первый закон роботехники, хотя в моем случае, рАботехники. Я обрел своего господина в лице улыбчивого кареглазого парня, добровольно нацепил на себя оковы любви. И теперь был обязан защитить его любой ценой.
- Почему? – Артем уже забрался руками под куртку и рубашку, касаясь холодными пальцами горячего живота, а я двигался в такт его руке, уже расстегивавшей ширинку моих джинсов. – Ответь мне, рыжик…
Приказ. «Робот должен выполнять приказы человека в той мере, в какой они не противоречат первому закону». Он не должен был знать, для собственной безопасности.
- Я ненавижу тебя… - ложь легко слетала с губ сквозь стоны. А Артем уже скользил пальцами по моему стволу, посылая волны удовольствия по телу. «Прошу не надо… На до конца…» - Из-за тебя я потерял Олега навсегда, из-за тебя я лишен возможности любить.
А вот второй пункт был правдой. Я больше не мог любить никого иного, кроме Артема. Он стоял в холодном подъезде со злобно прищуренными глазами, с прикушенной до крови губой и дрочил мне, позволяя вцепляться пальцами себе в плечи в попытке сдержать наслаждение. Но не делал попыток поцеловать или еще как-то обозначить свою симпатию. Постепенно движения становились более жесткими, быстрыми, словно предназначенными сорвать кожу или выдавить изнутри признание в чем-то запретном. Например, в собственной любви.
- Ар… те… Ом… А… Ар! Ар! – почему я выкрикивал его имя, не заботясь об обитателях подъезда? Почему подавался ему навстречу, мечтая только о поцелуе? Почему не мог думать больше ни о чем ином, кроме него? Тогда мне казалось, что лучше быть рабом маньяка и иметь право ненавидеть его, чем загонять себя в рабство любви… Пусть и такое желанное, накатывающее словно изнутри сплошной волной, сжигающее в пепел все страхи и ложь, неизменно заканчивающееся ослепительной вспышкой наслаждения. – Аааарррр…
- Ну что, рыжик, - Артем прислонил меня собой к стене, не давая упасть, и показушно лизал с пальцем мою сперму, глядя мне в глаза. Будто все знал с самого начала, - я тебе по-прежнему не нравлюсь?
«Робот должен заботиться о собственной безопасности в той мере, в какой это не противоречит первому и второму законам».
- Для траха сойдешь… - а сердце разрывалось от боли и желания броситься Артему на шею, сказать, что люблю его, прижаться губами к его губам. Но был еще Собеседник, который спокойно и равнодушно следил за каждым мим шагом, наказывая за промахи. Я боялся, что он видел все произошедшее. А значит, мог приняться мстить Артему. Я бы не вынес смерти любимого.
Тема, похоже, с трудом сдержался, чтобы не ударить меня, но все же до боли сжал плечо, шепча сквозь зубы:
- И не надейся, что я тебя так просто отпущу…
Этот поцелуй не был хоть сколько-нибудь мягким или нежным, он подавлял, указывал место, подчинял. Артем резко отстранился и, поправив выбившуюся из прически прядку, выскочил на улицу. Под падающий снег.
Я плакал всю ночь, не беря трубку, когда звонил Собеседник, игнорировал обеспокоенных родителей и два часа в ванной пытался смыть с себя память о его безумно сладких прикосновениях.
А рано утром родители уехали в командировку на пол года. Опять. Работа музыкантов требует постоянных разъездов, они и так ради меня отказались от нескольких туров. И, конечно, они не видели записку под дверью от моего личного кошмара: «Ты заплатишь». И, конечно, они не могли знать, что под дверью подъезда меня ждал Артем с букетом цветов. И конечно, не могли даже подумать мои любимые мама и папа, что с ответ на демонстративно брошенные в урну цветы Артем поцелует меня на глазах всего двора, беззастенчиво сжимая мои волосы в кулак. Почти до боли, слишком сладко… Как расплату за то, что живу.
Родители уехали, и оба мужчины начали атаку на меня, закидывая смсками, звонками. Цветами и письмами. А я сходил с ума. Собеседник ежедневно присылал мне то платок Артема, то прядь его волос, то тетрадь с лекциями… Сам Артем каждое утро и вечер встречал меня у подъезда и целовал, лишая разума. Тема говорил мне какие-то глупости насчет своей любви, просил довериться ему, раскрыться. Собеседник ночами шептал в трубку о потеках крови на моих бедрах и тоже молил о доверии.
Это были три недели встречи с чудом, три недели сумасшествия и затаенного страха, который я не мог показать ни одному (потому что не хотел ранить), ни другому (потому что не хотел доставлять удовольствие).
А через три недели в класс, где я мрачно пытался придумать выход из ситуации, вошел чем-то недовольный Олег:
- Привет! – он водрузил портфель на парту и принялся раскладывать тетради, ручки, учебники. – Чего такой недовольный?
- Артем утром заходил…
- И? – разве мог я ему сказать, что еле сдержался сегодня, чтобы не ответить ему, чтобы не наброситься с ласками прямо посреди оживленной улицы, что до сих пор судорогой сводило пальцы, и стояло так, что хотелось биться головой о стену. Нет, Олег не должен был ничего знать, хотя бы потому, что тогда бы все узнал и Артем.
- И! – я вскочил с места, разыграв гнев, хотя просто нуждался в движении, чтобы сбить возбуждение. – Чего ему от меня надо? Я же сказал, что не буду с ним встречаться!
- Да почему? – мой друг действительно не понимал. Или просто не хотел, а я знал ответ. Потому что…
- Да потому что дурак, - раздался у нас над головами подозрительно знакомый голос. Рядом с партой стоял злой и встрепанный Артем.
Артем
Не знаю, почему я боролся за него. И с кем… С его упрямством? С его предрассудками? Или же в тот вечер он сказал правду?…
- Я больше не желаю тебя видеть…
- Почему?
- Я уже занят. И… ты мне не нравишься.
В тот момент… Я действительно испугался. Испугался того, что сейчас он бросит меня. Хотя… разве можно бросить того, с кем никогда не встречался? …Мне до сих пор кажется, что можно. И в тот день, когда я был так близок к тому, чтобы это случилось… чтобы меня бросили… В тот день я решил нарушить все запреты, которые наложил на себя сам. В тот день… не знаю, было ли это просто оправдание или же правда… Я сказал себе, что не виноват в том, что тот парень, в которого я влюбился в семнадцать лет – забавно, но сейчас я даже не могу вспомнить его имени – решил покончить с собой. Ему стоил бороться за любимого человека, за меня. И сейчас, спустя три года, я не собирался повторять его ошибок. Я собирался отвоевать Сергея. У кого бы то ни было.
Я ждал его у подъезда каждый день, утром и вечером. Сначала я таскал к нему букеты, но они неизменно отправлялись в урну. Решив, что тратить такие деньги на любимого человека, который упорно тебя отвергает, бессмысленно, я перестал носить цветы. Я просто ждал его, сидя на скамейке у подъезда, выкуривая одну сигарету за другой, волнуясь, как на первом свидании, даже еще сильнее…
Это были три недели полного сумасшествия. Я сходил с ума медленно и мучительно, влюбляясь в Сережку все больше, хотя каждый раз казалось, что больше уже невозможно. Когда я целовал его, хотелось плакать. И сердце разрывалось от боли. Вот он, рядом, я могу обнимать его, целовать его, он тянется ко мне, но… спустя несколько секунд я вновь буду отвергнут. И снова услышу эти шесть страшных слов, от которых хочется кричать так громко, как только возможно, и даже еще громче. И еще, и еще, и еще…
- Я больше не желаю тебя видеть…
-А я без тебя не могу… - я шептал эти слова ночью, обнимая одеяло и зарываясь лицом в подушку, не в силах сказать их ему.
Почему-то я мог говорить ему о любви, но не о том, что не могу без него жить. Я мог целовать и обнимать его, приносить ему букеты, но не мог заплакать, сорваться. Я мог просить о доверии, но не мог довериться сам. А все книги по психологии твердили: «Чтобы человек вам доверился, вы должны доверять ему сами». Но я не мог доверить Сережке все свои тайны. Я… боялся… хотя и не знал чего…
Три недели… Почему-то от одного важного события до другого в моей жизни всегда проходит именно три недели… Странная закономерность, я знаю. Но… так оно и есть…
Я не помню толком, как мне удалось уболтать Глеба достать мне ключи от подсобки. Я не представляю, как ему это удалось. Однако спустя три недели после того, как я впервые поцеловал Сережку, моего Сережку, я вошел в кабинет истории, сжимая эти ключи в кулаке.
-…Я же сказал, что не буду с ним встречаться!
Он слишком несдержан. И всегда, когда злится, повышает голос. Нет, не когда злиться. Когда возбужден. Во всех смыслах возбужден.
-Да почему?
- Да потому что дурак.
Они обернулись на мой голос. У них были почти одинаковые взгляды в тот момент: удивление и испуг смешались в них. Но в глазах Сергея я увидел и еще кое-что. И это кое-что подозрительно напоминало радость…
Я схватил его за грудки и буквально протащил через весь класс в коридор. Ученики провожали нас изумленными взглядами, Глеб и Олег понимающе улыбались, Сережка отчаянно краснел… А мне было на всех наплевать. Потому что сегодня я хотел, наконец, узнать у предмета своего вожделения и любви, почему он так упрямо мне отказывает.
Я втолкнул его в небольшую подсобку, вошел следом и запер за нами дверь. Он смотрел на меня со страхом в глазах и счастливой улыбкой. Я не знал, которой из эмоций верить. И решил проверить опытным путем…
У него губы со вкусом мяты, я уже говорил. Он часто жует мятную жвачку. Спорить готов – паста у него тоже мятная…
И у него всегда холодные руки. Когда он прикасается к обнаженной коже, по ней пробегает дрожь. Но это приятно.
А еще от него пахнет шампунем, почти всегда. Это странный, не классифицируемый запах. Он немного сладкий, немного свежий, немного неестественный… Непонятный запах, в общем…
Зато у него нежная кожа. Кажется, ее так легко оцарапать… Он вообще кажется таким хрупким! Его хочется прижимать к себе, огораживать от всевозможных бед, холить, лелеять… любить.
Я целовал его долго, бесконечно долго, не боясь быть застуканным или же отвергнутым. А он… боже, он отвечал на мой поцелуй. А иногда перехватывал инициативу, впиваясь мне в губы, кусая, лаская…
С ним невозможно целоваться с открытыми глазами. Стоит открыть глаза – и сразу видишь зеленые омуты его глаз. И тонешь в них, теряя какую-то часть себя… и уже не можешь выбросить из сердца его.
Мы целовались самозабвенно, забыв обо всем и вся, словно в последний раз, словно последние люди во вселенной. Его руки цеплялись за мои плечи, обвивали шею, скользили по спине, сводя с ума. Я прижимал его к себе, крепче, еще крепче, словно желая впитать его в себя, сделать его частью меня и самому стать его частью… Единым целым.
Я расстегнул его рубашку, коснулся ладонями горячей кожи груди. Он застонал мне в губы, с моих губ также сорвался стон. Я перестал его целовать, что ему, кажется, не особо понравилось. Мои губы касались его шеи, я ласкал языком его ключицы, спускался все ниже и ниже. Когда я прикусил сосок, он вскрикнул от боли и неожиданности. Не удержавшись, я посмотрел на его лицо. Сверху вниз на меня смотрели затуманенные от страсти, желания глаза. Он был прекрасен, как никто и никогда до него. Совершеннее Адама, коварнее Каина и желанней самого запретного из плодов. Он был моим запретным плодом…
Пройдясь по его животу дорожкой поцелуев, я замер, не спеша расстегивать его джинсы. Языком я провел по коже у самой ткани, заставив его выгнуться мне навстречу с низким стоном. Распрямившись, я вновь коснулся губами его губ, расстегивая пуговицу штанов. Пуговица, молния, штаны слетают на пол, за ними отправляется рубашка. Он почти обнажен, но у меня нет времени любоваться его телом. Я был уверен, что еще смогу разглядеть его… во всех… подробностях…
Я расстегнул свою рубашку и обнял свое рыжее чудо, крепко прижимая к себе. Его сердце билось быстрее моего, как у кролика. Его кожа была горячее моей, нежнее, слаще… Господи, как же давно я мечтал соприкоснуться с его обнаженной грудью своей. Обнимать. Почти вечно. И больше ничего не надо… только вечность… и он, позволяющий быть рядом с ним так близко, так сладко, так… запретно.
Снаружи раздался какой-то грохот, заставивший на обоих вздрогнуть. И я вдруг осознал, что мы находимся далеко не в романтичной обстановке…
-Отпусти меня, - прошептал он едва слышно.
Но я все-таки услышал этот шепот. А так хотелось не услышать!
Конечно, я отпустил его. Что мне еще было делать? Я хотел, чтобы он был моим по собственной воле. Мне нужен был человек, а не игрушка на час, которую можно сломать и выбросить. Мне нужен был Он.
Мы одевались молча, стараясь не глядеть друг на друга. Я открыл дверь, он вышел первым, почти побежал прочь, но его догнал мой крик:
-Когда ты перестанешь сопротивляться?!
Он не ответил. Или, по крайней мере, я не услышал его ответа.
Отдав ключ от подсобки первой встретившейся уборщице, я покинул здание школы. А на губах до сих пор оставался вкус мяты. Я не желал ощущать его. Потому что это было как искушение, испытание… Искушение, которому я поддался, испытание, которое я не прошел…
@темы: ролевка, *леш объединяет, слеш
-
-
16.10.2009 в 19:39Произошедшее в подсобке было… Впрочем, оно было, и это главное. Артем подобрался слишком близко, слишком привязал меня к себе. Ощущая биение его сердца своим телом, я понимал, что просто не смогу сопротивляться ему.
-Отпусти меня, - хотел закричать я, когда снаружи раздался шум, но из горла почему-то вырвался лишь еле слышный шепот. Не знаю, наверное, продержи он меня еще хоть секунду в руках, я бы сдался… отдался… Покорился его воле. Но. «Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред». Мой закон, мое правило, которое жизненно необходимо было соблюдать. Но Артем продолжал бросать на меня взгляды из-под ресниц, пока мы одевались, старался приблизиться, коснуться, не понимая, насколько это было мучительно для меня. Мое коварное лето, мой личный палач. Он всегда оказывался рядом, но не так, как Собеседник. Он был мне нужен, необходимей воздуха, важнее жизни. И вместе с тем, близость с Артемом выжигала меня изнутри, заставляла задыхаться от невозможности быть с ним, ворожила кровь венах и сплетала ритм сердца в пунктирную вязь.
И я убегал, убегал раз за разом от того, кого желал больше всего на свете, от кареглазого насмешника и величайшего искушения в мире. Убежал и тогда, услышав напоследок:
-Когда ты перестанешь сопротивляться?!
Уже у дверей класса, из-за которых доносился голос Глеба, я всерьез задумался. Действительно, когда? На сколько меня еще хватит, чтобы сопротивляться атаке двух мужчин? Шаг влево, шаг вправо от точки отсчета грозил смертью Артему и пожизненным рабством мне, независимо от выбора. Можно было попробовать сопротивляться, убегать, но, так или иначе, все вновь возвращалось к хрупкой грани, на которой неумело балансировал обычный рыжий мальчишка. Я танцевал на острие ножа, больше ранясь, чем двигаясь вперед. Но и клинок рано или поздно должен был закончиться….
Глубоко вдохнув, я открыл дверь класса, умоляюще глядя на непонятно чему радующегося Глеба.
- Нет, ну вот объясни, - допытывался у меня Олег, - почему ты не хочешь хотя бы попытаться?
- Потому.
- Серый… Я ж не слезу с тебя живого, пока не скажешь…
И тогда у меня появилась надежда. Вера в то, что можно спастись от этого психа, просто рассказав четырнадцатилетнему подростку свою историю. Наивно, глупо, но всем нам иногда хочется верить в чудеса. Я даже не смог заплакать, наверное, слезы кончились еще прошлой ночью, когда я отчаянно хватался за рукоять ножа в попытке перерезать себе вены. Но не смог. Потому что был Артем, который, наверное, переживал бы. Потому что были родители, которые творили ради меня. Потому что раздался телефонный звонок, и голос в трубке принялся рассказывать, почему я не имею права умирать без его ведома. Наверное, надо было сказать Собеседнику спасибо, но…
До конца дня я тенью бродил по школе, опасаясь, что из-за угла опять выскочит Артем, и что я уже не смогу сдерживаться, или что к боку приставит холодный клинок незнакомец в маске, воплотив в реальность свои фантазии.
А вечером позвонил Олег:
- Пошли? – больше не нужно было ничего говорить, мы оба знали, куда и зачем. Тихий дворик, огороженный со всех сторон новостройками, где можно спокойно посидеть в одиночестве. Или посидеть вдвоем. Просто. Молча.
И мы сидели, задумчиво разглядывая мерзлую землю. Рука сама потянулась к пачке сигарет, запрятанной в кармане куртки. Курил я редко, только когда принимал важное решение: кого выбрать в друзья, бороться ли за любовь… согласиться на рабство. После звонка Олега я набрал номер Собеседника и сказал «да». Я не мог больше выносить то, что творили со мной эти двое, и дабы не подставлять под удар любимого, решил осчастливить другого.
- Огонь – как любовь, - слова вдруг родились из ниоткуда, выплескиваясь в стылый осенний воздух колкими облачками дыхания. - Радует своим теплом и светом, манит в темной ночи, затягивает в свой водоворот. Но стоит подойти слишком близко, неосторожно коснуться… и ты сгораешь в погребальном пламени собственной страсти. Даже если успеваешь отдернуть руку, все равно огонь оставляет свой след на память. А звезды… Звезды – это тоже огонь. Только слишком не похожий на привычный человечеству.
- Сереж, - голос был тихим, слабеньким, как у новорожденного котенка, но я услышал, - Мне жаль. Правда.
Я улыбнулся и, задрав голову, посмотрел на звезды. Олег так ничего и не понял. Ведь я прощался с ним сейчас. Пусть мы и не успели толком побыть друзьями, сблизившись только в последние несколько недель, пусть у меня было несколько куда более дорогих людей, с которыми тоже стоило бы попрощаться, но рядом был только белокурый дьяволенок, влюбленный в собственного брата. И, чувствуя телом странно знакомое тепло внутри, я спросил:
- Как ты думаешь, Оль, там мне удастся погладить огонь? – Он должен был сказать что-нибудь смешное, детское, наивное, как и он сам. Но помешал подозрительно знакомый голос:
- Может, стоит попытаться для начала на земле? – мы дружно подпрыгнули и обернулись к двум мужским фигурам, стоящим за лавкой. Они нас все-таки нашли…
Артем неспешно подошел к скамейке, на которой мы с Олегом коротали время, и опустился передо мной на корточки.
- Почему ты все время меня отталкиваешь, рыжик? – его руки, сжимавшие мои ладони, были такими мягкими, теплыми, родными. В сердце что-то подозрительно бухало от осознания того, что я больше никогда не увижу этих янтарных глаз, каштановых волос, сплетенных в короткую косичку, не увижу этой доброй улыбки и солнечной ямочки на щеке. И вдруг стало так больно, так страшно терять все это в один миг, что я разрыдался прямо на глазах у Олега и Глеба, и, что самое страшное, на глазах у Артема. Надо было нагрубить ему, оттолкнуть, послать, куда подальше, но я не мог прервать поток соленых капель, превращавших любые мои слова в пустые оправдания.
Братья ушли, оставив нас наедине, и Артем, подхватив меня на руки, побрел к моей же квартире, иногда останавливаясь, чтобы сцеловать со щек слезы.
Уже в квартире он, не разуваясь, опустил меня прямо на ковер и неожиданно серьезно произнес:
- Мне плевать на твои тайны, рыжик, я просто хочу быть рядом.
А я прощался. И в награду за все будущее, что мне предстояло испытать, я брал его поцелуи, нежные движения его рук, его хриплые стоны и клятвы…
Он пробегался губами по моей шее, заглянул за ушко, жарко выдохнув задерживаемый в груди воздух, и принялся сдирать с меня одежду, словно торопился не успеть. Глупый. Он уже опоздал. И я выгибался, выкрикивал что-то ему в губы, не прерывая поцелуя, стремясь отдать всего себя, стремясь за один вечер получить как можно больше…
Он оторвался от моих губ, скользнув к обнаженной груди, прикусил нежно ключицу, порисовал ожерелье из поцелуев и принялся издеваться над ставшими вдруг чувствительными сосками. Перекатил языком один твердый камешек, поиграл пальцами с другим, втянул в себя такую нежную кожу и… спустился еще ниже. Ныряя языком в ямку пупка. Я же мог только отчаянно цепляться за его плечи, скулить и выкрикивать ставшее уже привычным:
- Ар!
А он не торопился, игнорируя мои стоны, мягко исследуя каждую клеточку подвластного ему тела, не спеша, спускаясь к сосредоточию моего желания. Но прежде чем двинуться, он вопросительно заглянул мне в глаза, будто спрашивая разрешения, и улыбнулся, услышав:
- Ар…
Наверное, это было единственным словом за весь вечер. Горячий язык сначала слизнул прозрачную каплю с головки члена, вырывая у меня очередной стон, а потом губы властно обхватили ствол, погружая его в себя почти полностью. Руки Артема скользили по бедрам, ласкали яички, возвращались к соскам, и в итоге оказались, смазанные непонятно чем, у моего испуганно сжатого ануса. Возбуждение не пропало, лишь слегка поуменьшилось, возвращая способность издавать хоть какие-то членораздельные звуки:
- Ар?
- Не бойся, маленький, - он снова поцеловал меня, вводя внутрь один палец, и принялся шептать. – Вот так, мой хороший, так мое солнце… Потерпи, мой любимый…
А потом Артем коснулся какой-то точки, и мир пропал, сменившись ощущениями сильного тела вокруг. Я двигался уже инстинктивно, вскидывая бедра навстречу его руке, стискивая до синяков пальцы на его плечах, царапая спину, оглашая квартиру периодически заглушаемыми поцелуями стонами. И не заметил, когда пальцев стало сначала два, а потом и три, и даже не подумал вскрикнуть от боли, почувствовав проникновение чего-то большого. А Артем шептал, не переставая ни на минуту, словно наслаждаясь моими криками:
- Люблю… Больше жизни. Никому не отдам. Никогда…
Он остановился ненадолго, давая моему телу привыкнуть к себе, а потом начал двигаться, с каждым толчком посылая все более жаркие волны, все ускоряясь и поглощая меня, отдавая и беря одновременно… Кажется, в дверь ломились соседи, да и голос я сорвал, когда, раздирая когтями до мяса его спину, жутко выгнулся от пронзившего позвоночник тока. И уже возвращаясь в реальность, почувствовал, как выплескивается в меня с тихим стоном Артем.
Спустя несколько минут он приподнялся на локтях и, отведя с моего лба непокорную прядку, поинтересовался:
- В чем же твоя тайна, рыжик?
Если бы я только мог…
-
-
16.10.2009 в 19:39Меня разбудило солнце. Стоило ярким лучам коснуться век, как я распахнул глаза, щурясь от света. Я лежал в мягкой постели, накрывшись одеялом почти с головой, а носом уткнувшись во взъерошенные волосы еще моего еще спящего рыжего чуда.
Настойчиво зудел над самым ухом мобильник. Не глядя, я нащупал его, лежащего на тумбочке, нажал на зеленую кнопку. Из динамиков полился механический, явно неумело подкорректированный компьютером мужской голос:
-Сергей?
Я нахмурился. Отодвинув трубку от уха и посмотрев наконец на нее, я обнаружил, что взял мобильник рыжика. Но, раз уж я ответил, пришлось доводить разговор до конца:
-Извините, он сейчас спит.
-Вот как? Мило… - неизвестный произнес «мило» тоном обрекающего на смерть. – Передайте ему, что я не принимаю его согласия, учитывая им совершенное.
-Что? – спросонья я не сразу смог осознать смысл сказанной им фразы.
Но незнакомец уже бросил трубку.
Я осторожно, стараясь не разбудить Сережку, вылез из постели. Натянув на себя джинсы и плавки, уныло поплелся в ванную. Пол там было ужасно холодный, но я с честью выдержал испытание ледяным полом, мятной зубной пастой (я угадал – Сережка чистил зубы именно мятной пастой!) и водой, не желающей становиться умеренно теплой. И за это зеркало наградило меня отражением моей бесстыдно счастливой рожи.
Счастливой… Я провел пальцами по небритой щеке, не веря, что это действительно я. Давно, кажется, уже много лет, я не улыбался так счастливо. Давно я уже не бал так счастлив. Рыжик, любимое мое солнышко, что же ты со мной делаешь? Почему я вновь становлюсь по уши влюбленным болваном?
-Ты уже закончил?
Сонный голос Сергея заставил меня обернуться. Он стоял в двери, потирая заспанные глаза. Спросонья, помятый и взъерошенный, он был невероятно, невыразимо милым! Такую кавайную няку хотелось затискать до полусмерти! Но я сдержался (до сих пор собой горжусяяя!!!).
-Да, - коротко ответил я, кивая.
Я оставил его одного в ванной. Пока он умывался, я успел заправить постель и до конца одеться. Он вышел как раз когда я, стоя перед зеркалом, распутывал косу.
-Помочь?
Я отрицательно покачал головой. Заметив, что он словно бы расстроился, я добавил к своему отрицательному ответу:
-Но ты можешь заплести мне косу.
Он словно засиял изнутри, мой мальчик. Господи почему это стало так привычно – называть его «мой»? Мое рыжее чудо, мой рыжик, мой сладкий, мой любимый… Мне кажется, что я схожу с ума. Но это сумасшествие делает меня безгранично счастливым…
Я вспомнил об утреннем звонке, уже когда Сережка заканчивал заплетать мои волосы.
-Знаешь, тебе ведь утром на мобильник звонили…
Он замер. Резко, неожиданно, словно окаменел от взгляда Медузы Горгоны. Или заледенел от чар Снежной Королевы.
-Я подумал, что это мой и трубку поднял, - продолжил я, не дождавшись от него ответа.
-И кто звонил?
-Мужчина какой-то, - я пожал плечами. – Он не представился. Сказал, что не принимает твое согласие, так как ты что-то там сделал… Я не запомнил фразу дословно.
Некоторое время он молчал, не двигаясь. Потом медленно, невыносимо медленно доплел косу, закрепил свое творение резинкой и встал с дивана. Подойдя к окну, рыжик долго смотрел куда-то вдаль, кажется, даже дальше горизонта. Не выдержав, я поднялся с пола и, подойдя к моему чуду, обнял его, прижимаясь грудью к его спине.
-Кто этот мужчина?
-Который? – он притворился, будто не понял.
-Который звонил.
-Да так… - он замялся на долю секунды, - … знакомый.
Сережка солгал. Я был в этом уверен. Звонившего он прекрасно знал. И отказ этого человека задел моего рыжика.
- Я уже занят. И… ты мне не нравишься.
Неужели…? Я боялся даже предположить. Но все говорило само за себя. Его долгие отказы, его тайны, звонок незнакомца, реакция Сергея на его ответ… Господи, да что же, черт возьми, происходит? Во что я ввязался, влюбившись в это рыжее чудо?!
-Тебе, наверное, пора.
Я услышал его голос издалека. И не сразу поверил в услышанное. Он выгонял меня?!
-Родители скоро вернутся. Сегодня они ночевали у друзей, но обещали утром приехать.
Правду он говорил или опять врал? Хотя… его нынешние слова объясняли, почему этой ночью нас не застукали. Удивительно, как я мог не думать о том, что нас могут обнаружить в… кхм… недвусмысленном положении? Идиот… все влюбленные идиоты…
Я ушел, конечно. Не хотелось ссориться с рыжиком после столь удачного вечера и ночи. Он чмокнул меня в щеку на прощанье. Это вселяло надежду.
Потом я гулял по городу. Просто гулял. Зашел в тот парк, где встретился с Сережкой во второй раз. Он сильно изменился за эти недели. Почти никто не гулял в нем, скамейки были покрыты тонким слоем снега. Смахнув с одной из скамеек снег, я сел на нее и закрыл глаза, размышляя.
Я понятия не имел, что делать дальше. Рыжик все еще не доверял мне – это факт. Он не сказал мне, кто же этот звонивший, с которым – я был почти уверен – связан его секрет. Что это за секрет? Ища возможности вызнать его, я сочинил немного сумасшедший, но весьма оригинальный план. И, конечно, тут же отправился его исполнять.
Я чуть не попался родителям Олега и Глеба, которые шли к ним, явно намереваясь устроить очную ставку. Чудом обогнав их, я доорался до запершихся в квартире любовничков и влетел в квартиру. А потом…
Потом мне пришлось защищать их же от их же родителей. Это оказалось удивительно легко, до сих пор не понимаю, как мне это удалось. Повезло, что их родители не юристы. А то черта с два мы так легко отделались бы…
- Артем, а ты зачем приходил?
Вот она – человеческая неблагодарность! Я их перед маман выгораживал, а они? Эх…
-Прогоняешь?
Сначала один, потом другой… Я, кажется, плакал… кажется – искренне…
- Вообще что ли ум за разум зашел? Что случилось-то? Темочка, солнышко ты наше лучезарное, ну что такое?
Они сели ко мне ближе, утешая: обнимая и гладя по волосам.
- Ой, ребята, вы такие хороооошоиииеееээээ….
- Стоп, стоп, стоп, - произнес Олег, когда я уткнулся сопливым носом в его макушку.
Отодвинувшись от меня, он потребовал:
-Объясни толком, что произошло.
И я снова играл роль идиота, нес всякую чушь… Только в тот момент я уже перестал понимать – зачем.
- Мне Сереженька, моя птичка, солнышко мое, радость моя, котеночек ласковый, рыбонька золотая, счастье мое ненаглядное, ребенок такой замечательный…
- А покороче?
Ах, какой я молодец! Даже Глеб, и тот не выдержал!
- Он рассказал, почему встречаться со мной не буууудеееэт….
Сработало! Они поверили в эту «невинную» ложь. Олег попытался уйти, но тут моему плану помог Глеб. Конечно, моему другу было интересно, что же это за великая тайна!
- Оленька, радость моя, мне кто-нибудь, наконец, расскажет, почему Сергей не хочет встречаться с Артемом?
В душе ликующе улыбаясь, я продолжал строить из себя невесть что:
- Он хочет, но не можеееээээт…
Олег сдался под напором Глеба. Я весь обратился в слух… Это меня и сгубило.
- Только один звоночек, - Олег взял с полки телефон и набрал номер. - Алло, Серый?
Конечно, он узнал, что Сережка мне ничего не рассказывал. Мелкая пронырливая скотина! Нет, вы не подумайте, я Олега люблю… как друга! Но все-таки…
- Темочка, тебе так не терпится узнать Сережину тайну, что ты его вчера до потери голоса затрахал?
Мелкая пронырливая скотина!!!
-
-
16.10.2009 в 19:39-Знаешь, тебе ведь утром на мобильник звонили… - я замер… Если Собеседник все рассказал Артему, то… То что? Бежать? Это не выход. Отшить Тему? Я боялся, что слишком открылся за прошедшую ночь, что он все понял.
-Я подумал, что это мой и трубку поднял, - Артем недовольно поморщился, когда я слишком сильно дернул его за волосы.
-И кто звонил?
-Мужчина какой-то. Он не представился. Сказал, что не принимает твое согласие, так как ты что-то там сделал… Я не запомнил фразу дословно, - внутри все похолодело. Вот, значит, как. Собеседник все узнал о прошедшей ночи, и теперь Теме грозила опасность. В груди, где-то под сердцем, поселился тугой тяжелый комок напряжения, посылающий волны холода по всему телу. Я доплел косу и отошел к окну. На полутемной улице среди белеющих кучек снега бродили замученные собачники со своими питомцами. Может, стоило тоже завести себе кого-нибудь? Хоть черепашку, хоть одинокую рыбку в аквариуме. Хотя нет, она бы напоминала мне о Собеседнике. Тогда хомячка. Маленького, пушистого, рыжего… И оберегать его от всего на свете.
Артем обнял меня сзади и крепко прижался грудью к спине, словно подтверждая свое право на обладание. Я знал, что Собеседник смотрел на эту картину, знал, что он читал по губам каждое наше слово…
-Кто этот мужчина? – эмоции словно отключились, превратившись в пустой комок холода. Отныне Артем не имел на меня права, отныне он должен был избегать рыжего мальчишку всеми способами дабы спасти свою шкуру.
-Который?
-Который звонил.
-Да так… - я опустил голову ниже, чтобы Собеседник не смог прочитать по губам, - … знакомый.
А Артем за спиной сурово сопел, переваривая информацию. Ему не место в моей квартире, не место в моей жизни, той встречи в арке вообще не должно было быть. Вдруг боль превратилась в тихую злобу, мягкими лапками обхватившую сердце. Артем мог жить дальше в свое удовольствие, был сыном обеспеченного отца и горя не знал. Приспичило же ему захотеть меня. Я недовольно дернул плечом и произнес, чувствуя, что еще немного, и я не сдержусь, скажу что-нибудь ужасное:
-Тебе, наверное, пора. Родители скоро вернутся. Сегодня они ночевали у друзей, но обещали утром приехать.
Он ушел. Пряча в глазах боль, хмуря брови, сжимая губы, но все-таки исчез. Только, похоже, поцелуй в щеку на прощание был лишним, я переиграл. Хотел показаться равнодушно-холодно благодарящим за прошедшую ночь, а в итоге задержал на его коже губы немного дольше, чем нужно.
Едва за Артемом захлопнулась дверь, раздался телефонный звонок. Собеседник.
- Прогнал? – первое время я думал, что его голос обработан на компьютере, но только позже осознал, что машина неспособна передавать такие оттенки эмоций. Сейчас в нем сквозило от холода и язвительности.
- Да.
- Я отказываюсь от твоего согласия, - это должно было значить «твой любовник сдохнет в ближайшей подворотне».
- Я прощался.
- Ты сам подставил его под удар.
Гудки. Мы были так похожи: в обоих жило желание быть с кем-то вроде бы и доступным, но вместе с тем, непреодолимо далеким. В обоих было слишком много колкого льда, чтобы растопить стену между жизнью и собственным существованием. И я впервые понимал этого маньяка. Привязать к себе любимого человечка, смотреть в его распахнутые от ужаса и восхищения глаза, медленно убивать, чувствуя, что до конца жизни он точно будет твоим… Это было бы сладкой мечтой, если бы не ужас от воображаемых оков на руках Артема. Нет, он должен быть свободным, тогда каждая секунда, проведенная с ним, будет еще слаще, еще дороже. Я устало прикрыл глаза, утыкаясь лбом в дверь. Артем вернется. И попытается прояснить ситуацию. А значит, наилучшим выходом было избегать его, сколько возможно… И молить Собеседника о прощении.
Пальцы пробежались по кнопкам телефона, набирая номер Собеседника:
- Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети, - спасибо, милая барышня. Вы только что погубили дорогого мне человека. Я сполз по двери на пол, будто ноги не держали меня, и тихонько заскулил. Все слишком быстро началось и слишком быстро закончилось, причинив слишком много боли. В этой истории вообще было слишком много «слишком», простите за тавтологию. Любви, горечи, страха, слез. Реальность не терпит пафосных сцен, а в нашем с Артемом романе пафоса хватило бы на три чужих жизни.
Чего стоила только фраза про огонь, сказанная Олегу: «Я хочу погладить огонь»… Ерунда, я давно сгорел в этом пламени, оставшись только пеплом. По щекам текли слезы, но мне было плевать, просто на время внутри все выключилось, спряталось от внешнего мира.
У меня был день, только день, прежде чем Собеседник найдет Артема, а потом… потом было бы уже слишком поздно. Я названивал ему весь день, слыша в ответ только «аппарат абонента…» и далее по тексту. А страх колкими комочками подбирался все ближе. Перед глазами уже стоял образ обескровленного, измученного любимого, и руки вновь тянулись к трубке. Бесполезно.
Если бы не потребность ходить иногда в туалет, я бы до следующего дня проторчал в коридоре, но вставать все же пришлось. В еде, как таковой, острой необходимости не было, а вот мочиться под себя крайне не хотелось. Не столько из-за брезгливости, сколько было жалко родителей, которым пришлось бы все это убирать.
Я улыбнулся своему отражению в зеркале. И что им всем от меня надо? Бледная кожа, слегка зеленоватая от переживания последних недель, мутные, болотного оттенка глаза, тонкие губы. «Рыжая лягуха». Рыжая игрушка.
Будь у меня шанс, я бы завел себе хомячка… рыжего, пушистого, беззащитного. И свернул бы животному шею. Из милосердия.
Меня начало тошнить, выворачивая просто наизнанку, будто я наглотался чего-то грязного, отвратного. И уже в ночном мраке туалета подпрыгнул от звонка мобильника, но ту же выругался сквозь зубы – Олег.
-Алло, Серый?
- Привет… - шел бы ты, друг мой любезный… в постельку к своему брату, пока родители не разлучили вас навсегда. Глаза закрылись сами собой, а к горлу вновь подкатила тошнота. Не стоило злиться на ни в чем неповинного Олега.
- Ты случайно не посвятил в свою маленькую тайну некоего Артема?
- Я что, похож на идиота? – оставил бы ты меня, пока я не сошел ума окончательно. Артем с Собеседником выпили все мои соки, заставив желать после всего произошедшего только одного: зарыться с головой под одеяло и провести там целую вечность. Сил едва хватало на то, чтобы дышать, не говоря уже о какой-то там борьбе за любовь.
- Нет?
- Нет. И сам не вздумай ему рассказать, - я хотел только, чтобы Артем забыл меня, как глупый сон, лживую сказку с плохим концом.
- А чего голос такой хриплый?
- Да так… сорвал тут по случаю…
- Сорвал? Где? - я прямо таки видел, как брови друга сначала удивленно приподнимаются, а пухлые губы складываются в ехидную усмешку. Конечно, он обо всем догадался, наш гений.
- Секрет. Не забудь о своем обещании.
- Секрет? Конечно, не расскажу, что за вопросы? Ну бывай.
Трубка снова истерично зашлась протяжными гудками, а голову сдавило стальным обручем. Я так устал… Как было бы здорово, если бы не было ничего этого: Собеседника, Артема, прошедшей ночи… Надо было сказать парню, что я сожалею о сексе, что это было спором, розыгрышем. Обидеть его, уколоть, как можно больнее. Чтобы у него не было соблазна вернуться. Но я, в силу своей глупости, только поцеловал Артема на прощание. Глупый рАбот.
Проснулся я на полу туалетной комнаты в обнимку с белым фаянсовым другом и затекшими конечностями.
А в школе в класс ворвался с недовольной миной Олег, но тут же просветлел, почуяв легкую добычу. Да. Мой белокурый друг был тем еще хищником, способным вытрясти информацию даже из трупа. От последней ассоциации закололо в груди.
- Привет работникам любовного фронта! Что случилось, солнышко?- слезы как-то сами потекли из глаз, а из груди вырывались жуткие всхлипы. Это плакал я? но почему же тогда не было чувств?
Меня потащили к выходу из школы. Где к нам бросился встревоженный Артем… И я даже пожалел, что он еще жив, и мне придется страдать в ожидании потери…
-
-
16.10.2009 в 19:40Наш план был глупым, правда. Но другого мы придумать не то чтобы не могли, но не хотели. Пришлось довольствоваться тем, что есть, и терпеливо ждать в коридорах школы, пока Олег притащит ко мне Сергея.
Я чувствовал острую необходимость разговора с любимым. Он не равнодушен ко мне – это очевидно. Но почему же он не доверяет мне свой секрет? Почему не позволяет быть рядом? И кто же ему звонил тем утром?
Я ждал долго, сгорая от нетерпения. И вот они появились в другом конце коридора. Сергей почти не сопротивлялся тащившему его Олегу. Он… плакал? Господи, солнышко…
Я бросился к нему навстречу, обнимая, сцеловывая слезы со щек.
- Что случилось, солнышко? Ну, хороший мой, расскажи мне уже, что тебя гложет. Ну, радость моя!
- Серый, да расскажи ты ему уже. Тема имеет право знать.
Я удивленно посмотрел на Олега. Он на моей стороне?
- Не буду, - буркнуло мое чудо, пряча лицо у меня на груди.
- Любимый, если у тебя есть проблемы, то мы решим их вместе.
Ну, вот. Приехали. Окончательно и бесповоротно, раз и навсегда и так далее, и тому подобное… Я назвал его «любимый». Это неизлечимо. Я влюбился по уши. В кои-то веки. И он – несовершеннолетний. И у него от меня секреты. И он не хочет со мной встречаться. Но мы жуе переспали! И я безумно хочу повторить… Да уж, попал я…
- Рассказывай уже! Скоро урок начнется!
Нет, ну чего этот белобрысый кавай-то вмешивается? Он только мешает!
- Оленька, свали отсюда, а?
И он свалил. Нет, серьезно! Послушно взял и ушел! Правда, кажется, обиделся. Но не страшно… Вот поцелует его Глеб, и все пройдет, и все забудется.
И мы остались наедине. Я – понятия не имеющий, что делать, и Сергей – плачущий непонятно из-за чего. Я никогда не умел утешать. Все мои слова утешения звучали откровенной фальшью, несмотря на мой неплохой актерский талант. И что мне было делать в подобной ситуации?!
Я приподнял голову Сережки за подбородок и внимательно посмотрел в его заплаканные глаза. В тот момент я твердо решил, что узнаю, что он, черт возьми, от меня скрывает. И узнал! Лучше бы не знал, ей-богу…
Я не знаю, как он решился все мне рассказать. Честное слово – не знаю! Я бы не решился, наверное. Хотя… Нет, на его бы месте я все выболтал бы лучшему другу и попытался бы разобраться со скотиной, донимающей меня телефонными звонками и угрозами. А учитывая нашу с Глебом неплохую физическую подготовку, ему бы не поздоровилось.
Мы сидели во дворе его дома, прогуливая школу и универ соответственно. Он рассказывал долго, подробно, монотонно, не глядя на меня. Ему было больно рассказывать – готов поспорить. Но он говорил. Потому что ему было надо выговориться, он нуждался в этом, как никто другой. Эта тайна слишком долго была скрыта за семью печатями, чтобы не причинять боль.
-Сережка… - ошеломленно прошептал я, когда он наконец отважился поднять на меня взгляд.
Он плакал. Тихо, без всхлипов, очень по-мужски. Только слезы текли по щекам, оставляя мокрые следы. И мне тоже ужасно хотелось плакать! Потому что зацепило, мать вашу! А еще хотелось размозжить череп той суке, что покушалась на свободу моего любимого человека.
Я прижал к себе Сережку, крепко-крепко. Он уткнулся носом в складки моего пальто и обнял меня за плечи. Я не знаю, сколько мы просидели так. Час, полтора? Никак не меньше… И за эти часы я понял, что обязан защитить своего рыжика во чтобы то ни стало.
-Пойдем, - я взял его за руку и потянул за собой.
Он вырвал свою руку из моей и спросил неожиданно спокойно:
-Куда?
-Ко мне домой, куда же еще?! – раздраженно спросил я. – Только рядом со мной ты будешь в безопасности!
-Нет! Рядом со мной ты будешь в опасности! Ты должен перестать встречаться со мной, иначе он тебя… тебя… - неожиданно Сережка всхлипнул.
Господи, чудо ты мое! Ты боялся за меня, да? Малыш… Я сделаю тебя счастливым, обещаю. Тебе, себе, всему миру! И этому маньяку, который поплатиться за то, что делал с тобой.
-Малыш, все будет хорошо, - я снова обнял его, целуя в рыжую макушку. – Со мной ничего не случится. Мы обязательно будем счастливы вместе. А этот маньяк… он исчезнет. Раз и навсегда.
Я шептал эти и еще множество слов, стоя с ним в обнимку посреди двора. И нам было наплевать, что соседи смотрели на нас косо. И нам было наплевать, что о наших обниманиях скоро станет известно всему двору. С предрассудками мы уж как-нибудь разберемся. Мы ведь собирались разобраться с каким-то психом!
Когда в следующий раз, обнимая его за плечи, я повел рыжика к автобусной остановке, он не сопротивлялся. Автобус пришел быстро. Все сидячие места были заняты и нам пришлось ехать стоя, чуть не падая на других пассажиров и друг на друга. Благо ехали мы недолго.
Я жил в однокомнатной квартире в девятиэтажке прямо напротив педагогического университета, где мы с Глебом учились. Квартира была моя – состояние семьи позволяло мне оплачивать ее содержание. А также безлимитный беспроводной интернет в ноутбуке – лучший друг студента и анимешника!
-Располагайся, - проведя Сережку в комнату, я кивнул в сторону дивана. – Есть хочешь?
Он отрицательно покачал головой. Я в ответ пожал плечами и отправился на кухню – кипятить чай. Кофе я не люблю. Не нравится мне его вкус, и все тут! И запах. Пахнет одним, а на вкус – совсем другое. Не понимаю я этого. Лучше уж чай. С пирогом и вареньем домашнего варенья. Я варенье готовлю – пальчики оближешь! Глеб всегда восхищался, говорил, что мне надо было на кулинарный идти. Наверное, надо было. Но с другой стороны, тогда бы я не познакомился с ним. И с Сережкой – тоже… Звучит как в старой рекламе каких-то жевательных конфет… Ах, да! «Все любят «Мамбу»! И Сережа – тоже!».
Улыбаясь своим мыслям, я включил кипятильник, проверил наличие заварки в чайнике и пошел в комнату. Сережка сидел на диване. Выглядел он напряженным. Все-таки не очень уютно ему здесь было…
-Надо еще для твоих родителей отмазку придумать… - произнес я задумчиво, садясь рядом.
-Они уехали еще позавчера вечером на полгода. Они музыканты. Гастроли и все такое…
Я изумленно посмотрел на рыжика. И это он от меня скрывал?! Так вот почему родители той ночью нас не застукали!
-Когда же ты начнешь мне доверять, солнышко?
-Да прямо сейчас.
Он повернулся ко мне лицом и запечатлел на моих губах долгий, полный нежности и мятной прохлады поцелуй.
-
-
16.10.2009 в 19:40-Располагайся, - Артем усадил меня на диван и двинулся куда-то из комнаты, уже на ходу оборачиваясь и спрашивая. – Есть хочешь?
Я покачал головой, осматривая помещение. Маленькая квартира, странные разрисованные обои. Нет, это не то чтобы некрасиво… просто непривычно. Пальцы сами принялись отбивать простенький ритм на мягком диванном подлокотнике. Чувство такта и ритма, вбитое родителями еще в раннем детстве, когда мама, вместо колыбельных, играла на виолончели Вивальди и Шуберта. Я с тех пор всегда отрубался на звуках «Аве Мария». На одной из полок нашлась подборка музыкальных дисков: куча рока, альтернативы и… одинокий диск классической музыки. Не самое лучшее качество, да и исполнители подкачали, но было видно, что слушают его часто.
Повертев еще немного диск в руках, я вернулся на диван и принялся думать. Собеседник не мог просто так отдать свою игрушку, пусть даже Артем был гораздо сильнее, но и сам Тема решил побороться за меня… Захотелось побиться головой о стенку: эти двое как-то забыли поинтересоваться, а чего хочу я?
С кухни доносился звон посуды и тихое мурлыканье парня. Наверное, он даже не подозревал о моих мыслях. Пальцы вновь пустились в пляс, помогая активизировать мозг. Я не хотел становиться рабом, но так привык к этой мысли, что почти не сопротивлялся, я даже свою любовь превратил в аналог рабства. Принадлежать Артему, чувствовать его, служить ему. Но, будь у меня свобода от Собеседника, полюбил бы я этого парня? Мне надо было подумать, причем, желательно в одиночестве. А для этого было необходимо последовательно избавиться сначала от Собеседника, а потом и от Артема.
-Надо еще для твоих родителей отмазку придумать… - он вошел в комнату и, ненадолго замерев на пороге, присел рядом со мной. Вот так, все верно. Надейся, что я доверюсь тебе.
-Они уехали еще позавчера вечером на полгода. Они музыканты. Гастроли и все такое…- надо было что-нибудь солгать. Хотя нет, попадись я на лжи, весь план полетел бы к чертям собачьим, а так можно было поиграть в доверие. Но, похоже, моя откровенность слегка разозлила Артема.
-Когда же ты начнешь мне доверять, солнышко?
-Да прямо сейчас.
Целовать его было не сложно, даже приятно. И тонкие руки с чуткими, как у музыканта пальцами, так сладко скользили по спине, задирая рубашку. Я раздвинул языком его губы, пробежавшись лаской по небу, и ощутил, что уже лежу на диване, а сверху нависает тяжелое тело. «Вот так, мой хороший, секс – еще одна ступенька обмана. Каждый раз, когда я буду раздвигать перед тобой ноги, ты будешь все больше верить в то, что я открылся перед тобой. Вот только узнать что либо сверх необходимого мне у тебя не получится.»
Как из-за стены я услышал приглушенный хохот Собеседника и похолодел. Как я мог думать ТАК? Пытаться использовать любимого человека в своих целях? Внутри что-то ломалось и смещалось, будто кости неожиданно решили принять новое положение, в голове раздавалось давящее гудение, а к горлу подкатила горькая тошнота. Но Артем ничего не заметил. Он принял мои стоны и слабые попытки вырваться за признаки страсти, продолжая целовать. А мне вдруг стало так плохо, так паршиво. Сознание то убегало в темноту, то возвращалось, ослепляя красками восприятия, желудок крутило и выворачивало наизнанку, от чего приходилось стискивать зубы, дабы не блевануть прямо на страстно покрывающего уже мою грудь Артема. Но вот его рука скользнула по ширинке, и янтарные глаза обиженно уставились на меня:
- Рыжик, что случилось?
- Мне плохо… - по-моему, меня тошнило, не помню. Все было как в тумане. Тело ломило и корежило, перекручивало суставы и било с силой по мозгам. Наверное, я даже кричал. Или пару раз обмочился. Не помню. Помню только обеспокоенное лицо Артема и его нежные руки, ласково растирающие по телу прохладную воду.
А еще, по-моему, наступила ночь, но я понял это только по резанувшему глаза желтому свету, так непохожему на солнечный. Как мы с Темой. Он – яркая, животворящая звезда, сияющая ровно и уверенно с небосклона, я же – тусклая лампочка, каких миллиарды в разных квартирах. И жизнь моя значительно короче жизни Солнца.
В ту ночь в голову лез жуткий бред. Помимо мыслей о Солнце, лампочках и свете. Я видел жутких монстров, тянущих ко мне свои лапы, потеки крови на своем теле, расчлененные трупы. Я что-то кричал, звал кого-то, куда-то убегал, пытаясь спастись от сумасшедшей боли, но крепкие руки с силой прижимали меня к дивану и раз за разом вытаскивали в реальность.
Очнулся я только на следующее утро, чувствуя себя совершенно разбитым. Больше всего хотелось умереть, но не так, как раньше. Просто до боли не хватало чего-то… Чего-то важного, ставшего привычным. Я мрачно осмотрелся, лишь краем сознания фиксируя, что нахожусь в чужой квартире.
- Сергей, - надо же, Артем впервые назвал меня по имени, и голос у него был такой, что… а, плевать. Мне было нужно… Это. – Как самочувстие?
- Жить буду, - и это мой голос? Мало того, что сорванный несколько дней назад, так еще и слабый, как у котенка. По виску пробежала капелька пота, а руки уже сами шарили по одеялу в поисках чего-то… Да что со мной?
- Даже так? А я не уверен.
Тема вдруг подошел и со всей дури залепил мне пощечину, заставив откинуться на подушку. Губы сжаты в тонкую полоску, глаза сверкают от гнева… да что с ним? Что с нами обоими? Сквозь боль и жажду в груди стал подниматься страх, а тело опять затрясло. Сильные пальцы сдавили мои плечи, а Артем зашептал, приблизив свое лицо к моему:
- Какого черта ты принимал эту дрянь? Неужели не смог найти другого выхода? Я-то посчитал тебя достаточно сильным человеком, пытающимся в одиночку справиться с проблемами, а ты решил просто от них убежать! И главное, ничего мне не сказал!
- О чем ты? – мысли в голове ворочались еле-еле, а сознание вновь начало забег в небытие и обратно. Артем швырнул меня на подушку и, подойдя к столику, показал какой-то пузырек:
- Я об этой мерзости! Хочешь сказать, что не знаешь, что это? – парень был зол. Нет, он был в ярости, готовый рвать и убивать всех и вся…
- Знаю, - приглядевшись, я понял. Что в руках Темы были мои витамины, прописанные пару лет назад невропатологом против внезапно участившихся головных болей. – Это обезбаливающее. От головы.
- Идиот! – Тема вновь подскочил к дивану и затряс меня, от чего голова моталась вперед-назад, как у тряпичной куклы. А я не понимал. Да что такого-то? Но он объяснил. – Это наркотики!!! Сколько ты их принимал?
- Два года… - я даже как-то растерялся. Неужели врач ошиблась и прописала мне противозаконный препарат? Но боли ушли, а таблетки родители покупали в аптеке… Разве там могли продавать подобное без рецепта? – Тем… Мне так плохо…
Сознание вновь куда-то сбежало, а по телу прокатилась волна боли, скручивая, сдавливая, сводя с ума. И только голос любимого над ухом не давал оборвать тонкую ниточку жизни:
- Маленький мой, хороший. Потерпи, чуть-чуть. Сейчас все закончится… Тише, солнышко, тише…
И снова череда кошмаров, провалов в никуда и резких всплесков реальности, снова голос Собеседника и ощущение кожаных перчаток в волосах… и снова боль. Вскоре она заполнила собой все, вытеснив саму мою суть. Боль… Боль. БОЛЬ!
В следующий раз я пришел в сознание, когда надо мной склонилось обеспокоенное лицо незнакомой женщины. Она холодными пальцами прощупала мой пульс, проверила реакцию зрачка с помощью фонарика, осмотрела горло, взяла из пальца кровь… А рядом нервно вышагивал Артем, бледный и осунувшийся, будто неделю голодал.
- Юноша, прекратите мельтешить, - женщина строго зыркнула на Тему, и он, как ни странно, послушно опустился на пол, прямо там, где остановился. Парень будто перенес тяжелую болезнь, хоть и оставался абсолютно здоров: краски на лице поблекли, волосы неухоженными прядями спадали на лицо, и только лихорадочно блестящие глаза выдавали в нем жизнь. Женщина окончила осмотр и повернулась к… моему любимому. Да, точно. Тогда я решил, что ни за что не брошу его. – Пойдемте на кухню – поговорим.
А я смотрел в его чудесные янтарного цвета глаза и понимал, что отдам за него свою жизнь. Не потому что являлся его слугой, не потому что чувствовал вину… Просто я не мог видеть его несчастным.
Артем с незнакомкой о чем-то довольно громко спорили за плотно закрытой кухонной дверью, когда в комнату вошел еще один человек. В кожаных перчатках с обрезанными пальцами и лицом, полускрытым шарфом. Мужчина подошел к дивану и протянул ко мне руку. Я хотел было закричать, увернуться, но сил уже просто не было…
- Не бойся, дурачок, - Собеседник подхватил меня на руки и вынес из квартиры, обмотав для верности одеялом. Уже в лифте он, словно не боясь, что кто-то увидит уносящего мальчишку мужчину, стянул с лица ткань. А я замер, с ужасом вглядываясь в холодные серые глаза и золотыми искрами по краям. Данила…
-
-
16.10.2009 в 19:41Я сидел в кресле, неотрывно глядя на спящего Сергея. Он устал. Немудрено – за этот день он пережил слишком многое. Пусть отдыхает, пусть… А я не отойду от него ни на шаг…
Все было кончено. Этот кошмар закончился, благодаря скрипящей входной двери и всегда вовремя появляющемуся Глебу. Можно было вздохнуть с облегчением, расслабленно откинуться на спинку кресла, задремать… Но меня не отпускало нервное напряжение. Все, что произошло сегодня… Непостижимо… Самый насыщенный день моей жизни.
Сережку, мое рыжее чудо, чуть не похитил этот псих. Его спасла скрипящая входная дверь. Услышав скрип, я пошел запереть ее на всякий случай. И увидел этого… Данила, уносящего рыжика. Он уже вышел из квартиры. Я легко мог догнать его. Но меня останавливало то, что у него на руках был Сергей. Я не хотел, чтобы с рыжиком что-нибудь случилось.
Положение спас очень вовремя пришедший Глеб. А также наличие у последнего перочинного ножика. Ножик бы в схватке не особо помог – маньяку было явно нечего терять, раз уж он отважился на похищение, но он был недостающим элементом неожиданности. Этот элемент, приставленный к горлу похитителя, решил все. Мне удалось забрать Сережку у психа местного розлива, Глеб же без особого труда связал его.
А вот потом началось самое страшное.
Приехали следователи и какие-то психиатры-санитары. И им понадобилось допрашивать эту тварь у меня дома, при Сережке. Нет, присутствие его было необязательным, но… он сам захотел. И мы, сидя на диване в обнимку, слушали своеобразную исповедь этого… этого.
Потом его увели. Обещали повестку в суд и все такое. Но с этим будут разбираться уже родители рыжика. Мы вызвонили из гастрольного тура, они обещали приехать так быстро, как только смогут. Удивительно, но они даже не поинтересовались, что Сергей делает у меня. Ну, еще поинтересуются, я думаю. Но с родителями мы справимся. Справились же с этим… маньяком.
И вот, сейчас, Сергей спал. А я сидел, глядя на него, и думал о том, что любовь действительно сводит с ума. Наверное, правду во всех этих сказках пишут, а? Что любовь – великая сила, и все такое… А в народе не зря говорят, что все та ж любовь – сила страшная. И все влюбленные – сумасшедшие.
Я, наверное, тоже псих. Преследовал же я Сережку, отказывающего мне, не принимал его отказа. Я… похож на этого маньяка? Мне было страшно думать об этом. Но думать было надо.
А что сделаю я, если Сергей бросит меня, уйдет к другому? Ему же всего четырнадцать лет, вся жизнь впереди. Смогу ли я отпустить его, если он захочет уйти? Или также буду преследовать?
Нет, я не такой. Ведь правда? Но…
В голове – каша. Мысли путаются, а глаза слипаются. Встаю с кресла, закрываю дверь на два оборота ключа и позволяю себе наконец-то расслабиться. Ложусь на диван за спиной рыжика, обнимаю его: он недовольно ворочается, но вскоре затихает. Глаза мои медленно закрываются, и я проваливаюсь в блаженную тьму.
-Спокойной ночи, мой малыш.
-Я не малыш.
Это уже сон или он и вправду сказал это? Не имеет значения. Мы вместе, мы любим друг друга. А остальное. А остальное – суета. Прямо как в песне. Я мыслю словами из реклам и песен. До чего я докатился?
Смешно? А вот мне как-то не очень…
-
-
16.10.2009 в 19:41Данила сидел в кресле под суровыми взглядами нескольких санитаров, Ментов и Артема, который с каждым словом допрашиваемого все сильнее сжимал мою руку:
- Все началось три года назад в Питере. Сергей приехал туда к какому-то родственнику и умудрился потеряться в Петергофе. А я вывел мальчишку на улицу.
- У вас была интимная связь? – один из людей в форме тщательно записывал каждое слово Данилы, искоса поглядывая на меня.
- Да.
- Дальше.
- Потом он уехал домой, а я остался. Ждал, надеялся, вспоминал, - Данила вытащил из бумажника фотокарточку и продемонстрировал ее собравшимся. Глеб чертыхнулся, а я зажмурил глаза, чувствуя, как подкатывает к горлу тошнота. Там были изображены и я мой личный маньяк. Смеющиеся. Обнимающиеся… В яркой солнечной клетке. – Меня поддерживала только эта фотография. И спустя год, когда я понял, что ни любовники, ни работа мне не помогают, отправился за Сергеем в этот город.
- Вы следили за ним?
- Да, в той мере, в какой это возможно.
- Подробнее, - А я уже знал, как он провернул каждый из своих фокусов. Понял в тот миг, когда Артем нес меня на руках в комнату.
- Можно я расскажу? – теперь под обстрелом находился я. ну и пусть, мне было искренне жалко Данилу…
- Попробуй, - похоже, милиционеру стало интересно, что же я напридумывал.
- Для начала он обзавелся набором отмычек и миникамер, чтобы расставить их по квартире, - Данила откинулся в кресле и, удовлетворенно улыбаясь, кивнул. – Когда родители уехали в очередной тур, а я пошел в школу, он пробрался в дом и расставил подглядывающие устройства, где мог. Не могу определить местоположение всех точек, но одна точно находится над душем в ванной. А вторая над моей кроватью.
- Серов, Кавадзе, проверить, - человек, ведший допрос вновь уставился на меня, а через минуту в комнату вернулись посланные сотрудники с маленькими черными цилиндриками в руках. Глеб грязно выругался, а Артем уже почти ломал мои пальцы в своей хватке.
- Умный мальчик, - протянул со своего места Данила и медленно облизал губы, будто собираясь меня съесть.
- Рассказывай, - теперь все слушали меня с удвоенным вниманием.
- Он стал наблюдать, звонить по вечерам, но подобная тактика не дала эффекта. Тем более, что обеспокоенные родители стали следить за мной пристальней, и Даниле пришлось затаиться, - я перевел дух и пытался отрешиться от боли в руке. Я не мог сказать Артему, что мне больно, не при… не при Собеседнике. – Однажды он сорвался и затащил меня в подворотню, угрожая ножом. Там…
- Сереж? – на входе стоял Олег, встрепанный и испуганный. – Ты в порядке?
- Почему посторонний на допросе? – милиционер было выгнал блондина, но Глеб усадил парня к себе на колени и сурово взглянул на следователя. – кхм… ладно, пусть будет.
- А что происходит? – Олег откровенно недоумевал, увидев виновника собрания без наручников.
- А Сергей рассказывает нам интересную историю моей жизни, - подал голос Данила и развалился в кресле, положив голову на подлокотник. – Говори, мой милый… Я так люблю слушать твой голос…
Я испуганно сглотнул, крепче прижимаясь к Артему, но почувствовал, как с другой стороны меня обнимает еще и Олег, и чуть-чуть успокоился:
- Так вот… После произошедшего в подворотне…
- Расскажи, что там было, - потребовал следователь, а я смутился.
- Я не могу…
- Рыжик? – Артем, кажется, догадался, и боль в руке стала просто невыносимой.
- Тем, мне больно… - я слегка потряс рукой, заставляя любимого с тихим выдохом разжать пальцы. – Спасибо…
-
-
16.10.2009 в 19:41- Замолчи! – Олег, не выдержав, подскочил к Даниле и залепил ему хлесткую пощечину.
- Сядьте! – следователь угрожающе приподнялся со своего места и тут же приказал санитарам, кивая на маньяка. – Этого заткнуть. Продолжай.
- Ммм… - я замялся, выбитый из колеи произошедшим. Рядом злобно пыхтел Олег, а Артем теперь посадил меня к себе на колени, обнимая поперек груди и дыша в затылок. – Значит, после того случая Данила понял, что ему нужно привязать меня к себе. Самый просто способ – наркотики. Но я бы не стал добровольно принимать их, а вынуждать меня силой – было неинтересно. Тогда он пошел другим путем. С пяти лет я страдаю мигренями. Не сильно часто, но пару дней в пол года стабильно проводил в кровати. Данила знал об этом и придумал красивый, как мне кажется, ход, - я просто почувствовал, как напрягся после последней фразы Артем. – Он заплатил врачу, чтобы та прописала мне несуществующее лекарство, и однажды в аптеке подошел к моей маме, которая оббегала полгорода в его поисках. Мама, конечно, была готова купить лекарство за любые деньги, но Данила, спасибо ему, - маньяк ухмыльнулся и театрально поклонился мне, - не стал накручивать цену, ему нужно было иное.
- А вместо таблеток был наркотик? – догадался Олег. Похоже, друг понял, наконец, мою игру и решил присоединиться.
- Да. Правда, не знаю, какой…
- Мы выясним это в нашей лаборатории, - следователь на мгновение оторвался от своих записей и приказал. – Продолжай.
- Вот. Ну. Собственно, дальше все понятно. Наркотик вызывал привыкание, а Данила звонил мне сразу после приема таблеток. Это давало ему двойную выгоду: во-первых, я в эти минуты был под действием наркотика, а значит, не мог адекватно воспринимать реальность, во-вторых, я привыкал к нашим разговорам, со временем начав ассоциировать их с временным облегчением. Действие препарата было кратковременным, и Данила это знал, поэтому никогда не затягивал разговоры дольше получаса. Вот… как-то так…
- А как он собирался убить вашего… молодого человека, - теперь следователь обращался ко мне на «вы» и с гораздо большим уважением. Но ответить на последний вопрос я не мог.
- Понятия не имею, наверное, рассчитывал пырнуть его в какой-нибудь подворотне, а потом оттащить к себе…
- Не угадал, солнышко, - Данила теперь сложил ноги на спинку кресла, а голову свесил вниз и смотрел на всех с шальной улыбкой. – Я рассчитывал развлекаться с тобой. И посылать этому… видеозаписи с нашими развлечениями. О, как бы он рыдал, глядя на твое изрезанное тело… - я в ужасе вжался в Артема, инстинктивно ища защиту. А тело вновь стало потряхивать. Чертов урод… - Я бы начал с малого: потеки крови и моей спермы на твоих бедрах, наручники на тонких запястьях, лицо с кляпом во рту… Потом показал бы ему, как вожу ножом по нежному животику, слизываю потеки крови… После, если бы он недостаточно страдал, прислал бы парочку аккуратненьких пальчиков, прядку волос, кусочек кожи…
Меня замутило, а в ушах поселился тугой звон, мешающий слушать. Вокруг все закопошились, забегали, сунули мне в рот какое-то лекарство и покинули квартиру, позволив мне погрузиться в черное небытие.
Очнулся я уже почти ночью, сразу же наткнувшись взглядом на спящего в кресле Артема. Он выглядел действительно усталым, будто пять марафонов за раз пробежал. Под глазами залегли черные тени, щеки ввалились, а между бровей пролегла глубокая складка беспокойства. Хотелось пить, но я встал и медленно, стараясь не упасть, подошел к любимому и забрался к нему на колени, обхватывая шею руками. Он недовольно завозился, просыпаясь, а потом недоуменно уставился на меня.
- Спи-спи… - я бережно разгладил нервирующую меня складку и чмокнул парня в губы, устраиваясь поудобнее в его объятиях. Артем еще повздыхал, но все же зарылся носом мне в волосы и спросил, поглаживая тонкий памятный шрам сквозь ткань рубашки:
- Как ты обо всем узнал?
- Мне кажется, я его понял, - Тема вздрогнул и, немного отодвинувшись, пытливо посмотрел мне в глаза. – Не подумай, я не сошел с ума. Просто когда влюбился в тебя, то до боли захотел обладать. Пусть силой, пусть через ненависть и страх, но только видеть, как распахиваются при моем приближении твои глаза, чувствовать, учащается твое дыхание, знать, что ты до самой смерти будешь только моим…
- Почему же тогда передумал?
- Я тогда согласился быть рабом Данилы. И решил попрощаться с тобой… ну, когда мы…
- Я понял.
- Так вот, - пришлось на несколько секунд замолчать, подбирая слова, но Артем меня не торопил. – Ты тогда был таким ласковым, нежным, подарил мне столько тепла и заботы, что я бы просто не смог ответить тебе разрушением будущего. Я не хотел видеть в твоих глазах страха, не хотел заставлять тебя испытывать боль… Но пока ты был рядом, хотел мечтать о том, что когда-нибудь мы будем сидеть, обнявшись, у камина, смотреть на пламя и слушать завывания пурги за стенами маленького охотничьего домика. Возможно, это глупость, но… Артем, я искренне благодарен всему произошедшему только за то, что могу сейчас сидеть вот так в твоих руках и говорить всякие глупости, за то, что ты был готов отдать душу, чтобы спасти меня. Даже за то, что ни разу не оскорбил Данилу во время допроса. Я хочу целовать твои руки, преклоняться перед тобой, но не в знал рабства, а в знак любви. Я люблю тебя. Просто люблю. Без замирания сердца, без слез в горле, когда уходишь, без ревности и страха потерять. Я тебя люблю просто так, за сам факт твоего существования, за право дышать с тобой одним воздухом и за улыбку, предназначенную не мне.
- Рыжик… - Артем, похоже, не ожидал от меня таких слов, потому что обхватил мою голову руками и изумленно посмотрел в глаза, пытаясь отыскать там ответы на вопросы. - Я люблю тебя. Больше жизни… Я чуть не умер от мысли, что этот урод мог бы забрать тебя у меня, а когда он стал расписывать свои планы мести мне… Ты знаешь, он был прав. Я бы сломался… Не выдержал бы такого…
- А что с нами будет?
- Для начала, мы сообщим о нас твоим родителям, - я тихонько улыбнулся. Стоило только дать Теме возможность покомандовать, и он тут же превратился из растерянного мальчишки в уверенного мужчину. – Потому что я не собираюсь отпускать тебя от себя дальше, чем на три шага.
- Ар, - любимый вздрогнул от этого имени и вопросительно изогнул брови. – Ну, во-первых, мои родители о нас уже знают, еще с той ночи. А во-вторых, не будешь же ты таскаться за мной в школу.
- Ты прав… Но курс лечения тебе все же придется пройти.
- Хм… Может, не будем сейчас об этом?
- А о чем будем? – на губах Артема заиграла шальная улыбка, говорящая о его готовности ко всему.
- Например, - я принялся осторожно покусывать его нижнюю губу, - мы можем заткнуться и заняться уже чем-то более полезным…
- Ммм… - Тема скользнул мне руками под рубашку, пробегая пальцами по соскам. – Тогда держись… Рыжик…
А через год Артем подарил мне маленький охотничий домик в одном из охотничьих хозяйств. С камином и теплой мягкой шкурой на полу, на которой так удобно ыбло сидеть в объятьях любимого.
-
-
16.10.2009 в 19:58-
-
16.10.2009 в 20:37-
-
16.10.2009 в 20:39-
-
16.10.2009 в 20:40-
-
18.10.2009 в 15:23-
-
18.10.2009 в 16:10-
-
18.10.2009 в 16:13-
-
18.10.2009 в 16:33Ну... У нас тут совершенно случайно написалось еще две ролевки, сейчас начали пистаь третью (на НГ), а уже пооосле)))
-
-
18.10.2009 в 17:00*смущенно* А низя?
совершенно случайно написалось еще две ролевки - а где?
-
-
18.10.2009 в 17:24Нууу... попозжа выложу) Пока влом, если честно)
-
-
18.10.2009 в 17:30попозжа выложу) Пока влом, если честно)
-
-
18.10.2009 в 17:34-
-
18.10.2009 в 17:40-
-
18.10.2009 в 18:01-
-
19.10.2009 в 01:35Вот только я тебя умоляю, сразу две ролевки не выкладывай! =___= А то знаю я тебя, ты читателей жалеешь, любишь... А мне потом объяснять "где прода?"
-
-
19.10.2009 в 08:25-
-
20.10.2009 в 14:09-
-
20.10.2009 в 14:39-
-
27.10.2009 в 18:57Спасибо ещё раз, авторы))
-
-
27.10.2009 в 19:07-
-
31.10.2009 в 01:43P.S. Это же еще не конец?!
-
-
31.10.2009 в 06:07ЗЫ: нуу... еще будет прода про Олега и Глеба и, может быть, когда-нибудь, маааааленький кусочек про Серегу и Тему)