Как вы могли? Ведь это одуванчик! (с)
Название: Скрываясь под маской
Автор: Tyrrenian
Рейтинг: NC-17
Жанр: думаю, ангст.
Дисклеймер: все мое)
Размещение: низя. Буду сильно ругаццо и кидаться тяжелыми тапками
По заявке Nekomate
скрываясь под маской
часть 1-4
Часть 1. Вступление
Новый раб своим видом мог вызвать разве что жалость, но никак не желание затащить его в постель. Свисающие сосульками грязные волосы, расцвеченное синяками и дорожной пылью лицо, разбитые нос и губы. Стоило дею стянуть с плеч мальчишки укрывавшую его ранее от палящего солнца хламиду, как Эбул брезгливо поморщился: прежние хозяева раба не удосужились даже залечить переломы, не говоря уже о ссадинах и следах от плетей. Впрочем, один приятный момент все же был: длинные стройные ноги тощего парнишки хорошо бы смотрелись на плечах нового хозяина. Но это все.
- Зачем ты притащил его, Обул? – эмир перевел взгляд на стоявшего рядом брата. – Я не вижу в нем ничего интересного.
- Потому что смотришь на внешнюю сторону дела, братец, - протянул дей, скользящим движением перемещаясь за спину Эбула. – Торговец на рынке был готов приплатить мне, лишь бы я забрал мальчишку с собой. Послушай, даже наемники Афрасиаба ходили мимо его клетки едва ли не на цыпочках. Только представь, какая сила сокрыта в этом теле…
- Маг? Дэв? Джинн? – нахмурился правитель, касаясь кончиками пальцев щеки пленника. Впрочем, он тут же брезгливо одернул руку и поспешил вытереть грязь о полу халата. Магическим существам было не место в его дворце, о чем знали все и каждый.
- Ни капли магии, мой любимый брат, - Обул патокой растекался по полу, лишь бы умаслить старшего брата. Собственно, только ради этого он и посещал едва ли не каждый месяц невольничий рынок в поисках новой игрушки для эмира. – Его аура чиста, словно слеза младенца.
- Даже так? Почему же тогда его боялись наемники?
- Это твоя игрушка, мой повелитель, тебе и раскрывать эту тайну, - с улыбкой толкнул парня в спину дей, заставляя сделать пару шагов навстречу новому хозяину. Судя по лицу Эбула, он сумел угодить ему своим подарком.
Сам же эмир, дождавшись, пока стихнут в коридоре шаги младшего брата, и молчаливые слуги равнодушно сомкнут тяжелые створки дверей, вновь обратил свое внимание на замершего рядом раба. Лет семнадцать, тощий, с типичным для киотцев разрезом глаз и удивительно нежной кожей, мягкость и гладкость которой не смогли скрыть даже слои грязи. Таких мальчиков полно на улицах каждого города, а уж на невольничьих рынках их продают пачками по десять-пятнадцать человек. Так почему же именно этот столь сильно заинтересовал Обула? И почему это костлявое создание так боялись великолепно обученные наемники торговца?
Это было довольно интересно и необычно для Черной Пустыни. А значит, у парня появился хороший шанс стать наложником, а не обычным рабом на плантациях. Если, конечно, сумеет заинтриговать своего господина…
- Как твое имя? – равнодушно поинтересовался Эбул, отходя к своему ложу. За годы своего правления мужчина настолько привык ко всеобщему беспрекословному повиновению, что не сразу обратил внимание на отсутствие ответа. А обратив, раздраженно обернулся.
Раб стоял на том же месте, не качаясь и словно бы не дыша. Только изредка срывающиеся с губ хрипы говорили о возможном переломе ребер и о том, что мальчишка скорее жив, чем мертв. Все то же кукольное выражение лица, все тот же устремленный в пол взгляд – словно и не слышал ничего.
- Решил проявить гордость? – жестко усмехнулся эмир и приблизился к мальчишке, прихватив с собой полную ароматного вина золотую чашу. – Отныне ты раб и должен повиноваться мне во всем. В том числе мгновенно и четко отвечать на поставленные вопросы. Итак, как твое имя, раб?
Приближаться к невольнику ближе, чем на расстояние вытянутой руки не хотелось: запах давно не мытого тела раздражал и вызывал только тошноту. Но сейчас Эбулу слишком важным показалось увидеть глаза своего раба, подчинить и подавить одним только взглядом, устанавливая свою власть и в его душе. Потому и шептал, почти касаясь разбитых губ губами и твердо удерживая в своих руках подбородок мальчишки:
- Я терпелив. Я буду милостив и не отдам тебя на потеху стражникам, если ты немедленно скажешь свое имя.
Он вздрогнул. Едва заметно, со всхлипом втянув наполненный ароматом цветов воздух. Но так и не ответил господину.
- Назови свое имя! – тяжелый кубок, расплескивая на ковер и лицо раба драгоценное вино, безжалостно прошелся по его щеке, оставляя еще одну ссадину на нежной коже. Зато теперь невольник находился в надлежащем ему положении – у ног эмира. Эбул раздраженно смотрел на корчившуюся на ковре фигурку, мерно капающую на ворс кровь, с глухим гневом понимая, что из-за пустого упрямства мальчишки придется заменять и любимую чашу, и ковер. Так и не издавший ни звука раб тем временем продолжал бездумно пялиться в одну точку, словно не он истекал кровью. – Рукхара ко мне!
Остудить пылающий в груди гнев не помогло ни вино, ни вязкая сладость растаявшего на языке инжира. Даже ворвавшийся сквозь раскрытое окно ветер не принес эмиру успокоения.
Он видел мальчишку всего пару минут, и давно бы порвал его в клочки, если бы не брезговал касаться грязной кожи. Эмира злило все: отсутствие выражения на лице, направленный в сторону взгляд, показное равнодушие к боли. Даже хриплое дыхание заставляло мужчину сильнее хмуриться и крепче сжимать заткнутый за пояс короткий кинжал. Раб был физически неприятен своему повелителю, и за это его имело смысл наказать. Но сначала – узнать все, что так заинтересовало Эбула.
- Мой повелитель желал видеть своего никчемного слугу? – как всегда неприятно прищурившись, зашипел просочившийся в двери Рукхар. Казавшееся изможденным сутулое тело, кое-как замотанное в грязные лохмотья, испрещенная сетью вен и капилляров лысая голова, и гниющие зубы, с завидным упорством демонстрируемые при каждом удобном случае под видом улыбки. Прямо сказать, дворцовый палач был не самым привлекательным человеком в эмирате. Но работу свою знал и выполнял превосходно. Наверное, потому Эбул все еще не скормил старика мантикорам…
- Мне нужны ответы, Рукхар. А юный раб отказывается говорить со мной, - эмир откинулся на шелковые подушки, намереваясь насладиться процессом пыток.
- Новый раб? – заинтересованно повел носом палач и, наткнувшись взглядом на безучастного ко всему невольника, радостно кинулся к нему. – Новый раб. Новый мальчик. Слааадкий. Такой юный…
Казалось, Рукхара не смущала ни кровь на лице парня, ни его равнодушие к каждому прикосновению: жадные узловатые пальцы бесцеремонно ощупали мальчишку с ног до головы, не пропустив ни кусочка. Пришлось Эбулу напомнить о своем присутствии:
- Потом сможешь с ним поразвлечься, а пока выуди из него нужную мне информацию.
Способы работы старика, воспитанного среди дэвов и гулей, у многих могли вызвать тошноту или отторжение. В основном, из-за реакции на них жертв. Но эмир всегда с удовольствием наблюдал, как прикрывает глаза палач, начиная вслепую ощупывать пространство. Как он касается головы пленника и скользит ладонями вдоль лица, чтобы после болезненно сдавить его виски. Его умение никогда не было магией в чистом виде, но ценилось в Пустыне дороже золота и вечной жизни. Каждый желал бы иметь в своем дворце чтеца мыслей.
Мальчишка первое время, как и все до него, пытался сопротивляться, отчаянно хрипя и брызжа перемешанной с кровью слюной на лицо палача, а потом обмяк, словно сломанная кукла, и позволил Рукхару проникнуть в свое сознание. Даже скучно.
- Задавай свои вопросы, мой повелитель, - прошипел старик, продолжая удерживать раба в своих объятиях.
- Имя, происхождение, сословие. Также меня интересует, почему Афрасиаб так жаждал его продать.
- Тебе подарили интересную игрушку, мой повелитель, - неожиданно замурлыкал Рукхар и вдруг, почти без перехода стальным голосом принялся отвечать. – Его имя Ланьлин Сяосяошэн, Ланьлинский насмешник. Киотец. Мать продали за долги, когда она отказалась отдавать сына в Небесный храм на обучение, а самого мальчика забрал к себе градоправитель. Отец погиб от лихорадки еще до рождения сына. Раб, с рождения и до самой смерти.
- Почему его боялись наложники? – нахмурился эмир. Насколько ему было известно, адепты Небесных храмов владели недоступной обитателям пустыни магией, а значит, новый раб тоже мог приподнести парю сюрпризов. И от этого вмиг стал гораздо интереснее.
- Он не знает, господин. Простите, я не могу больше держать его…
Оттолкнув от себя тут же кулем рухнувшего на ковер раба, Рукхар поспешил отпить из протянутой ему Эбулом чаши. Каждый раз, после сеанса палачу нужно было восстанавливать свои силы. Почему для этих целей он предпочитал исключительно спиртное, эмиру было непонятно, да и неинтересно, в общем-то. Любопытство мужчины к старику угасло еще в детстве, когда Рукхар служил его отцу. А потому их отношения из года в год оставались исключительно деловыми.
- Хорошенький мальчик, - наконец-то протянул старик, отрываясь от чаши. – Я могу забрать его?
- Мне надо подумать, - небрежно отмахнулся Эбул и подошел к лежавшему на полу мальчишке. – И стоило молчать? Мы ведь все равно все узнали…
- Мой господин… - пришлось правителю оборачиваться к палачу, пряча вновь вспыхнувшее раздражение. – Мальчик не мог вам ответить, даже если бы хотел этого.
- Почему?
- Он немой.
После поспешного ухода веселящегося над недогадливостью эмира палача, Эбул принялся за более тщательное изучение новой игрушки. О да, он оставит раба себе, пока не разгадает его маленькую тайну. Заодно мальчишка вполне может греть его постель холодными ночами, а то прежние наложники уже начали раздражать.
Правда, далеко идущие планы мужчине пришлось отложить, как только он увидел Ланьлиня без одежды. Впалый живот, кое-где начавшие гнить ранки, расцвеченные синяками бока и грудь – все это не вызывало никакого желания, кроме как приказать похоронить этот труп в соответствии со всеми традициями.
Но природное любопытство оказалось сильнее. Потому Эбул собрал все имевшиеся у него силы и принялся водить руками над распластавшимся на полу телом, вливая в него энергию жизни. Исчезли синяки, зарубцевались некоторые раны, но еще над многим предстояло поработать врачам и слугам, прежде чем эмир мог бы допустить к себе раба.
- Амин!
Вихрем ворвавшийся буквально через секунду юноша опустился на колени перед своим повелителем, не рискуя поднять головы от ковра. Что, впрочем, не помешало ему презрительно хмыкнуть в сторону мальчишки.
- Мой господин…
Эбул с улыбкой потрепал наложника по волосам, позволяя подняться на ноги и притягивая к себе для поцелуя. Из семи лет, что Амин прослужил во дворце, четыре года он почти каждую ночь ублажал эмира, заслужив у того если не симпатию, то благосклонность хозяина к полезной вещи. И за это время неуклюжий мальчик превратился в действительно красивого юношу: ниспадающая почти до колен копна белоснежных волос, узкое лицо с чеканным профилем и слишком пухлыми для мужчины губами, тонкая, невесомая фигура, которую парень не стеснялся демонстрировать при каждом удобном случае. У него был только один недостаток – слепая верность своему господину, которая в последнее время раздражала Эбула все больше. Но пока…
- Помоги мальчишке вымыться и отведи к врачам, чтобы залечили раны. После проследи, чтобы его хорошо кормили, и он съедал все до последней крошки. Если начнет буянить, ты знаешь, что делать.
Скорчив недовольную рожицу, Амин все же подошел к новому подопечному и пинком заставил подняться на ноги. Конечно, за такое своеволие его надо было бы отправить на порку, но эмир позволял своему наложнику и не такие выходки. А судя по тому, что мужчина никак не отреагировал на отсутствие маски, положенной всем рабам во дворце, бояться было нечего. Потому-то парень и посматривал на послушно пошедшего рядом новичка с пустым взглядом, не подозревая о мыслях своего господина.
А Эбул, глядя вслед рабам, думал о том, что от старшего пора избавляться – слишком близко парень подобрался к эмиру. Да и у рабочего кабинета стал ошиваться подозрительно часто, что наводило на нехорошие мысли о предательстве.
И все же… Ланьлин оказался действительно стоящим внимания подарком. Раздражавший своим равнодушием, кукольностью, он, тем не менее, умудрился заинтриговать эмира настолько, чтобы тот оставил бесполезного раба в своем гареме. Подобной чести удостаивались очень немногие. Но и удержаться на месте, не став кормом для мантикор, было еще сложнее. Потому каждый наложник старался как мог: пение, танцы, спектакли. Долго продержаться на одной только тайне было не под силу никому.
Отдав приказ привести во дворец Афрасиаба, Эбул неспешно поднялся в башню, чтобы отдохнуть душой и телом от забот и подумать над новой загадкой. Перед ним, слегка гудя и потрескивая в жарких солнечных лучах, простиралась великая Черная пустыня, ставшая залогом его могущества.
Раскинувшись от моря до моря, она дала кров многим народам, поставив лишь одно условие: беспрекословно подчиняться кровным наследникам первого эмира. Эбул улыбнулся, припомнив старую сказку о том, что их государство начиналось с небольшого города, благодаря терпению и трудолюбию жителей превратившегося в могущественную империю, считаться с которой приходилось очень многим. И пустыня росла. Растягиваемая ветром на мили вокруг, жадно вбирающая в себя подношения подданных. Здесь не было традиции закапывать друзей и врагов в землю, как это делали в северных странах. Подобно беловолосым красавцев из Ледяной страны, керсы сжигали трупы на кострах, развеивая дробленые кости над пустыней. И та неспешно, год от года становилась больше, грозя поглотить весь мир. Конечно, не сейчас. Со временем. Но однажды этот день настанет, и тогда не будет никого, способного противостоять великому эмиру. А Черная Пустыня поддержит своего ставленника древней, как само небо магией.
Эбул грустно улыбнулся, глядя на далекое облачко пыли на горизонте: Обул со своей командой бойцов должен отдать должное предкам, добавив их кости, сложенные сейчас в кувшины на спинах кардаданнов. Каждый хоть раз, но выполнял эту обязанность. Каждый. Кроме самого эмира, так и не замаравшего рук даже о прах отца.
Сколько он себя помнил, мужчина всегда больше стремился к науке, нежели власти. И предопределенность судьбы угнетала его гораздо больше возможных опасностей. Богатейшая библиотека, странные, нелогичные на первый взгляд поступки, активное содействие магам и ученым всех мастей – все это породило противоречивую славу Эбула среди подданных и соседей. С одной стороны жестокий правитель, способный покарать за малейшее нарушение традиции смертью, с другой – алчущий знаний ученый, яро бьющийся над каждой встреченной им загадкой. Правда, благодаря деньгам и власти стоящих внимания тайн оставалось все меньше и меньше. И это порождало в сердце молодого господина скуку, сравнимую разве что с тоской заключенного по воле.
- Мой повелитель, - показался у входа в башню слуга, не рискуя поднимать на эмира взгляд. Видно, новости были не из лучших. – Афрасиаб покинул страну два дня назад.
- Можешь идти.
Поспешно удалившийся слуга не мог видеть спиной. А если бы мог, то определенно удивился бы, застав на лице Эбула крайне довольную улыбку.
«Кто же ты такой, Ланьлин Сяосяошэн, если торговец предпочел бежать из страны, наплевав на прибыль, лишь бы не встретиться еще раз с твоим покупателем?»
Часть 2. Амин
За три недели, прошедших с момента первой встречи, Эбул видел Ланьлина только однажды во время посещения мужской половины гарема. И был приятно удивлен произошедшим с рабом изменениями: с кожи исчезли синяки и грязь, чистые волосы золотистой волной рассыпались по плечам, еще больше оттеняя матово-белую кожу, а умело подобранные шальвары лишь подчеркивали стройность фигурки. Хотя при всем при этом, мальчишка стал слишком сильно походить на Амина. Настолько, что не стой старший наложник за спиной эмира, мужчина легко мог бы их перепутать. Та же плавность жестов, так же прикрытые глаза, цвет которых терялся в тени густых ресниц, та же вечная полуулыбка, придававшая лицу мягкость и беззащитность. Удивительно, как могли быть похожими два столь разных человека. Но именно это и заинтересовало Эбула, заставив с полуулыбкой шагнуть к застывшему посреди залы Ланьлину.
Губы мальчишки оказались мягкими, податливыми, оставляющими после себя вязкое тягуче-сладкое послевкусие. Но всю сладость от поцелуя перебивало раздражение на неподвижность и равнодушие раба. Особенно когда, повинуясь безмолвному жесту эмира, к ним присоединился Амин, принявшийся со стонами целовать шею и плечи своего господина. И только через минуту, поддаваясь жарким ласкам беловолосого наложника, Эбул оттолкнул от себя обоих:
- Почему мальчишка еще не обучен?
- Мой повелитель, - поспешил рухнуть на колени, занавешивая лицо покрывалом волос, Амин, - он игнорирует наши советы и не желает познавать науку наслаждения.
Разочарованный эмир гораздо хуже эмира злого, потому как проще затушить горящий дом, нежели пересечь пешком пустыню без капли воды. И об этом знал весь дворец, за исключением, пожалуй, одного лишь Ланьлина. Потому наблюдавшие со стороны наложники поспешили также опуститься на колени, надеясь, что гнев правителя пройдет мимо. Только новый раб не сдвинулся с места ни на миллиметр, продолжая все также безучастно улыбаться в пространство.
Ломать игрушки нравится всем детям. Однако с возрастом игры становятся все более жестокими, и больше всего в них страдает человеческая душа. Эмир любил наблюдать, как постепенно сдается и прогибается под новые условия очередной вспыльчивый мальчишка. Как каждый из них однажды покорно вставал на колени и со слезами на глазах умолял позволить хотя бы дотронуться до стопы своего повелителя. Как с готовностью и желанием шли на эшафот, услышав от господина о своей ненужности. Человека ломать было интересно и увлекательно.
И только кукла смогла переиграть могущественного эмира.
Ланьлин не спорил, не сопротивлялся, не делал попыток к бегству и даже послушно выполнял приказы. Но при этом все время оставался бездушным созданием, раздражающим своей безучастностью ко всему. Это злило Эбула. Потому первый удар холеной руки пришелся по спокойному лицу, царапая перстнями нежную кожу. Мотнулась в сторону светловолосая голова, и в повисшей тишине раздался хруст костей. Но ярость эмира требовала выхода, потому мальчишка был вздернут за волосы на ноги и с силой отброшен в сторону, замерев рядом с опасающимся даже поднять голову Амином.
И темнота перед глазами, разрываемая редкими алыми вспышками. И звуки хлестких ударов, безжалостно попадающих по самым уязвимым частям. Увлеченный собственным бешенством Эбул не сразу обратил внимание на крики и мольбы избиваемого им раба. Но, обратив, изумленно остановился, пристально глядя в окровавленное лицо Амина.
- Как?.. – почти невредимый Ланьлин все так же лежал на полу, спокойно улыбаясь пустоте. А у ног эмира захлебывался рыданиями почти искалеченный беловолосый юноша. – Врачей!
Растерянный собственной ошибкой Эбул внимательно следил за действиями появившихся целителей, не забывая щедро напитывать мази и отвары собственной магией. Но взгляд се равно возвращался к так и не пошевелившемуся за два часа мальчишке. Слишком похож, хоть и разительно отличается. Как можно было перепутать, пусть и с пылу собственного гнева высокого стройного юношу с белоснежной копной волос с тощим мальчишкой, больше похожим на игрушку?
- Обучите его, - бросил напоследок испуганно вжимавшимся в пол рабам мужчина и поспешно удалился в свои покои, чтобы не видеть разбитого лица Амина.
С тех пор Эбул предпочитал вызывать рабов в свои покои, опасаясь еще раз причинить случайный вред одному из них. Но загадку Ланьлина так и не забросил, выискивая, где мог, следы торговца Афрасиаба с целью задать ему пару вопросов.
Сейчас же, краем уха случая речи посла Роскии, эмир задумчиво наблюдал за игрой света в вине и размышлял над собственными поступками. Мальчишка злил его одним своим присутствием, фактом своего существования в этом мире. И при этом не мог дать ответов на так волновавшие мужчину вопросы. Приходилось изворачиваться, идти обходными путями, получая информацию через третьи руки и теряя слишком много времени. Но помочь Эбулу с разгадкой тайны не смог даже Рукхар, ежедневно навещавший бара и передававший господину его просьбы. Впрочем, требовалось мальчишке не так уж и много: заменить розовое масло на жасминовое, подать к столу больше фруктов, позволить завести свой гребень для волос.
Эмир сознательно запрещал все. Он понимал, что от розового масла у раба болит голова, что мальчишка не ест мяса, что старый гребень не справляется с густыми волосами. Но другого способа сломать стальную стену, окружавшую Ланьлина, не видел. И по той же причине приказал наложникам обучить раба тонкостям соблазнения, прекрасно понимая, что позволил им творить со своей игрушкой что угодно, сделал рабом среди рабов.
- И все же мы просим вас понизить пошлины на пушнину, - пробился сквозь тяжелый заслон мыслей голос посла. Тучный мужчина с маленькими бледно-голубыми глазками и окладистой бородой почти до пояса явно не был готов к встретившей его в пустыне жаре, а потому страшно потел и постоянно вытирал уже мокрым платком лоб и щеки. Эмира передернуло от перспективы объятий и троекратного поцелуя в соответствии с традициями Роскии. К счастью, посол решил соблюдать порядки хозяев, потому при встрече ограничился только низким поклоном, проводя ладонями по плечам.
Их спор слишком затянулся, заняв две перемены блюд. И Эбул, слишком занятый мыслями о новом рабе, с каждой минутой все больше злился и раздражался, хоть и понимал недопустимость такого поведения.
- Мы не повышали пошлин уже сто пятьдесят лет. Не намерены этого делать и сейчас. То же относится и к понижению, господин посол. И я, откровенно говоря, не вижу выгоды в этой сделке для себя.
- Но мы понизим для вас цены на зерно и фрукты, - попытался начать торг мужчина.
- Вы и так понизите их. Потому как должны были сделать это еще год назад.
- Оружие? Травы? Драгоценности? – Роскии был жизненно важен торговый путь через Черную пустыню к Киоту. Только так у торговцев появлялся шанс довезти скоропортящиеся товары в срок и не стать жертвами разбойников. И даже тот факт, что Эбул порой позволял некоторым обозам проходить через свою страну бесплатно не утолил жажды роскийцев получить еще больше.
- Боюсь, сегодня не лучший день для договоров, - устало покачал головой эмир и поднял на разочарованного посла взгляд, отвлекаясь от чаши с вином. – Но в качестве утешения хочу преподнести вам подарок. Как дорогому гостю.
Стоило легкому хлопку пронестись под сводом потолка, как в двери летящей походкой вошел закутанный с ног до головы с темно-синюю накидку Амин. Пусть его лицо и было спрятано под маской, но красоту фигуры не могли скрыть и слои ткани, заставив посла потеть еще сильнее. Еще один хлопок – и тяжелая ткань опадает на ковер. Открывая взгляду обнаженное тело, блестящее от ароматных масел. Тем неуместнее смотрелась безликая маска на лице юноши, напоминая эмиру Ланьлина:
- Сними ее.
Эбул невольно улыбнулся, услышав восхищенный вздох посла. Да, Амина сегодня хорошо подготовили к встрече. Тем больше у юноши было шансов понравиться роскийцу.
- Вам нравится подарок, посол? – осведомился эмир, неотрывно глядя в испуганно расширившиеся глаза раба. Конечно, от юноши часто требовали присутствия и прислуживания во время важных встреч, но ни разу не предупреждали о возможности сменить хозяина. Причем, не по своей воле.
- Он так красив, - хрипло пробормотал роскиец, протягивая руку к Амину. – Надеюсь, столь же хорошо обучен?
- Проверьте, - Эбул насмешливо следил за тем, как опасливо приблизился к послу юноша, не в силах поверить, что сказка для него закончилась. Впрочем, эту простую истину ему стоило понять гораздо раньше, когда эмир стал отправлять его прочь из своей постели, не удостаивая ответным наслаждением. Амин перестал быть интересен еще месяц назад. А нужен – с появлением в гареме Ланьлина. И потому лучшим исходом для юноши было оказаться подаренным обличенному властью человеку, нежели быть проданным за бесценок на рынке. Или закончить свою жизнь в подвале Рукхара.
Тем временем, Амин все же приступил к своим обязанностям, недовольно морща нос от резкого запаха пота и кося глазом на эмира. Порой так легко надеяться на лучший исход…
Вино обволакивало горло и язык тягучей пленкой, дразня своим ароматом небо и туманя разум, рядом приглушенно стонал под умелыми руками и губами наложника роскиец, а Эбул строил далеко идущие планы на эту ночь. Раз уж Ланьлин не способен разговаривать, то пусть учится доставлять своему господину удовольствие. Опять же, оставшись с рабом наедине, эмир его уже ни с кем не перепутает.
- Он действительно прекрасен, - блаженно растянулся на подушках посол, не удосужившись даже заправиться, и притянул к себе под бок брезгливо отирающего губы от белесого семени Амина. Кажется, у Эбула появился шанс выторговать завтра что-нибудь ценное для пустыни. Например, нескольких волхвов, властвующих в густых роскийских лесах.
- Тогда эта ночь и все последующие – ваши, - с довольной улыбкой склонил голову эмир и протянул роскийцу чашу, полную вина.
Для правителя Черной пустыни дела складывались удивительно хорошо. Потому он и не обратил внимания на отчаянный взгляд застывшего рядом с послом Амина.
Впервые попав в гарем, юноша пытался искать способ сбежать, убить нового хозяина, доставлял массу хлопот. Но со временем смирился, а, проведя пару ночей в покоях эмира, научился получать удовольствие от своего положения. Эбул заботился о наложниках, не скупился на подарки и развлечения, внимательно следил за их состоянием и самочувствием. Возможно, потому каждый из юношей постоянно чувствовал особое к себе отношение и стремился стать для господина самым лучшим. Так было до прихода Ланьлина.
Теперь же эмир не дарил никому своих ласк, ограничиваясь удовлетворением собственных нужд, позабыл о подарках и обещаниях, с головой уйдя в погоню за разгадкой. И внезапно вышло так, что именно безмолвному киотцу так или иначе доставались все мысли и внимание господина. К сожалению, причинить Ланьлину хоть какой-нибудь вред не представлялось возможным под столь пристальным наблюдением. И это злило всех. Особенно Амина, привыкшего считать себя почти равным Эбулу и свысока поглядывавшего на остальных. Юноша даже смел отдавать приказы советникам и огрызаться с визирем. Прежде. С потерей благосклонности эмира ушло все то хорошее, что было в жизни юноши.
- Мой господин, - рискнул обратиться в присутствии постороннего к Эбулу Амин, - прошу тебя… хотя бы еще одну ночь.
- Отныне ты не принадлежишь мне.
Уже в собственной купальне, расслабляя мышцы после тяжелого дня, эмир подумал было, что поторопился с выводами на счет юноши, но тут же отбросил прочь эти мысли, предвкушая ночь с Ланьлином. Почти сразу на ум пришло несколько занимательных идей о способах обучения мальчишки. И конечно, все они были направлены на то, чтобы заставить раба кричать – слишком сильно хотелось Эбулу услышать его голос.
- Мой повелитель!.. – видеть бледного, словно снега на вершинах гор, старшего целителя было более чем необычно. Тем более, зная, что мужчина никогда раньше не смел врываться без стука.
- Что произошло?
- Амин… Он…
Выругавшись в полголоса, эмир рванулся из бассейна, на ходу накидывая халат на плечи. Если раб умудрился что-нибудь сделать с собой, он разрушил год упорной работы над договором о пошлинах, который Эбул рассчитывал подписать как можно скорее. И за это юноше грозило самое жестокое наказание из возможных. Живому или мертвому.
- Что с ним? – обычно мужская часть гарема была довольно шумной: птичий щебет, смех наложников, звуки музыкальных инструментов. Но сейчас в залах и коридорах безраздельно властвовал один-единственный звук – высокий и отчаянный крик, казалось, не смолкающий ни на мгновение. Мужчина распахнул тяжелые створки дверей, не дожидаясь подоспевших слишком поздно слуг, и тут же отступил обратно, оглушенный.
Кричал Амин. Вцепившись пальцами в волосы и скорчившись в три погибели на полу, он словно не нуждался в воздухе. Широко раскрытые, абсолютно бездумные глаза, перекошенное лицо, исцарапанные в кровь руки и живот. Утонченная красота юноши сейчас казалась наваждением, иллюзией, которой никогда и не было.
Раб не реагировал ни на оплеухи, ни на вылитую ему на голову воду, ни на попытки заткнуть рот руками. Лишь когда обозленный происходящим и начинающейся головной болью Эбул махнул рукой, магией отбрасывая юношу к стене, гарем погрузился в тишину.
- Что с ним? – поинтересовался он у бросившихся к Амину целителей.
- Нам нужно время, чтобы это выяснить, - поспешно отмахнулся от правителя старик и тут же испуганно охнул, осознав, что только что сделал.
- Ответ мне нужен как можно скорее.
- Конечно, мой господин.
- Остальные наложники в порядке? – поинтересовался Эбул у слуги.
- Да, они в соседней зале…
Пятеро полуобнаженных юношей испуганно перешептывались в одной из многочисленных ниш, занавешенных шелками. Браслеты на тонких запястьях звенели куда как больше от невольной дрожи своих владельцев, нежели от движений. Ланьлин же спокойно сидел на бортике фонтана, лаская кончиками опущенных в воду пальцев спины проплывавших мимо рыбок.
И тишина, несколько минут назад казавшаяся такой плотной и осязаемой, постепенно уступала место привычным для гарема звукам, распадаясь то на бормотание слуг за дверью, то на шорох тонких шелков.
- Я хочу знать, что здесь произошло, - наложники вздрогнули, услышав недовольный голос эмира, и пестрой стайкой устремились под его защиту. – Тише, тише… Все будет хорошо. Ланьлин, почему ты все еще сидишь там?
Глядя на плавно приближающегося киотца, Эбул невольно пожалел, что этой ночи суждено пропасть в небытии из-за случившегося с Амином. Слишком уж хорош оказался мальчишка, утративший за проведенное в гареме время свою болезненную худобу. Настолько, что эмир жадно потянулся к нему через остальных наложников за поцелуем. На который так и не получил ответа, раздраженно впиваясь в сладкие губы зубами.
- Мой господин… - в дверях появился старый целитель, держа в дрожащих руках пиалу с вином для эмира. Пришлось Эбулу теснее прижать к себе испуганных мальчишек и кивком позволить старику продолжать. – К сожалению, Амин потерял рассудок.
- Как это может быть? Несколько часов назад он был нормальным!
- Не могу знать, мой господин.
- Рукхара ко мне! – зло рявкнул Эбул, глядя на так и оставшегося стоять в стороне Ланьлина.
Часть 3. Безумие и награда
- Ланьлин невиновен, - в который раз устало повторял Рукхар эмиру, раскинувшись среди шелковых подушек и ковров. Взбешенный угрозой срыва договора, Эбул заставил палача прочитать воспоминания всех присутствовавших в тот момент в мужской части гарема: наложников, слуга, Ланьлина и самого Амина. Правда, с последним возникла небольшая проблема: Рукхар так и не смог разобраться в хитросплетениях разрушенной безумием логики и в добавок был вынужден в течение получаса приходить в себя, пытаясь удержать собственный разум в рамках. Тогда как Эбул задался целью узнать правду, во что бы то ни стало, и непрестанно требовал от палача продолжить допрос. – Мой господин, мы все устали. Позвольте слугам разойтись по спальням. А утром с новыми силами взяться за дело.
- Никто никуда не пойдет, пока я не выясню, что здесь произошло на самом деле, - рыкнул мужчина. Он знал, чувствовал в пронизанном ароматом роз и специй воздухе, что виновник свалившейся на его голову неприятностей сидел неподалеку, безразлично глядя на темное небо в окно.
- О, Алрах! Я рассказал уже вам все, что видели присутствующие. Что вы еще желаете услышать?!
- Правду.
Совершенно вымотанный Рукхар обессилено застонал. Он пересказывал события этого вечера уже много раз, но в глазах правителя так и не мелькнула искра удовлетворения услышанным. Эмиру слишком сильно хотелось приблизиться к тайне Ланьлина хоть немного, пусть даже и таким жестоким способом. Потому он и искал любые способы обвинить его, выматывая и себя, и слуг.
Палач прикрыл глаза, отгораживая сознание от яркого света магических шаров, и заговорил, в, казалось, тысячный раз повторяя историю.
Амин ворвался в купальню гарема уже на закате дня, гневно сверкая глазами и тихо рыча от переполнявших стройное тело чувств. Всклокоченные волосы, искусанные до крови губы, мокрая насквозь одежда… Наложники недоверчиво метнулись в сторону, не желая соприкасаться с покрывавшей тело юноши зеленой ряской из пруда. Но в тот момент Амина меньше всего волновали их мысли и чувства – он со злым гортанным рыком метнулся в сторону выходившего из бассейна Ланьлина.
Рукхар в который раз едва сумел удержать тяжелый вздох желания от зрелища обнаженного юного тела, украшенного лишь каплями воды и случайно налипшим на кожу розовым лепестком, казавшимся воплощением порока. Он надеялся, что эмир скоро охладеет к рабу, передав его, как и обещал, в руки своего верного палача, но происшествие с Амином разбило в прах все мечты. Потому Рукхар продолжал:
Схватка была недолгой, в основном благодаря не помыслившему сопротивляться киотцу. Придавив мальчишку к полу своим телом, беловолосый раб заходился в бешенстве, с каждым мгновением становясь все больше похожим на умалишенного:
- Почему? Почему ты? – если бы не озвученный неделю назад мимоходом приказ эмира сохранить внешний вид мальчишки любой ценой, Амин без колебаний разбил бы его лицо о мраморный пол купальни. Вместо этого юноше пришлось ограничиться парой чувствительных ударов по почкам и животу, вынудивших Ланьлина судорожно глотать воздух ртом. – Ненавижу… Это ты во всем виноват!
Амин кричал в голос, нанося удары по не способному сопротивляться телу, и требовал от киотца немедленно исчезнуть из его жизни. Неуверенные попытки наложников успокоить взбешенного юношу словом, пали прахом, разбившись о непроницаемую стену злобы. И тем не менее, никто не решился встать на защиту немого новичка, рискнув своими красотой и здоровьем. Тогда как Ланьлин лишь плотнее смыкал веки во время особенно болезненных ударов и легко и невесомо скользил тонкими пальцами по воздуху, словно пытаясь ухватиться за что-то недоступное человеческому взгляду.
- Как же я ненавижу тебя, - шептал сквозь слезы Амин, глядя в безэмоциональное лицо Ланьлина и с удивлением замечая их внешнюю схожесть. Изгиб бровей, мимика, привычка постоянно облизывать губы – киотец мог показаться стороннему наблюдателю братом-близнецом юноши. – Он же выбрал тебя только из-за сходства со мной, так? Так?! Отвечай мне!
Казалось, Амин в следующий миг сожмет пальцы на длинной белой шее киотца, перекрывая тому доступ воздуха в легкие. Пожалуй, он бы так и сделал, если бы Ланьлин не выполнил его требование:
- Смотри мне в глаза! Смотри!
Дальнейшее так и осталось загадкой для всех присутствующих: мальчишка покорно поднял глаза на своего мучителя и застыл, обжигая дыханием губы. Со стороны могло показаться, что юноши готовы слиться в медленном поцелуе, трепетно изучая друг друга. И кто-то из замерших в стороне наложников почти увидел, как соединяются губы, но невольно отвлекся на внезапно повисшую в купели тишину. Ни дыхания, ни шороха шелка, ни напевов ветра– сухое и темное безмолвие, подобное шелесту песка, утекающего сквозь пальцы. Разорвавший пространство крик ужаса болезненно ударил по ушам парней, заставив их испуганно подскочить на месте и заозираться в поисках источника шума.
Корчившийся в конвульсиях рядом с Ланьлином беловолосый юноша седел на глазах.
- Что он увидел? Что? – не успокаивался эмир, тряся усталого палача за плечи. Если бы киотец мог говорить, то Эбул не пожалел бы сил и времени, чтобы выбить из раба нужную ему информацию. Вместо этого пришлось ограничиться бесконечными попытками Рукхара пробиться сквозь хитросплетения перемолотого в жерновах ужаса страха. – Ведь до взгляда Ланьлина он был почти нормален. Ланьлин!
- Мой господин, не думаю, что это лучшая затея, - рванулся с подушек в попытке удержать эмира палач. Но куда старику тягаться с молодым правителем, почуявшим близость разгадки?
Юного киотца боялись работорговцы. Настолько, что предпочли отплыть сразу же после продажи его дею. Один взгляд мальчишки сломил рассудок одного из самых уравновешенных наложников во дворце эмира. Да и предыдущие хозяева, видимо, не питали иллюзий по поводу Ланьлина, выбросив избитого раба, словно мусор. Эбул чувствовал, что истина крылась совсем рядом, словно песчаный шакал гниющую тушу каркаданна, и был готов пойти на все, чтобы узнать причину этих поступков. Приказ. Отданный подошедшему на зов повелителя мальчишке приказ, заставил Рукхара испуганно вскинуть глаза на безмолвного раба:
- Посмотри мне в глаза.
Эбул хотел увидеть в его взгляде ответ, разгадку, хотя бы подсказку, способную приблизить его к цели. Даже если этой подсказкой должна была стать смерть. Но вместо этого наткнулся на абсолютно пустой взгляд карих глаз, не выражавший даже скуки и усталости. Лишь окруженный кофейного цвета радужкой зрачок, мерно пульсирующий в такт дышанию. То же, что видел Рукхар во время каждого сеанса с киотцем.
- Прочь… - замешанная с разочарованием усталость сдавила голову раскаленным обручем, мешая дышать и думать. Тело окатила волной теплая тяжесть, сковывая запястья стальными кандалами и заставляя спину согнуться в низком поклоне перед кем-то ирреальным. Теперь эмиру хотелось уединения и покоя вдали от суетливых слуг и всевозможных тайн, хотелось уснуть и никогда больше не просыпаться. Жаркими волнами накатывающий из пустыни горячий воздух раньше не казался Эбулу столь отвратительным. – Все прочь!
Первыми поспешно бежали, возбужденно перешептываясь и звеня браслетами на руках и ногах, наложники. Конечно, они предпочли бы досмотреть представление до конца, но попасть под горящую руку раздраженного правителя было бы хуже. Следом за ними прошаркали целители, сунув в руки Ланьлину флаконы с восстанавливающими зельями и маслами. Мальчишка же ушел последним, повинуясь знаку усталого палача и спокойно перешагнув через лежавшего на его пути Амина.
Едва за спиной мальчишки захлопнулась дверь, накатившая вмиг апатия отпустила раздраженно трущего виски эмира, заставив удивленно посмотреть на свои руки. Конечно, от матери ему досталась небольшая сила целителя, но излечить самого себя ранее не могли даже великие маги. Ком вопросов к Ланьлину нарастал с ужасающей быстротой. И тем не менее, сейчас было важным не это.
Подхватив на руки по-прежнему бессознательное тело Амина, Эбул опустился вместе с ним на подушки, принимаясь разбирать шелковистые пряди. И если ранее волосы юноши сияли первозданной белизной, то теперь свет отражался в них расплавленным серебром.
- Что же ты увидел, Амин? – даже перед лицом безумия мужчина не мог перестать размышлять над занимавшей его ум загадкой.
Очнувшийся от забвения юноша в первый момент испуганно задергался, пытаясь с воем вырваться из рук своего господина, но быстро успокоился, почувствовав нежные касания холеных рук эмира. Теперь Эбул рядом и можно не бояться, теперь все будет хорошо. в объятиях господина так легко было поверить в то. что все произошедшее сегодня – просто дурной сон, фантазия, вызванная неудачным падением в пруд и расстройством от продажи послу.
- Все будет хорошо, - пробормотал, словно прочитав мысли юноши, эмир и легко поцеловал жмущегося к нему наложника в висок. – Скажи мне, что ты увидел?
Спустя два вдоха тишины мужчина был вынужден заткнуть вновь закричавшего от ужаса Амина, закрыв его рот ладонью. Но он был уверен, что никогда не забудет промелькнувшего в глазах юноши выражения бесконечного изумления и недоверия, быстро сменившегося безумием. И вновь пустота. Подобная увиденной во взгляде Ланьлина, подобная безлунному небу над пустыней. Наверное, так и должно выглядеть сумасшествие…
- Он не человек, Эбул, - хрипло бормотал наложник, пытаясь сдержать слезы и теснее прижаться к господину. – Я прошу тебя, убей… Убей его, пока можешь. Я не прощу себе, если с тобой что-то случится… Это так страшно…
- Все хорошо. Со мной ничего случится, не бойся. Ланьлин не посмеет причинить вреда своему господину, - эмир успокаивающе гладил рыдавшего юношу по спине и плечам, стирая накопившуюся за день усталость. Скользил пальцами по мягким серебряным прядям, пытаясь вернуть им прежний белый цвет, шептал что-то нежное, заставляя поверить в то, что произошедшее – лишь мираж, подобный наводимым пери на усталых путников. И сам не заметил, когда слова сменились поцелуем, а должные приносить облегчение прикосновения – страстными объятиями. Но, чувствуя под собой отзывчивое гибкое тело, уже не смог отказаться от смешанного со стонами приглашения.Что же, Амин заслужил прощальную ночь.
Провожая на следующий день взглядом караван посла, Эбул с запоздалым сожалением вспоминал прошедшую ночь. Горячий, податливый, ненасытный юноша сумел привнести в жизнь мужчины что-то хорошее и стоящее многочисленных затрат на подарки. За что и получил право забрать довольно тяжелый сундук с украшениями с собой в новую жизнь.
Конечно, обеспокоенный слухами о внезапном сумасшествии своего подарка роскиец первое время норовил заглянуть Амину в глаза в поисках спрятавшегося на время безумия, но неизменно натыкался на теплую улыбку и обещание исполнить любые капризы. Юноша слишком долго прожил во дворце эмира, чтобы позволить себе выказать неудовольствие новым хозяином. И вполне заслуженной наградой за это ему стала брошенная расщедрившимся послом под ноги шуба из драгоценного меха роскийской лисицы-оборотня. Черно-золотая, она удивительным образом придавала счастливому Амину почти детской мягкости и беззащитности. Так что уезжали раб и господин вполне довольные друг другом.
Эбул печально усмехнулся, вертя в пальцах прощальный подарок юноши, сунутый украдкой в ладони. Тонкая лента браслета, сплетенная из шелковых и золотых нитей, с узором, отдаленно напоминающим имя Амина. Памятный дар, к сожалению, мешавший забыть кошмарный крик и собственное разочарование от упущенной разгадки.
Пожалуй, решил эмир, так было лучше для всех. Он просто не мог отпустить от себя Ланьлина, пока не найдет ответ на его загадку, а Амин не стал бы терпеть присутствие конкурента. И рано или поздно нарушил бы одно из правил дворца, заслужив наказание гораздо худшее, чем смерть. Да и договор радующийся новому приобретению посол подписал почти сразу, нетерпеливо поглядывая в сторону дверей.
Теперь же клубы пыли от копыт каркаданнов таяли в зыбкой дымке горизонта, преломляясь под солнечным светом, и там, среди дорогих мехов и украшений уютно устроился в объятиях роскийского посла Амин. А его прежнему господину достались головная боль и не желающие покидать голову мысли о Ланьлине.
Мужчина с улыбкой оперся о парапет, пристально вглядываясь в протирающуюся перед ним пустыню, словно желал получить от нее ответ. Его всегда, с самого рождения восхищало могущество песчаной стихии: колкие частицы камня могли разрушать города, покорять армии, скрывать величайшие творения человека. Пустыня не дарила быструю смерть, подобно огню, не давала жизнь, подобно воде, но закаляла и заставляла стать еще сильнее, щедро делясь знаниями со своими детьми. Подобные морским волны барханов обманывали и ссыпались под лаской ветра, меняя форму. Белесая синь неба над головой с жемчужиной солнца, способная убить медленней самого искусного палача. И незаметная, скрытная жизнь меж этих двух сил.
Вдыхая раскаленный воздух, эмир вспоминал истории предков о том, как создавались города-оазисы, зубами и кровью вырывая право на существование у Пустыни. Дикие каркаданны, хитроумные дэвы, гули, джинны… Все это противостояло людям. а ведь были еще змеи, умеющие невидимками пробираться в дом и обвивать стальными кольцами шеи младенцев в колыбелях. Были ядовитые скорпионы, таившиеся порой в самых неожиданных местах. Другие не знали, не видели Черную пустыню во всей ее хищной и опасной красоте. Но ее дети с благодарностью принимали все дары своей владычицы.
Обернувшись на раздавшийся от дверей шорох, Эбул изумленно вскинул брови: у входа стоял один из его наложников, плотно закутанный в традиционную накидку и с красно-белой маской на лице. Пришлось поломать голову над личностью раба, рискнувшего нарушить уединение своего господина. Не Рауф, любивший высокие прически, которые так сложно было скрыть под капюшоном. Не Сабир или Азиз, даже в постели не снимающие мелодично звенящих браслетов. Не Тахир, который не решался даже вздохнуть без повеления Эбула. И уж точно не Шамси, предпочитающий резкие цитрусовые масла всем прочим.
- Ланьлин? – словно в подтверждение догадки эмира, раб скинул с головы капюшон, срывая свободной рукой с лица маску, и неожиданно уверенно шагнул навстречу мужчине. – Что тебе нужно?
После произошедшего в гареме Эбул побаивался мальчишку, способного свести человека с ума одним своим взглядом, но демонстрировать это немому наложнику не собирался. Потому и остался стоять на месте, подавив позорный порыв отступить на пару шагов назад. А Ланьлин со свойственной лишь Амину легкой полуулыбкой прижался к его груди, скользнув тонкими пальчиками по обнаженной коже, и тут же приник в поцелуе к губам господина. В нем все напоминало некогда беловолосого юношу: пластика, жесты, мимика, вкус. Вязкая сладость, так покорившая Эбула во время их первого поцелуя, сменилась прохладной свежестью шербета, а ранее не размыкавшиеся губы внезапно стали так знакомо умелыми. На мгновение приоткрыв глаза, эмир уже не смог сдержать короткого вскрика: Амин с шаловливой улыбкой взирал на него, потянувшись за новой порцией ласки.
- Как?
Часть 4. Обул
Легко удерживаемый тонкими пальцами бубен отозвался на почти незаметное движение кистью перезвоном монет, наполнившим залу шумом моря и ветра. Напряженный звук, приковывающий внимание к инструменту в изящных руках, нарастал с каждой секундой, словно следовал верх за кистью танцора. Удар. И взгляду во всей грациозной красе предстала затуманенная полупрозрачными шелками фигура танцора. Льнущие к телу ткани не скрывали ни одного движения, напротив, продляя каждой из них во времени и пространстве, позволяя насладиться каждым жестом.
Юноша осторожно, словно ступая по тонкой нити, двинулся по кругу, ни на секунду не позволяя стихнуть песне бубна, и мимолетным движением плеч позволил скрывавшему голову платку соскользнуть на пол. Рассыпались по плечам золотистые волосы, мелькнули жемчужные зубки меж приоткрытых в зовущей улыбке губ. Нежная кожа, прикрытые, словно в смущении, глаза, выбившаяся из прически прядка, перечеркнувшая лицо солнечной линией. И взмах головы, возвращающий все на свои места. В этом танце нет места заученным движениям, равно как и неуместным жестам. Есть только темная гармония пустыни и скрытая пока под слоями ткани страсть.
Повернувшись к зрителям спиной, танцор неспешно свел над головой руки, продолжая отстукивать пальцами сложный ритм. Едва заметное волнообразное движение бедрами – и следующий платок серебристой лужицей лег на длинный ворс ковра. Теперь можно было насладиться длинными стройными ногами юноши, обнимаемых шальварами при каждом шаге, беззастенчиво следить за все увеличивающейся амплитудой качания бедер, понимая, что вслед за постепенно ускоряющимся ритм мелодии учащается пульс.
Третий платок еще не успевает коснуться пола, когда танцор вдруг замирает посреди залы, и бубен выпадает из изящных пальцев. Короткий взмах рукой, резкий оборот – и вот, среди шумного дыхания и треска песка за стенами дворца раздается тихое пчелиное жужжание, заставляющее мгновенно подобраться всех присутствующих. Опасное насекомое залетает в рукав, заставляя юношу в панике сорвать с себя рубашку, скользил вдоль спины, вынуждая свою жертву извиваться и пытаться отогнать обидчика.
И вслед за становящимся все более громким и угрожающим жужжанием, танцор торопится стянуть с себя всю одежду, дабы не оставить пчеле шансов. Напряженное тело, широко раскрытые глаза, шальвары падают у ног юноши, мягко обвивая узкие ступни. Никто не поможет, не спасет, ведь гости заворожено следят за кружащимся под звуки крыльев насекомого обнаженным танцором, бесстыдно выставляющим на показ свои достоинства. А ему будто нет дела до жадных взглядом и судорожно сжимающих чаши пальцев, только неугомонная пчела, опаляющим вихрем промчавшаяся вдоль живота к паху, зацепившая жесткими крылышками колени и наконец впившаяся жалом в смертельном укусе, заставляя юношу опасно прогнуться назад.
Бессильно раскинувшееся на ковре тело еще раз конвульсивно дернулось, отпуская пчелу в последний полет, и застыло, блестя в солнечных лучах каплями пота.
- Хорош, как пери, - с восторгом в голосе хрипло протянул Обул. Сидевший у него на коленях Азиз с завистью разглядывал немого раба, понимая, что ему никогда не повторить этого танца. Обычно наложников учили соблазнять неспешно, лаская себя в удовольствие публики, но никогда не позволять себе резких движений, качаясь подобно челну на волнах. А битва, пусть даже и такая неравная – удел воинов.
- Действительно, удивительно хорош, - протянул Эбул, с неудовольствием замечая явный интерес брата к так и не пошевелившемуся киотцу. – Ланьлин! Подойди ко мне.
Светловолосый раб слегка двинул плечами, разминая затекшие от неудобного положения мышцы, и медленно поднялся, тут же потянувшись за шальварами.
- Одежда тебе не понадобится, - насмешливо одернул его эмир и чуть пригубил сладкое вино из садов Альдобрандескийской царицы, подаренное деем.
Удивленно вглядываясь в такое знакомое и в то же время удивительно чужое лицо Амина, он пытался убедить себя, что не сходит с ума, что юноша действительно уехал прочь вслед за послом, оставив после себя лишь плетеный браслет. И все же, увиденное говорило об обратном. Такие знакомые губы, чей вкус услаждал мужчину много ночей, трогательный румянец на щеках, смущенные вздохи и пылкие поцелуи. Казалось, что все происходящее сон, но тело привычно отзывалось на каждое прикосновение, тогда как разум поспешно искал объяснение всему.
И нашел. Амин действительно исчез из жизни эмира, оставив после себя лишь воспоминания. Но был еще и безмолвный и опасный, словно гремучая змея, Ланьлин, волшебным образом принявший облик своего соперника. Другая прическа, другой разрез глаз – если не знать об истинной натуре мальчишки, его легко перепутать с Амином.
Последней проверкой стал танец, исполненный по личной просьбе высокого гостя и вызвавший бурю эмоций в душе Эбула. Он никогда раньше думал, что может так желать кого-либо, что кто-нибудь может так танцевать. В движениях раба не было ни капли эротики, ни грамма актерской игры, но, тем не менее, плоть отзывалась, казалось, на само присутствие наложника в зале.
Пока Обул жарко ласкал просящее постанывающего Азиза на своих коленях, эмир внимательно наблюдал за каждым жестом приближавшегося Ланьлина и недоумевал, как мог перепутать его с Амином. В беловолосом наложнике не было и сотой доли той страсти, что переполняла тело мальчишки, отзываясь горячими волнами внутри мужчины. Он не хотел брать киотца сейчас, на глазах у собственного брата, желая услышать первые крики наслаждения Ланьлина наедине, но остановиться после увиденного уже не мог.
Прохладная свежесть тонких губ. И все же…Все же эмир ошибался, от поцелуя так же, как и в первый раз, осталась вязкая сладость и немного горечи на кончике языка. Совсем чуть-чуть, только чтобы хотелось повторить еще и еще раз. Эбул жадно прошелся губами и зубами по нежной коже шеи, оставляя на рабе свои метки, и чувствительно прикусил тонкую ключицу. Вернувшаяся неподвижность мальчишки злила, словно это не он несколько часов назад умоляюще терся бедрами о своего господина, насилуя языком его рот. И потому каждое следующее прикосновение эмира было жестче предыдущего, болезненнее, расцвечивая белую кожу синяками.
С почти неслышным сквозь стоны любовников рядом рыком Эбул схватил Ланьлина за волосы, пристально вглядываясь в его лицо. Опять равнодушие и полное безразличие. Что толку обладать безвольной куклой, взгляд которой всегда устремлен в сторону?
Мужчина проследил направление взгляда киотца и жестко стиснул руками его ребра, выдавив болезненный хрип. Но глаз от наслаждающегося процессом дея так и не отвел, жадно впитывая каждую черту его лица, каждый жест, каждый стон. Мальчишку не интересовал ни царапающий до крови спину Обула Азиз, ни вдавливающий его самого в шелковые подушки эмир – только тот, кто выкупил опасную игрушку у торговцев.
- Ты мой, - жестко обхватив лицо раба ладонями, прорычал Эбул, уже понимая, что должен будет поставить свою печать на киотце этой ночью. – И не смей никогда смотреть на других.
Возможно, мужчина и сам не мог объяснить, почему его так разозлил взгляд Ланьлина, но отдавать его кому-либо, даже собственному брату, он не собирался ни за какие сокровища мира. И первым шагом к обладанию стал приказ:
- Поцелуй меня.
Так же, как на вершине башни: жадно, с жарким придыханием и стремлением обладать. Словно вмиг став другим человеком, мальчишка подавался навстречу скользящим по его коже рукам эмира, прося все больше и больше с каждой минутой. Пусть все происходящее было только игрой, но тело Ланьлина отзывалось на ласку, уводя раба все дальше за грань между небом и землей. Эбул следил за выражением лица киотца, скользил пальцами вдоль его восставшей плоти, доводя до безумия почти целомудренным на фоне происходившего рядом прикосновением, поцелуями ставил метки по всему телу. Его не интересовало собственное удовольствие, только желание сильнее привязать к себе бездушную игрушку.
Вновь выступивший на белоснежной коже пот, разметавшиеся по подушкам волосы, раздвинутые как можно шире ноги – все они выглядели одинаково развратно в постели эмира, но ни один пока не молчал. Кроме Ланьлина. И дело было даже не в том, что мальчишка был немым – он только крепче сжал челюсти, не позволяя сорваться с губ даже дыханию. Разочарование, злость на неугомонного раба, и могущественный эмир скользнул ниже, к сосредоточию желаний мальчишки, обхватывая губами влажную головку.
Он все же сумел вырвать короткий стон. Пусть лишь в миг наслаждения, глотая солоноватое семя бьющегося под ним раба, но вырвал. И теперь знал, что просто не сможет перепутать киотца с кем бы то ни было. Голос Ланьлина, хрипловатый, надрывный, словно рокот прибоя, он пробежался мурашками вдоль спины эмира, прочно обосновавшись в паху, и покорил за секунду. А в ранее безжизненном взгляде метались, постепенно успокаиваясь, искры чистого недоумения, как будто раб позволил себе на мгновение вынырнуть в реальный мир, но тут же вернулся на глубину собственного сознания.
- Эбул… Это же раб? – дей неприязненно взирал на старшего брата, с улыбкой облизывающегося губы и, казалось, не понимал его поступка. Хозяин не должен лишать себя наслаждения, отдавая его без остатка наложнику, но эмир нарушил это правило, вызвав гримасу презрения у Обула.
- Какая разница, кто рядом с тобой, если он может доставить наслаждение? – улыбнулся Эбул, пристраивая голову на животе мальчишки.
- Отец бы не одобрил этого…
- Отец всегда был рабом своих правил и принципов, что помешало ему слиться с Пустыней при жизни. Он так и не понял одной простой вещи: в любви и войне нет места предрассудкам, все решают только личные качества людей.
- Ты слишком изменился за столь короткий срок, брат, – с сомнением пробормотал дей, отталкивая от себя прильнувшего Азиза. – Неужели это влияние моего подарка?
- Нас меняет каждый новый день, Обул, - эмир потерся щекой о мягкий животик Ланьлина, желая повторить, но не рискуя лишний раз нервировать брата. – И либо ты принимаешь свои уроки, вливаясь в жизненный поток, либо остаешься за бортом, словно щепка, покорная волнам.
- И все же… я беспокоюсь за тебя, Эбул.
- Не стоит, брат. Пустыня защитит меня от беды.
Отправив наложников обратно в гарем с приказом Ланьлину явиться в его покои этой ночью, эмир с довольной улыбкой вытянулся на шелковых подушках, все еще хранивших запах и тепло киотца. Мужчину несколько нервировали неожиданно резкие перепады в поведении мальчишки: то он пассивен и бездушен, уподобляясь игрушке, то сам идет навстречу своему господину, соблазняя с мастерством пери. Он словно мгновенно менял театральные маски, преображаясь на глазах у зрителя, которым сделал эмира. И неуклонно подчинял себе правителя Черной пустыни.
Все же после короткой перепалки с братом Эбулу пришлось вернуться к делам, неохотно слушая краткий отчет о бесчинствах джиннов на западе страны. Дети огня, почувствовав свободу от жесткой руки предыдущего правителя, все чаще заключали договор с Иблисом и беззастенчиво отбирали у людей все, что могли, не гнушаясь даже человеческой пищей. И Обул настаивал на скорейшей поездке в Мехдишехр для наведения порядка.
Что больше всего не нравилось в этой затее эмиру – необходимость оставить гарем, а значит и Ланьлина с его тайной, на несколько недель. Он и так уже потратил довольно много времени на бесплодные поиски, чтобы терять еще больше. но брать с собой наложников значило подставить под удар отряд Обула, призванный сопровождать правителя в его нелегком путешествии. Пришлось делать выбор между долгом и собственными желаниями.
- Эбул, ты не можешь взять его с собой! – возмущенно кричал дей, забыв на мгновение о разнице в положении. За что и поплатился.
- Я могу все, брат, - глядя на бьющегося в хватке песчаного водоворота мужчину, мрачно заключил эмир и отдал распоряжение собирать караван. – Пока Пустыня благоволит ко мне, я буду делать все, что посчитаю нужным.
- Ты же раньше не был таким, - хрипел Обул, пытаясь руками защитить лицо от колких песчинок. – Чем тебя так околдовал этот мальчишка?
- В нем скрыто гораздо больше, чем кажется на первый взгляд, - наконец-то отпустил дея, Эбул. – И ты сам просил меня внимательнее приглядеться к подарку.
- Приглядеться, а не терять рассудок в его присутствии, - недовольно проворчал Обул.
До самого вечера эмир напряженно размышлял над разгоревшимся в зале спором, с удивлением осознавая, что брат был прав. Которую неделю Ланьлин не выходил у него из головы, вытесняя все остальные мысли и превращая в одержимого. Тяга Эбула к тайнам сыграла с ним злую шутку, не позволяя оторваться от такой близкой и ощутимой загадки, подкидывающей каждый раз все новые сюрпризы. Сначала – безвольный раб, игрушка, кукла. Спустя неделю – копия любимого наложника вплоть до покачиваний бедрами при ходьбе. И этот случай с Амином… Ведь киотец послужил причиной внезапного безумия юноши, но сумел скрыть это даже от Рукхара и своего господина.
Эбул устало потер виски. Как бы ни хотелось найти разгадку самому, самым лучшим выходом было попросить помощи у Пустыни, а для этого, опять же, нужно было везти мальчишку в храм, расположенный по дороге в Мехдишехр. Нет, мужчина не пасовал перед неразрешимой загадкой Ланьлина, но чувство опасности и напряжение в воздухе становились все ощутимее с каждым днем, заставляя нервно оборачиваться в темных коридорах. Возможно, это не было связано с наложником, и все же стоило разобраться с этой проблемой как можно скорее, пока не появилась новая.
- Мой господин, купальня готова, - отвлек эмира от тяжких дум голос слуги, и Эбул поспешно прошел вслед за ним.
На мраморном бортике, задумчиво болтая ногами в воде, сидел Ланьлин, благосклонно принимая заботу слуг.
- Я звал тебя только к вечеру, - нахмурился мужчина, не довольный самоуправством раба. Но тут же забыл обо всех возражениях, стоило мальчишке сбросить с плеч халат, демонстрируя стройное тело в росчерках меток эмира. – Пошли прочь.
Целуя мягкие губы наложника, Эбул краем сознания размышлял о том, какова вероятность привязать к себе равнодушного раба за столь короткий срок. Или Ланьлина изменило произошедшее днем? Но сейчас… сейчас киотец был куда как инициативнее, мягко посасывая мочку уха мужчины и ловко развязывая пояс его халата. Определенно, этот образ раба возбуждал эмира сильнее остальных.
- Итак, ты хочешь повторения? – поинтересовался он, подцепляя пальцами подбородок мальчишки и вынуждая посмотреть себе в глаза. На что получил только шальную улыбку и невесомое прикосновение тонких пальчиков к груди, ненавязчиво просящих опуститься на пол. Похоже, Ланьлин решил отблагодарить своего господина, что не могло не радовать.
И Эбул поддался. Покорно принимал неумелые, робкие ласки киотца, изредка направляя и подсказывая. Чувствовал сладость на своих губах, бархат кожи мальчишки под своими пальцами, острые зубки, изредка прикусывающие кожу в чувствительных местах, шелк волос, скользящих по животу. Порой, чтобы поверить до конца, надо увидеть. и эмир открыл глаза, приподнимаясь на локтях, чтобы увидеть Ланьлина меж своих разведенных в стороны ног. Но вместо этого…
Обул никогда не претендовал на звание самого красивого мужчины Пустыни, но все же что-то неизменно привлекало в нем как женщин, так и мужчин. Наверное, поэтому насмешливый взгляд собственного брата, с улыбкой обхватывающего губами его напряженную плоть, лишь вскипятил кровь до предела, не вызвав толики отвращения.
Какая разница, кто рядом с тобой, если он может доставить наслаждение?
Автор: Tyrrenian
Рейтинг: NC-17
Жанр: думаю, ангст.
Дисклеймер: все мое)
Размещение: низя. Буду сильно ругаццо и кидаться тяжелыми тапками
По заявке Nekomate
скрываясь под маской
часть 1-4
Часть 1. Вступление
Новый раб своим видом мог вызвать разве что жалость, но никак не желание затащить его в постель. Свисающие сосульками грязные волосы, расцвеченное синяками и дорожной пылью лицо, разбитые нос и губы. Стоило дею стянуть с плеч мальчишки укрывавшую его ранее от палящего солнца хламиду, как Эбул брезгливо поморщился: прежние хозяева раба не удосужились даже залечить переломы, не говоря уже о ссадинах и следах от плетей. Впрочем, один приятный момент все же был: длинные стройные ноги тощего парнишки хорошо бы смотрелись на плечах нового хозяина. Но это все.
- Зачем ты притащил его, Обул? – эмир перевел взгляд на стоявшего рядом брата. – Я не вижу в нем ничего интересного.
- Потому что смотришь на внешнюю сторону дела, братец, - протянул дей, скользящим движением перемещаясь за спину Эбула. – Торговец на рынке был готов приплатить мне, лишь бы я забрал мальчишку с собой. Послушай, даже наемники Афрасиаба ходили мимо его клетки едва ли не на цыпочках. Только представь, какая сила сокрыта в этом теле…
- Маг? Дэв? Джинн? – нахмурился правитель, касаясь кончиками пальцев щеки пленника. Впрочем, он тут же брезгливо одернул руку и поспешил вытереть грязь о полу халата. Магическим существам было не место в его дворце, о чем знали все и каждый.
- Ни капли магии, мой любимый брат, - Обул патокой растекался по полу, лишь бы умаслить старшего брата. Собственно, только ради этого он и посещал едва ли не каждый месяц невольничий рынок в поисках новой игрушки для эмира. – Его аура чиста, словно слеза младенца.
- Даже так? Почему же тогда его боялись наемники?
- Это твоя игрушка, мой повелитель, тебе и раскрывать эту тайну, - с улыбкой толкнул парня в спину дей, заставляя сделать пару шагов навстречу новому хозяину. Судя по лицу Эбула, он сумел угодить ему своим подарком.
Сам же эмир, дождавшись, пока стихнут в коридоре шаги младшего брата, и молчаливые слуги равнодушно сомкнут тяжелые створки дверей, вновь обратил свое внимание на замершего рядом раба. Лет семнадцать, тощий, с типичным для киотцев разрезом глаз и удивительно нежной кожей, мягкость и гладкость которой не смогли скрыть даже слои грязи. Таких мальчиков полно на улицах каждого города, а уж на невольничьих рынках их продают пачками по десять-пятнадцать человек. Так почему же именно этот столь сильно заинтересовал Обула? И почему это костлявое создание так боялись великолепно обученные наемники торговца?
Это было довольно интересно и необычно для Черной Пустыни. А значит, у парня появился хороший шанс стать наложником, а не обычным рабом на плантациях. Если, конечно, сумеет заинтриговать своего господина…
- Как твое имя? – равнодушно поинтересовался Эбул, отходя к своему ложу. За годы своего правления мужчина настолько привык ко всеобщему беспрекословному повиновению, что не сразу обратил внимание на отсутствие ответа. А обратив, раздраженно обернулся.
Раб стоял на том же месте, не качаясь и словно бы не дыша. Только изредка срывающиеся с губ хрипы говорили о возможном переломе ребер и о том, что мальчишка скорее жив, чем мертв. Все то же кукольное выражение лица, все тот же устремленный в пол взгляд – словно и не слышал ничего.
- Решил проявить гордость? – жестко усмехнулся эмир и приблизился к мальчишке, прихватив с собой полную ароматного вина золотую чашу. – Отныне ты раб и должен повиноваться мне во всем. В том числе мгновенно и четко отвечать на поставленные вопросы. Итак, как твое имя, раб?
Приближаться к невольнику ближе, чем на расстояние вытянутой руки не хотелось: запах давно не мытого тела раздражал и вызывал только тошноту. Но сейчас Эбулу слишком важным показалось увидеть глаза своего раба, подчинить и подавить одним только взглядом, устанавливая свою власть и в его душе. Потому и шептал, почти касаясь разбитых губ губами и твердо удерживая в своих руках подбородок мальчишки:
- Я терпелив. Я буду милостив и не отдам тебя на потеху стражникам, если ты немедленно скажешь свое имя.
Он вздрогнул. Едва заметно, со всхлипом втянув наполненный ароматом цветов воздух. Но так и не ответил господину.
- Назови свое имя! – тяжелый кубок, расплескивая на ковер и лицо раба драгоценное вино, безжалостно прошелся по его щеке, оставляя еще одну ссадину на нежной коже. Зато теперь невольник находился в надлежащем ему положении – у ног эмира. Эбул раздраженно смотрел на корчившуюся на ковре фигурку, мерно капающую на ворс кровь, с глухим гневом понимая, что из-за пустого упрямства мальчишки придется заменять и любимую чашу, и ковер. Так и не издавший ни звука раб тем временем продолжал бездумно пялиться в одну точку, словно не он истекал кровью. – Рукхара ко мне!
Остудить пылающий в груди гнев не помогло ни вино, ни вязкая сладость растаявшего на языке инжира. Даже ворвавшийся сквозь раскрытое окно ветер не принес эмиру успокоения.
Он видел мальчишку всего пару минут, и давно бы порвал его в клочки, если бы не брезговал касаться грязной кожи. Эмира злило все: отсутствие выражения на лице, направленный в сторону взгляд, показное равнодушие к боли. Даже хриплое дыхание заставляло мужчину сильнее хмуриться и крепче сжимать заткнутый за пояс короткий кинжал. Раб был физически неприятен своему повелителю, и за это его имело смысл наказать. Но сначала – узнать все, что так заинтересовало Эбула.
- Мой повелитель желал видеть своего никчемного слугу? – как всегда неприятно прищурившись, зашипел просочившийся в двери Рукхар. Казавшееся изможденным сутулое тело, кое-как замотанное в грязные лохмотья, испрещенная сетью вен и капилляров лысая голова, и гниющие зубы, с завидным упорством демонстрируемые при каждом удобном случае под видом улыбки. Прямо сказать, дворцовый палач был не самым привлекательным человеком в эмирате. Но работу свою знал и выполнял превосходно. Наверное, потому Эбул все еще не скормил старика мантикорам…
- Мне нужны ответы, Рукхар. А юный раб отказывается говорить со мной, - эмир откинулся на шелковые подушки, намереваясь насладиться процессом пыток.
- Новый раб? – заинтересованно повел носом палач и, наткнувшись взглядом на безучастного ко всему невольника, радостно кинулся к нему. – Новый раб. Новый мальчик. Слааадкий. Такой юный…
Казалось, Рукхара не смущала ни кровь на лице парня, ни его равнодушие к каждому прикосновению: жадные узловатые пальцы бесцеремонно ощупали мальчишку с ног до головы, не пропустив ни кусочка. Пришлось Эбулу напомнить о своем присутствии:
- Потом сможешь с ним поразвлечься, а пока выуди из него нужную мне информацию.
Способы работы старика, воспитанного среди дэвов и гулей, у многих могли вызвать тошноту или отторжение. В основном, из-за реакции на них жертв. Но эмир всегда с удовольствием наблюдал, как прикрывает глаза палач, начиная вслепую ощупывать пространство. Как он касается головы пленника и скользит ладонями вдоль лица, чтобы после болезненно сдавить его виски. Его умение никогда не было магией в чистом виде, но ценилось в Пустыне дороже золота и вечной жизни. Каждый желал бы иметь в своем дворце чтеца мыслей.
Мальчишка первое время, как и все до него, пытался сопротивляться, отчаянно хрипя и брызжа перемешанной с кровью слюной на лицо палача, а потом обмяк, словно сломанная кукла, и позволил Рукхару проникнуть в свое сознание. Даже скучно.
- Задавай свои вопросы, мой повелитель, - прошипел старик, продолжая удерживать раба в своих объятиях.
- Имя, происхождение, сословие. Также меня интересует, почему Афрасиаб так жаждал его продать.
- Тебе подарили интересную игрушку, мой повелитель, - неожиданно замурлыкал Рукхар и вдруг, почти без перехода стальным голосом принялся отвечать. – Его имя Ланьлин Сяосяошэн, Ланьлинский насмешник. Киотец. Мать продали за долги, когда она отказалась отдавать сына в Небесный храм на обучение, а самого мальчика забрал к себе градоправитель. Отец погиб от лихорадки еще до рождения сына. Раб, с рождения и до самой смерти.
- Почему его боялись наложники? – нахмурился эмир. Насколько ему было известно, адепты Небесных храмов владели недоступной обитателям пустыни магией, а значит, новый раб тоже мог приподнести парю сюрпризов. И от этого вмиг стал гораздо интереснее.
- Он не знает, господин. Простите, я не могу больше держать его…
Оттолкнув от себя тут же кулем рухнувшего на ковер раба, Рукхар поспешил отпить из протянутой ему Эбулом чаши. Каждый раз, после сеанса палачу нужно было восстанавливать свои силы. Почему для этих целей он предпочитал исключительно спиртное, эмиру было непонятно, да и неинтересно, в общем-то. Любопытство мужчины к старику угасло еще в детстве, когда Рукхар служил его отцу. А потому их отношения из года в год оставались исключительно деловыми.
- Хорошенький мальчик, - наконец-то протянул старик, отрываясь от чаши. – Я могу забрать его?
- Мне надо подумать, - небрежно отмахнулся Эбул и подошел к лежавшему на полу мальчишке. – И стоило молчать? Мы ведь все равно все узнали…
- Мой господин… - пришлось правителю оборачиваться к палачу, пряча вновь вспыхнувшее раздражение. – Мальчик не мог вам ответить, даже если бы хотел этого.
- Почему?
- Он немой.
После поспешного ухода веселящегося над недогадливостью эмира палача, Эбул принялся за более тщательное изучение новой игрушки. О да, он оставит раба себе, пока не разгадает его маленькую тайну. Заодно мальчишка вполне может греть его постель холодными ночами, а то прежние наложники уже начали раздражать.
Правда, далеко идущие планы мужчине пришлось отложить, как только он увидел Ланьлиня без одежды. Впалый живот, кое-где начавшие гнить ранки, расцвеченные синяками бока и грудь – все это не вызывало никакого желания, кроме как приказать похоронить этот труп в соответствии со всеми традициями.
Но природное любопытство оказалось сильнее. Потому Эбул собрал все имевшиеся у него силы и принялся водить руками над распластавшимся на полу телом, вливая в него энергию жизни. Исчезли синяки, зарубцевались некоторые раны, но еще над многим предстояло поработать врачам и слугам, прежде чем эмир мог бы допустить к себе раба.
- Амин!
Вихрем ворвавшийся буквально через секунду юноша опустился на колени перед своим повелителем, не рискуя поднять головы от ковра. Что, впрочем, не помешало ему презрительно хмыкнуть в сторону мальчишки.
- Мой господин…
Эбул с улыбкой потрепал наложника по волосам, позволяя подняться на ноги и притягивая к себе для поцелуя. Из семи лет, что Амин прослужил во дворце, четыре года он почти каждую ночь ублажал эмира, заслужив у того если не симпатию, то благосклонность хозяина к полезной вещи. И за это время неуклюжий мальчик превратился в действительно красивого юношу: ниспадающая почти до колен копна белоснежных волос, узкое лицо с чеканным профилем и слишком пухлыми для мужчины губами, тонкая, невесомая фигура, которую парень не стеснялся демонстрировать при каждом удобном случае. У него был только один недостаток – слепая верность своему господину, которая в последнее время раздражала Эбула все больше. Но пока…
- Помоги мальчишке вымыться и отведи к врачам, чтобы залечили раны. После проследи, чтобы его хорошо кормили, и он съедал все до последней крошки. Если начнет буянить, ты знаешь, что делать.
Скорчив недовольную рожицу, Амин все же подошел к новому подопечному и пинком заставил подняться на ноги. Конечно, за такое своеволие его надо было бы отправить на порку, но эмир позволял своему наложнику и не такие выходки. А судя по тому, что мужчина никак не отреагировал на отсутствие маски, положенной всем рабам во дворце, бояться было нечего. Потому-то парень и посматривал на послушно пошедшего рядом новичка с пустым взглядом, не подозревая о мыслях своего господина.
А Эбул, глядя вслед рабам, думал о том, что от старшего пора избавляться – слишком близко парень подобрался к эмиру. Да и у рабочего кабинета стал ошиваться подозрительно часто, что наводило на нехорошие мысли о предательстве.
И все же… Ланьлин оказался действительно стоящим внимания подарком. Раздражавший своим равнодушием, кукольностью, он, тем не менее, умудрился заинтриговать эмира настолько, чтобы тот оставил бесполезного раба в своем гареме. Подобной чести удостаивались очень немногие. Но и удержаться на месте, не став кормом для мантикор, было еще сложнее. Потому каждый наложник старался как мог: пение, танцы, спектакли. Долго продержаться на одной только тайне было не под силу никому.
Отдав приказ привести во дворец Афрасиаба, Эбул неспешно поднялся в башню, чтобы отдохнуть душой и телом от забот и подумать над новой загадкой. Перед ним, слегка гудя и потрескивая в жарких солнечных лучах, простиралась великая Черная пустыня, ставшая залогом его могущества.
Раскинувшись от моря до моря, она дала кров многим народам, поставив лишь одно условие: беспрекословно подчиняться кровным наследникам первого эмира. Эбул улыбнулся, припомнив старую сказку о том, что их государство начиналось с небольшого города, благодаря терпению и трудолюбию жителей превратившегося в могущественную империю, считаться с которой приходилось очень многим. И пустыня росла. Растягиваемая ветром на мили вокруг, жадно вбирающая в себя подношения подданных. Здесь не было традиции закапывать друзей и врагов в землю, как это делали в северных странах. Подобно беловолосым красавцев из Ледяной страны, керсы сжигали трупы на кострах, развеивая дробленые кости над пустыней. И та неспешно, год от года становилась больше, грозя поглотить весь мир. Конечно, не сейчас. Со временем. Но однажды этот день настанет, и тогда не будет никого, способного противостоять великому эмиру. А Черная Пустыня поддержит своего ставленника древней, как само небо магией.
Эбул грустно улыбнулся, глядя на далекое облачко пыли на горизонте: Обул со своей командой бойцов должен отдать должное предкам, добавив их кости, сложенные сейчас в кувшины на спинах кардаданнов. Каждый хоть раз, но выполнял эту обязанность. Каждый. Кроме самого эмира, так и не замаравшего рук даже о прах отца.
Сколько он себя помнил, мужчина всегда больше стремился к науке, нежели власти. И предопределенность судьбы угнетала его гораздо больше возможных опасностей. Богатейшая библиотека, странные, нелогичные на первый взгляд поступки, активное содействие магам и ученым всех мастей – все это породило противоречивую славу Эбула среди подданных и соседей. С одной стороны жестокий правитель, способный покарать за малейшее нарушение традиции смертью, с другой – алчущий знаний ученый, яро бьющийся над каждой встреченной им загадкой. Правда, благодаря деньгам и власти стоящих внимания тайн оставалось все меньше и меньше. И это порождало в сердце молодого господина скуку, сравнимую разве что с тоской заключенного по воле.
- Мой повелитель, - показался у входа в башню слуга, не рискуя поднимать на эмира взгляд. Видно, новости были не из лучших. – Афрасиаб покинул страну два дня назад.
- Можешь идти.
Поспешно удалившийся слуга не мог видеть спиной. А если бы мог, то определенно удивился бы, застав на лице Эбула крайне довольную улыбку.
«Кто же ты такой, Ланьлин Сяосяошэн, если торговец предпочел бежать из страны, наплевав на прибыль, лишь бы не встретиться еще раз с твоим покупателем?»
Часть 2. Амин
За три недели, прошедших с момента первой встречи, Эбул видел Ланьлина только однажды во время посещения мужской половины гарема. И был приятно удивлен произошедшим с рабом изменениями: с кожи исчезли синяки и грязь, чистые волосы золотистой волной рассыпались по плечам, еще больше оттеняя матово-белую кожу, а умело подобранные шальвары лишь подчеркивали стройность фигурки. Хотя при всем при этом, мальчишка стал слишком сильно походить на Амина. Настолько, что не стой старший наложник за спиной эмира, мужчина легко мог бы их перепутать. Та же плавность жестов, так же прикрытые глаза, цвет которых терялся в тени густых ресниц, та же вечная полуулыбка, придававшая лицу мягкость и беззащитность. Удивительно, как могли быть похожими два столь разных человека. Но именно это и заинтересовало Эбула, заставив с полуулыбкой шагнуть к застывшему посреди залы Ланьлину.
Губы мальчишки оказались мягкими, податливыми, оставляющими после себя вязкое тягуче-сладкое послевкусие. Но всю сладость от поцелуя перебивало раздражение на неподвижность и равнодушие раба. Особенно когда, повинуясь безмолвному жесту эмира, к ним присоединился Амин, принявшийся со стонами целовать шею и плечи своего господина. И только через минуту, поддаваясь жарким ласкам беловолосого наложника, Эбул оттолкнул от себя обоих:
- Почему мальчишка еще не обучен?
- Мой повелитель, - поспешил рухнуть на колени, занавешивая лицо покрывалом волос, Амин, - он игнорирует наши советы и не желает познавать науку наслаждения.
Разочарованный эмир гораздо хуже эмира злого, потому как проще затушить горящий дом, нежели пересечь пешком пустыню без капли воды. И об этом знал весь дворец, за исключением, пожалуй, одного лишь Ланьлина. Потому наблюдавшие со стороны наложники поспешили также опуститься на колени, надеясь, что гнев правителя пройдет мимо. Только новый раб не сдвинулся с места ни на миллиметр, продолжая все также безучастно улыбаться в пространство.
Ломать игрушки нравится всем детям. Однако с возрастом игры становятся все более жестокими, и больше всего в них страдает человеческая душа. Эмир любил наблюдать, как постепенно сдается и прогибается под новые условия очередной вспыльчивый мальчишка. Как каждый из них однажды покорно вставал на колени и со слезами на глазах умолял позволить хотя бы дотронуться до стопы своего повелителя. Как с готовностью и желанием шли на эшафот, услышав от господина о своей ненужности. Человека ломать было интересно и увлекательно.
И только кукла смогла переиграть могущественного эмира.
Ланьлин не спорил, не сопротивлялся, не делал попыток к бегству и даже послушно выполнял приказы. Но при этом все время оставался бездушным созданием, раздражающим своей безучастностью ко всему. Это злило Эбула. Потому первый удар холеной руки пришелся по спокойному лицу, царапая перстнями нежную кожу. Мотнулась в сторону светловолосая голова, и в повисшей тишине раздался хруст костей. Но ярость эмира требовала выхода, потому мальчишка был вздернут за волосы на ноги и с силой отброшен в сторону, замерев рядом с опасающимся даже поднять голову Амином.
И темнота перед глазами, разрываемая редкими алыми вспышками. И звуки хлестких ударов, безжалостно попадающих по самым уязвимым частям. Увлеченный собственным бешенством Эбул не сразу обратил внимание на крики и мольбы избиваемого им раба. Но, обратив, изумленно остановился, пристально глядя в окровавленное лицо Амина.
- Как?.. – почти невредимый Ланьлин все так же лежал на полу, спокойно улыбаясь пустоте. А у ног эмира захлебывался рыданиями почти искалеченный беловолосый юноша. – Врачей!
Растерянный собственной ошибкой Эбул внимательно следил за действиями появившихся целителей, не забывая щедро напитывать мази и отвары собственной магией. Но взгляд се равно возвращался к так и не пошевелившемуся за два часа мальчишке. Слишком похож, хоть и разительно отличается. Как можно было перепутать, пусть и с пылу собственного гнева высокого стройного юношу с белоснежной копной волос с тощим мальчишкой, больше похожим на игрушку?
- Обучите его, - бросил напоследок испуганно вжимавшимся в пол рабам мужчина и поспешно удалился в свои покои, чтобы не видеть разбитого лица Амина.
С тех пор Эбул предпочитал вызывать рабов в свои покои, опасаясь еще раз причинить случайный вред одному из них. Но загадку Ланьлина так и не забросил, выискивая, где мог, следы торговца Афрасиаба с целью задать ему пару вопросов.
Сейчас же, краем уха случая речи посла Роскии, эмир задумчиво наблюдал за игрой света в вине и размышлял над собственными поступками. Мальчишка злил его одним своим присутствием, фактом своего существования в этом мире. И при этом не мог дать ответов на так волновавшие мужчину вопросы. Приходилось изворачиваться, идти обходными путями, получая информацию через третьи руки и теряя слишком много времени. Но помочь Эбулу с разгадкой тайны не смог даже Рукхар, ежедневно навещавший бара и передававший господину его просьбы. Впрочем, требовалось мальчишке не так уж и много: заменить розовое масло на жасминовое, подать к столу больше фруктов, позволить завести свой гребень для волос.
Эмир сознательно запрещал все. Он понимал, что от розового масла у раба болит голова, что мальчишка не ест мяса, что старый гребень не справляется с густыми волосами. Но другого способа сломать стальную стену, окружавшую Ланьлина, не видел. И по той же причине приказал наложникам обучить раба тонкостям соблазнения, прекрасно понимая, что позволил им творить со своей игрушкой что угодно, сделал рабом среди рабов.
- И все же мы просим вас понизить пошлины на пушнину, - пробился сквозь тяжелый заслон мыслей голос посла. Тучный мужчина с маленькими бледно-голубыми глазками и окладистой бородой почти до пояса явно не был готов к встретившей его в пустыне жаре, а потому страшно потел и постоянно вытирал уже мокрым платком лоб и щеки. Эмира передернуло от перспективы объятий и троекратного поцелуя в соответствии с традициями Роскии. К счастью, посол решил соблюдать порядки хозяев, потому при встрече ограничился только низким поклоном, проводя ладонями по плечам.
Их спор слишком затянулся, заняв две перемены блюд. И Эбул, слишком занятый мыслями о новом рабе, с каждой минутой все больше злился и раздражался, хоть и понимал недопустимость такого поведения.
- Мы не повышали пошлин уже сто пятьдесят лет. Не намерены этого делать и сейчас. То же относится и к понижению, господин посол. И я, откровенно говоря, не вижу выгоды в этой сделке для себя.
- Но мы понизим для вас цены на зерно и фрукты, - попытался начать торг мужчина.
- Вы и так понизите их. Потому как должны были сделать это еще год назад.
- Оружие? Травы? Драгоценности? – Роскии был жизненно важен торговый путь через Черную пустыню к Киоту. Только так у торговцев появлялся шанс довезти скоропортящиеся товары в срок и не стать жертвами разбойников. И даже тот факт, что Эбул порой позволял некоторым обозам проходить через свою страну бесплатно не утолил жажды роскийцев получить еще больше.
- Боюсь, сегодня не лучший день для договоров, - устало покачал головой эмир и поднял на разочарованного посла взгляд, отвлекаясь от чаши с вином. – Но в качестве утешения хочу преподнести вам подарок. Как дорогому гостю.
Стоило легкому хлопку пронестись под сводом потолка, как в двери летящей походкой вошел закутанный с ног до головы с темно-синюю накидку Амин. Пусть его лицо и было спрятано под маской, но красоту фигуры не могли скрыть и слои ткани, заставив посла потеть еще сильнее. Еще один хлопок – и тяжелая ткань опадает на ковер. Открывая взгляду обнаженное тело, блестящее от ароматных масел. Тем неуместнее смотрелась безликая маска на лице юноши, напоминая эмиру Ланьлина:
- Сними ее.
Эбул невольно улыбнулся, услышав восхищенный вздох посла. Да, Амина сегодня хорошо подготовили к встрече. Тем больше у юноши было шансов понравиться роскийцу.
- Вам нравится подарок, посол? – осведомился эмир, неотрывно глядя в испуганно расширившиеся глаза раба. Конечно, от юноши часто требовали присутствия и прислуживания во время важных встреч, но ни разу не предупреждали о возможности сменить хозяина. Причем, не по своей воле.
- Он так красив, - хрипло пробормотал роскиец, протягивая руку к Амину. – Надеюсь, столь же хорошо обучен?
- Проверьте, - Эбул насмешливо следил за тем, как опасливо приблизился к послу юноша, не в силах поверить, что сказка для него закончилась. Впрочем, эту простую истину ему стоило понять гораздо раньше, когда эмир стал отправлять его прочь из своей постели, не удостаивая ответным наслаждением. Амин перестал быть интересен еще месяц назад. А нужен – с появлением в гареме Ланьлина. И потому лучшим исходом для юноши было оказаться подаренным обличенному властью человеку, нежели быть проданным за бесценок на рынке. Или закончить свою жизнь в подвале Рукхара.
Тем временем, Амин все же приступил к своим обязанностям, недовольно морща нос от резкого запаха пота и кося глазом на эмира. Порой так легко надеяться на лучший исход…
Вино обволакивало горло и язык тягучей пленкой, дразня своим ароматом небо и туманя разум, рядом приглушенно стонал под умелыми руками и губами наложника роскиец, а Эбул строил далеко идущие планы на эту ночь. Раз уж Ланьлин не способен разговаривать, то пусть учится доставлять своему господину удовольствие. Опять же, оставшись с рабом наедине, эмир его уже ни с кем не перепутает.
- Он действительно прекрасен, - блаженно растянулся на подушках посол, не удосужившись даже заправиться, и притянул к себе под бок брезгливо отирающего губы от белесого семени Амина. Кажется, у Эбула появился шанс выторговать завтра что-нибудь ценное для пустыни. Например, нескольких волхвов, властвующих в густых роскийских лесах.
- Тогда эта ночь и все последующие – ваши, - с довольной улыбкой склонил голову эмир и протянул роскийцу чашу, полную вина.
Для правителя Черной пустыни дела складывались удивительно хорошо. Потому он и не обратил внимания на отчаянный взгляд застывшего рядом с послом Амина.
Впервые попав в гарем, юноша пытался искать способ сбежать, убить нового хозяина, доставлял массу хлопот. Но со временем смирился, а, проведя пару ночей в покоях эмира, научился получать удовольствие от своего положения. Эбул заботился о наложниках, не скупился на подарки и развлечения, внимательно следил за их состоянием и самочувствием. Возможно, потому каждый из юношей постоянно чувствовал особое к себе отношение и стремился стать для господина самым лучшим. Так было до прихода Ланьлина.
Теперь же эмир не дарил никому своих ласк, ограничиваясь удовлетворением собственных нужд, позабыл о подарках и обещаниях, с головой уйдя в погоню за разгадкой. И внезапно вышло так, что именно безмолвному киотцу так или иначе доставались все мысли и внимание господина. К сожалению, причинить Ланьлину хоть какой-нибудь вред не представлялось возможным под столь пристальным наблюдением. И это злило всех. Особенно Амина, привыкшего считать себя почти равным Эбулу и свысока поглядывавшего на остальных. Юноша даже смел отдавать приказы советникам и огрызаться с визирем. Прежде. С потерей благосклонности эмира ушло все то хорошее, что было в жизни юноши.
- Мой господин, - рискнул обратиться в присутствии постороннего к Эбулу Амин, - прошу тебя… хотя бы еще одну ночь.
- Отныне ты не принадлежишь мне.
Уже в собственной купальне, расслабляя мышцы после тяжелого дня, эмир подумал было, что поторопился с выводами на счет юноши, но тут же отбросил прочь эти мысли, предвкушая ночь с Ланьлином. Почти сразу на ум пришло несколько занимательных идей о способах обучения мальчишки. И конечно, все они были направлены на то, чтобы заставить раба кричать – слишком сильно хотелось Эбулу услышать его голос.
- Мой повелитель!.. – видеть бледного, словно снега на вершинах гор, старшего целителя было более чем необычно. Тем более, зная, что мужчина никогда раньше не смел врываться без стука.
- Что произошло?
- Амин… Он…
Выругавшись в полголоса, эмир рванулся из бассейна, на ходу накидывая халат на плечи. Если раб умудрился что-нибудь сделать с собой, он разрушил год упорной работы над договором о пошлинах, который Эбул рассчитывал подписать как можно скорее. И за это юноше грозило самое жестокое наказание из возможных. Живому или мертвому.
- Что с ним? – обычно мужская часть гарема была довольно шумной: птичий щебет, смех наложников, звуки музыкальных инструментов. Но сейчас в залах и коридорах безраздельно властвовал один-единственный звук – высокий и отчаянный крик, казалось, не смолкающий ни на мгновение. Мужчина распахнул тяжелые створки дверей, не дожидаясь подоспевших слишком поздно слуг, и тут же отступил обратно, оглушенный.
Кричал Амин. Вцепившись пальцами в волосы и скорчившись в три погибели на полу, он словно не нуждался в воздухе. Широко раскрытые, абсолютно бездумные глаза, перекошенное лицо, исцарапанные в кровь руки и живот. Утонченная красота юноши сейчас казалась наваждением, иллюзией, которой никогда и не было.
Раб не реагировал ни на оплеухи, ни на вылитую ему на голову воду, ни на попытки заткнуть рот руками. Лишь когда обозленный происходящим и начинающейся головной болью Эбул махнул рукой, магией отбрасывая юношу к стене, гарем погрузился в тишину.
- Что с ним? – поинтересовался он у бросившихся к Амину целителей.
- Нам нужно время, чтобы это выяснить, - поспешно отмахнулся от правителя старик и тут же испуганно охнул, осознав, что только что сделал.
- Ответ мне нужен как можно скорее.
- Конечно, мой господин.
- Остальные наложники в порядке? – поинтересовался Эбул у слуги.
- Да, они в соседней зале…
Пятеро полуобнаженных юношей испуганно перешептывались в одной из многочисленных ниш, занавешенных шелками. Браслеты на тонких запястьях звенели куда как больше от невольной дрожи своих владельцев, нежели от движений. Ланьлин же спокойно сидел на бортике фонтана, лаская кончиками опущенных в воду пальцев спины проплывавших мимо рыбок.
И тишина, несколько минут назад казавшаяся такой плотной и осязаемой, постепенно уступала место привычным для гарема звукам, распадаясь то на бормотание слуг за дверью, то на шорох тонких шелков.
- Я хочу знать, что здесь произошло, - наложники вздрогнули, услышав недовольный голос эмира, и пестрой стайкой устремились под его защиту. – Тише, тише… Все будет хорошо. Ланьлин, почему ты все еще сидишь там?
Глядя на плавно приближающегося киотца, Эбул невольно пожалел, что этой ночи суждено пропасть в небытии из-за случившегося с Амином. Слишком уж хорош оказался мальчишка, утративший за проведенное в гареме время свою болезненную худобу. Настолько, что эмир жадно потянулся к нему через остальных наложников за поцелуем. На который так и не получил ответа, раздраженно впиваясь в сладкие губы зубами.
- Мой господин… - в дверях появился старый целитель, держа в дрожащих руках пиалу с вином для эмира. Пришлось Эбулу теснее прижать к себе испуганных мальчишек и кивком позволить старику продолжать. – К сожалению, Амин потерял рассудок.
- Как это может быть? Несколько часов назад он был нормальным!
- Не могу знать, мой господин.
- Рукхара ко мне! – зло рявкнул Эбул, глядя на так и оставшегося стоять в стороне Ланьлина.
Часть 3. Безумие и награда
- Ланьлин невиновен, - в который раз устало повторял Рукхар эмиру, раскинувшись среди шелковых подушек и ковров. Взбешенный угрозой срыва договора, Эбул заставил палача прочитать воспоминания всех присутствовавших в тот момент в мужской части гарема: наложников, слуга, Ланьлина и самого Амина. Правда, с последним возникла небольшая проблема: Рукхар так и не смог разобраться в хитросплетениях разрушенной безумием логики и в добавок был вынужден в течение получаса приходить в себя, пытаясь удержать собственный разум в рамках. Тогда как Эбул задался целью узнать правду, во что бы то ни стало, и непрестанно требовал от палача продолжить допрос. – Мой господин, мы все устали. Позвольте слугам разойтись по спальням. А утром с новыми силами взяться за дело.
- Никто никуда не пойдет, пока я не выясню, что здесь произошло на самом деле, - рыкнул мужчина. Он знал, чувствовал в пронизанном ароматом роз и специй воздухе, что виновник свалившейся на его голову неприятностей сидел неподалеку, безразлично глядя на темное небо в окно.
- О, Алрах! Я рассказал уже вам все, что видели присутствующие. Что вы еще желаете услышать?!
- Правду.
Совершенно вымотанный Рукхар обессилено застонал. Он пересказывал события этого вечера уже много раз, но в глазах правителя так и не мелькнула искра удовлетворения услышанным. Эмиру слишком сильно хотелось приблизиться к тайне Ланьлина хоть немного, пусть даже и таким жестоким способом. Потому он и искал любые способы обвинить его, выматывая и себя, и слуг.
Палач прикрыл глаза, отгораживая сознание от яркого света магических шаров, и заговорил, в, казалось, тысячный раз повторяя историю.
Амин ворвался в купальню гарема уже на закате дня, гневно сверкая глазами и тихо рыча от переполнявших стройное тело чувств. Всклокоченные волосы, искусанные до крови губы, мокрая насквозь одежда… Наложники недоверчиво метнулись в сторону, не желая соприкасаться с покрывавшей тело юноши зеленой ряской из пруда. Но в тот момент Амина меньше всего волновали их мысли и чувства – он со злым гортанным рыком метнулся в сторону выходившего из бассейна Ланьлина.
Рукхар в который раз едва сумел удержать тяжелый вздох желания от зрелища обнаженного юного тела, украшенного лишь каплями воды и случайно налипшим на кожу розовым лепестком, казавшимся воплощением порока. Он надеялся, что эмир скоро охладеет к рабу, передав его, как и обещал, в руки своего верного палача, но происшествие с Амином разбило в прах все мечты. Потому Рукхар продолжал:
Схватка была недолгой, в основном благодаря не помыслившему сопротивляться киотцу. Придавив мальчишку к полу своим телом, беловолосый раб заходился в бешенстве, с каждым мгновением становясь все больше похожим на умалишенного:
- Почему? Почему ты? – если бы не озвученный неделю назад мимоходом приказ эмира сохранить внешний вид мальчишки любой ценой, Амин без колебаний разбил бы его лицо о мраморный пол купальни. Вместо этого юноше пришлось ограничиться парой чувствительных ударов по почкам и животу, вынудивших Ланьлина судорожно глотать воздух ртом. – Ненавижу… Это ты во всем виноват!
Амин кричал в голос, нанося удары по не способному сопротивляться телу, и требовал от киотца немедленно исчезнуть из его жизни. Неуверенные попытки наложников успокоить взбешенного юношу словом, пали прахом, разбившись о непроницаемую стену злобы. И тем не менее, никто не решился встать на защиту немого новичка, рискнув своими красотой и здоровьем. Тогда как Ланьлин лишь плотнее смыкал веки во время особенно болезненных ударов и легко и невесомо скользил тонкими пальцами по воздуху, словно пытаясь ухватиться за что-то недоступное человеческому взгляду.
- Как же я ненавижу тебя, - шептал сквозь слезы Амин, глядя в безэмоциональное лицо Ланьлина и с удивлением замечая их внешнюю схожесть. Изгиб бровей, мимика, привычка постоянно облизывать губы – киотец мог показаться стороннему наблюдателю братом-близнецом юноши. – Он же выбрал тебя только из-за сходства со мной, так? Так?! Отвечай мне!
Казалось, Амин в следующий миг сожмет пальцы на длинной белой шее киотца, перекрывая тому доступ воздуха в легкие. Пожалуй, он бы так и сделал, если бы Ланьлин не выполнил его требование:
- Смотри мне в глаза! Смотри!
Дальнейшее так и осталось загадкой для всех присутствующих: мальчишка покорно поднял глаза на своего мучителя и застыл, обжигая дыханием губы. Со стороны могло показаться, что юноши готовы слиться в медленном поцелуе, трепетно изучая друг друга. И кто-то из замерших в стороне наложников почти увидел, как соединяются губы, но невольно отвлекся на внезапно повисшую в купели тишину. Ни дыхания, ни шороха шелка, ни напевов ветра– сухое и темное безмолвие, подобное шелесту песка, утекающего сквозь пальцы. Разорвавший пространство крик ужаса болезненно ударил по ушам парней, заставив их испуганно подскочить на месте и заозираться в поисках источника шума.
Корчившийся в конвульсиях рядом с Ланьлином беловолосый юноша седел на глазах.
- Что он увидел? Что? – не успокаивался эмир, тряся усталого палача за плечи. Если бы киотец мог говорить, то Эбул не пожалел бы сил и времени, чтобы выбить из раба нужную ему информацию. Вместо этого пришлось ограничиться бесконечными попытками Рукхара пробиться сквозь хитросплетения перемолотого в жерновах ужаса страха. – Ведь до взгляда Ланьлина он был почти нормален. Ланьлин!
- Мой господин, не думаю, что это лучшая затея, - рванулся с подушек в попытке удержать эмира палач. Но куда старику тягаться с молодым правителем, почуявшим близость разгадки?
Юного киотца боялись работорговцы. Настолько, что предпочли отплыть сразу же после продажи его дею. Один взгляд мальчишки сломил рассудок одного из самых уравновешенных наложников во дворце эмира. Да и предыдущие хозяева, видимо, не питали иллюзий по поводу Ланьлина, выбросив избитого раба, словно мусор. Эбул чувствовал, что истина крылась совсем рядом, словно песчаный шакал гниющую тушу каркаданна, и был готов пойти на все, чтобы узнать причину этих поступков. Приказ. Отданный подошедшему на зов повелителя мальчишке приказ, заставил Рукхара испуганно вскинуть глаза на безмолвного раба:
- Посмотри мне в глаза.
Эбул хотел увидеть в его взгляде ответ, разгадку, хотя бы подсказку, способную приблизить его к цели. Даже если этой подсказкой должна была стать смерть. Но вместо этого наткнулся на абсолютно пустой взгляд карих глаз, не выражавший даже скуки и усталости. Лишь окруженный кофейного цвета радужкой зрачок, мерно пульсирующий в такт дышанию. То же, что видел Рукхар во время каждого сеанса с киотцем.
- Прочь… - замешанная с разочарованием усталость сдавила голову раскаленным обручем, мешая дышать и думать. Тело окатила волной теплая тяжесть, сковывая запястья стальными кандалами и заставляя спину согнуться в низком поклоне перед кем-то ирреальным. Теперь эмиру хотелось уединения и покоя вдали от суетливых слуг и всевозможных тайн, хотелось уснуть и никогда больше не просыпаться. Жаркими волнами накатывающий из пустыни горячий воздух раньше не казался Эбулу столь отвратительным. – Все прочь!
Первыми поспешно бежали, возбужденно перешептываясь и звеня браслетами на руках и ногах, наложники. Конечно, они предпочли бы досмотреть представление до конца, но попасть под горящую руку раздраженного правителя было бы хуже. Следом за ними прошаркали целители, сунув в руки Ланьлину флаконы с восстанавливающими зельями и маслами. Мальчишка же ушел последним, повинуясь знаку усталого палача и спокойно перешагнув через лежавшего на его пути Амина.
Едва за спиной мальчишки захлопнулась дверь, накатившая вмиг апатия отпустила раздраженно трущего виски эмира, заставив удивленно посмотреть на свои руки. Конечно, от матери ему досталась небольшая сила целителя, но излечить самого себя ранее не могли даже великие маги. Ком вопросов к Ланьлину нарастал с ужасающей быстротой. И тем не менее, сейчас было важным не это.
Подхватив на руки по-прежнему бессознательное тело Амина, Эбул опустился вместе с ним на подушки, принимаясь разбирать шелковистые пряди. И если ранее волосы юноши сияли первозданной белизной, то теперь свет отражался в них расплавленным серебром.
- Что же ты увидел, Амин? – даже перед лицом безумия мужчина не мог перестать размышлять над занимавшей его ум загадкой.
Очнувшийся от забвения юноша в первый момент испуганно задергался, пытаясь с воем вырваться из рук своего господина, но быстро успокоился, почувствовав нежные касания холеных рук эмира. Теперь Эбул рядом и можно не бояться, теперь все будет хорошо. в объятиях господина так легко было поверить в то. что все произошедшее сегодня – просто дурной сон, фантазия, вызванная неудачным падением в пруд и расстройством от продажи послу.
- Все будет хорошо, - пробормотал, словно прочитав мысли юноши, эмир и легко поцеловал жмущегося к нему наложника в висок. – Скажи мне, что ты увидел?
Спустя два вдоха тишины мужчина был вынужден заткнуть вновь закричавшего от ужаса Амина, закрыв его рот ладонью. Но он был уверен, что никогда не забудет промелькнувшего в глазах юноши выражения бесконечного изумления и недоверия, быстро сменившегося безумием. И вновь пустота. Подобная увиденной во взгляде Ланьлина, подобная безлунному небу над пустыней. Наверное, так и должно выглядеть сумасшествие…
- Он не человек, Эбул, - хрипло бормотал наложник, пытаясь сдержать слезы и теснее прижаться к господину. – Я прошу тебя, убей… Убей его, пока можешь. Я не прощу себе, если с тобой что-то случится… Это так страшно…
- Все хорошо. Со мной ничего случится, не бойся. Ланьлин не посмеет причинить вреда своему господину, - эмир успокаивающе гладил рыдавшего юношу по спине и плечам, стирая накопившуюся за день усталость. Скользил пальцами по мягким серебряным прядям, пытаясь вернуть им прежний белый цвет, шептал что-то нежное, заставляя поверить в то, что произошедшее – лишь мираж, подобный наводимым пери на усталых путников. И сам не заметил, когда слова сменились поцелуем, а должные приносить облегчение прикосновения – страстными объятиями. Но, чувствуя под собой отзывчивое гибкое тело, уже не смог отказаться от смешанного со стонами приглашения.Что же, Амин заслужил прощальную ночь.
Провожая на следующий день взглядом караван посла, Эбул с запоздалым сожалением вспоминал прошедшую ночь. Горячий, податливый, ненасытный юноша сумел привнести в жизнь мужчины что-то хорошее и стоящее многочисленных затрат на подарки. За что и получил право забрать довольно тяжелый сундук с украшениями с собой в новую жизнь.
Конечно, обеспокоенный слухами о внезапном сумасшествии своего подарка роскиец первое время норовил заглянуть Амину в глаза в поисках спрятавшегося на время безумия, но неизменно натыкался на теплую улыбку и обещание исполнить любые капризы. Юноша слишком долго прожил во дворце эмира, чтобы позволить себе выказать неудовольствие новым хозяином. И вполне заслуженной наградой за это ему стала брошенная расщедрившимся послом под ноги шуба из драгоценного меха роскийской лисицы-оборотня. Черно-золотая, она удивительным образом придавала счастливому Амину почти детской мягкости и беззащитности. Так что уезжали раб и господин вполне довольные друг другом.
Эбул печально усмехнулся, вертя в пальцах прощальный подарок юноши, сунутый украдкой в ладони. Тонкая лента браслета, сплетенная из шелковых и золотых нитей, с узором, отдаленно напоминающим имя Амина. Памятный дар, к сожалению, мешавший забыть кошмарный крик и собственное разочарование от упущенной разгадки.
Пожалуй, решил эмир, так было лучше для всех. Он просто не мог отпустить от себя Ланьлина, пока не найдет ответ на его загадку, а Амин не стал бы терпеть присутствие конкурента. И рано или поздно нарушил бы одно из правил дворца, заслужив наказание гораздо худшее, чем смерть. Да и договор радующийся новому приобретению посол подписал почти сразу, нетерпеливо поглядывая в сторону дверей.
Теперь же клубы пыли от копыт каркаданнов таяли в зыбкой дымке горизонта, преломляясь под солнечным светом, и там, среди дорогих мехов и украшений уютно устроился в объятиях роскийского посла Амин. А его прежнему господину достались головная боль и не желающие покидать голову мысли о Ланьлине.
Мужчина с улыбкой оперся о парапет, пристально вглядываясь в протирающуюся перед ним пустыню, словно желал получить от нее ответ. Его всегда, с самого рождения восхищало могущество песчаной стихии: колкие частицы камня могли разрушать города, покорять армии, скрывать величайшие творения человека. Пустыня не дарила быструю смерть, подобно огню, не давала жизнь, подобно воде, но закаляла и заставляла стать еще сильнее, щедро делясь знаниями со своими детьми. Подобные морским волны барханов обманывали и ссыпались под лаской ветра, меняя форму. Белесая синь неба над головой с жемчужиной солнца, способная убить медленней самого искусного палача. И незаметная, скрытная жизнь меж этих двух сил.
Вдыхая раскаленный воздух, эмир вспоминал истории предков о том, как создавались города-оазисы, зубами и кровью вырывая право на существование у Пустыни. Дикие каркаданны, хитроумные дэвы, гули, джинны… Все это противостояло людям. а ведь были еще змеи, умеющие невидимками пробираться в дом и обвивать стальными кольцами шеи младенцев в колыбелях. Были ядовитые скорпионы, таившиеся порой в самых неожиданных местах. Другие не знали, не видели Черную пустыню во всей ее хищной и опасной красоте. Но ее дети с благодарностью принимали все дары своей владычицы.
Обернувшись на раздавшийся от дверей шорох, Эбул изумленно вскинул брови: у входа стоял один из его наложников, плотно закутанный в традиционную накидку и с красно-белой маской на лице. Пришлось поломать голову над личностью раба, рискнувшего нарушить уединение своего господина. Не Рауф, любивший высокие прически, которые так сложно было скрыть под капюшоном. Не Сабир или Азиз, даже в постели не снимающие мелодично звенящих браслетов. Не Тахир, который не решался даже вздохнуть без повеления Эбула. И уж точно не Шамси, предпочитающий резкие цитрусовые масла всем прочим.
- Ланьлин? – словно в подтверждение догадки эмира, раб скинул с головы капюшон, срывая свободной рукой с лица маску, и неожиданно уверенно шагнул навстречу мужчине. – Что тебе нужно?
После произошедшего в гареме Эбул побаивался мальчишку, способного свести человека с ума одним своим взглядом, но демонстрировать это немому наложнику не собирался. Потому и остался стоять на месте, подавив позорный порыв отступить на пару шагов назад. А Ланьлин со свойственной лишь Амину легкой полуулыбкой прижался к его груди, скользнув тонкими пальчиками по обнаженной коже, и тут же приник в поцелуе к губам господина. В нем все напоминало некогда беловолосого юношу: пластика, жесты, мимика, вкус. Вязкая сладость, так покорившая Эбула во время их первого поцелуя, сменилась прохладной свежестью шербета, а ранее не размыкавшиеся губы внезапно стали так знакомо умелыми. На мгновение приоткрыв глаза, эмир уже не смог сдержать короткого вскрика: Амин с шаловливой улыбкой взирал на него, потянувшись за новой порцией ласки.
- Как?
Часть 4. Обул
Легко удерживаемый тонкими пальцами бубен отозвался на почти незаметное движение кистью перезвоном монет, наполнившим залу шумом моря и ветра. Напряженный звук, приковывающий внимание к инструменту в изящных руках, нарастал с каждой секундой, словно следовал верх за кистью танцора. Удар. И взгляду во всей грациозной красе предстала затуманенная полупрозрачными шелками фигура танцора. Льнущие к телу ткани не скрывали ни одного движения, напротив, продляя каждой из них во времени и пространстве, позволяя насладиться каждым жестом.
Юноша осторожно, словно ступая по тонкой нити, двинулся по кругу, ни на секунду не позволяя стихнуть песне бубна, и мимолетным движением плеч позволил скрывавшему голову платку соскользнуть на пол. Рассыпались по плечам золотистые волосы, мелькнули жемчужные зубки меж приоткрытых в зовущей улыбке губ. Нежная кожа, прикрытые, словно в смущении, глаза, выбившаяся из прически прядка, перечеркнувшая лицо солнечной линией. И взмах головы, возвращающий все на свои места. В этом танце нет места заученным движениям, равно как и неуместным жестам. Есть только темная гармония пустыни и скрытая пока под слоями ткани страсть.
Повернувшись к зрителям спиной, танцор неспешно свел над головой руки, продолжая отстукивать пальцами сложный ритм. Едва заметное волнообразное движение бедрами – и следующий платок серебристой лужицей лег на длинный ворс ковра. Теперь можно было насладиться длинными стройными ногами юноши, обнимаемых шальварами при каждом шаге, беззастенчиво следить за все увеличивающейся амплитудой качания бедер, понимая, что вслед за постепенно ускоряющимся ритм мелодии учащается пульс.
Третий платок еще не успевает коснуться пола, когда танцор вдруг замирает посреди залы, и бубен выпадает из изящных пальцев. Короткий взмах рукой, резкий оборот – и вот, среди шумного дыхания и треска песка за стенами дворца раздается тихое пчелиное жужжание, заставляющее мгновенно подобраться всех присутствующих. Опасное насекомое залетает в рукав, заставляя юношу в панике сорвать с себя рубашку, скользил вдоль спины, вынуждая свою жертву извиваться и пытаться отогнать обидчика.
И вслед за становящимся все более громким и угрожающим жужжанием, танцор торопится стянуть с себя всю одежду, дабы не оставить пчеле шансов. Напряженное тело, широко раскрытые глаза, шальвары падают у ног юноши, мягко обвивая узкие ступни. Никто не поможет, не спасет, ведь гости заворожено следят за кружащимся под звуки крыльев насекомого обнаженным танцором, бесстыдно выставляющим на показ свои достоинства. А ему будто нет дела до жадных взглядом и судорожно сжимающих чаши пальцев, только неугомонная пчела, опаляющим вихрем промчавшаяся вдоль живота к паху, зацепившая жесткими крылышками колени и наконец впившаяся жалом в смертельном укусе, заставляя юношу опасно прогнуться назад.
Бессильно раскинувшееся на ковре тело еще раз конвульсивно дернулось, отпуская пчелу в последний полет, и застыло, блестя в солнечных лучах каплями пота.
- Хорош, как пери, - с восторгом в голосе хрипло протянул Обул. Сидевший у него на коленях Азиз с завистью разглядывал немого раба, понимая, что ему никогда не повторить этого танца. Обычно наложников учили соблазнять неспешно, лаская себя в удовольствие публики, но никогда не позволять себе резких движений, качаясь подобно челну на волнах. А битва, пусть даже и такая неравная – удел воинов.
- Действительно, удивительно хорош, - протянул Эбул, с неудовольствием замечая явный интерес брата к так и не пошевелившемуся киотцу. – Ланьлин! Подойди ко мне.
Светловолосый раб слегка двинул плечами, разминая затекшие от неудобного положения мышцы, и медленно поднялся, тут же потянувшись за шальварами.
- Одежда тебе не понадобится, - насмешливо одернул его эмир и чуть пригубил сладкое вино из садов Альдобрандескийской царицы, подаренное деем.
Удивленно вглядываясь в такое знакомое и в то же время удивительно чужое лицо Амина, он пытался убедить себя, что не сходит с ума, что юноша действительно уехал прочь вслед за послом, оставив после себя лишь плетеный браслет. И все же, увиденное говорило об обратном. Такие знакомые губы, чей вкус услаждал мужчину много ночей, трогательный румянец на щеках, смущенные вздохи и пылкие поцелуи. Казалось, что все происходящее сон, но тело привычно отзывалось на каждое прикосновение, тогда как разум поспешно искал объяснение всему.
И нашел. Амин действительно исчез из жизни эмира, оставив после себя лишь воспоминания. Но был еще и безмолвный и опасный, словно гремучая змея, Ланьлин, волшебным образом принявший облик своего соперника. Другая прическа, другой разрез глаз – если не знать об истинной натуре мальчишки, его легко перепутать с Амином.
Последней проверкой стал танец, исполненный по личной просьбе высокого гостя и вызвавший бурю эмоций в душе Эбула. Он никогда раньше думал, что может так желать кого-либо, что кто-нибудь может так танцевать. В движениях раба не было ни капли эротики, ни грамма актерской игры, но, тем не менее, плоть отзывалась, казалось, на само присутствие наложника в зале.
Пока Обул жарко ласкал просящее постанывающего Азиза на своих коленях, эмир внимательно наблюдал за каждым жестом приближавшегося Ланьлина и недоумевал, как мог перепутать его с Амином. В беловолосом наложнике не было и сотой доли той страсти, что переполняла тело мальчишки, отзываясь горячими волнами внутри мужчины. Он не хотел брать киотца сейчас, на глазах у собственного брата, желая услышать первые крики наслаждения Ланьлина наедине, но остановиться после увиденного уже не мог.
Прохладная свежесть тонких губ. И все же…Все же эмир ошибался, от поцелуя так же, как и в первый раз, осталась вязкая сладость и немного горечи на кончике языка. Совсем чуть-чуть, только чтобы хотелось повторить еще и еще раз. Эбул жадно прошелся губами и зубами по нежной коже шеи, оставляя на рабе свои метки, и чувствительно прикусил тонкую ключицу. Вернувшаяся неподвижность мальчишки злила, словно это не он несколько часов назад умоляюще терся бедрами о своего господина, насилуя языком его рот. И потому каждое следующее прикосновение эмира было жестче предыдущего, болезненнее, расцвечивая белую кожу синяками.
С почти неслышным сквозь стоны любовников рядом рыком Эбул схватил Ланьлина за волосы, пристально вглядываясь в его лицо. Опять равнодушие и полное безразличие. Что толку обладать безвольной куклой, взгляд которой всегда устремлен в сторону?
Мужчина проследил направление взгляда киотца и жестко стиснул руками его ребра, выдавив болезненный хрип. Но глаз от наслаждающегося процессом дея так и не отвел, жадно впитывая каждую черту его лица, каждый жест, каждый стон. Мальчишку не интересовал ни царапающий до крови спину Обула Азиз, ни вдавливающий его самого в шелковые подушки эмир – только тот, кто выкупил опасную игрушку у торговцев.
- Ты мой, - жестко обхватив лицо раба ладонями, прорычал Эбул, уже понимая, что должен будет поставить свою печать на киотце этой ночью. – И не смей никогда смотреть на других.
Возможно, мужчина и сам не мог объяснить, почему его так разозлил взгляд Ланьлина, но отдавать его кому-либо, даже собственному брату, он не собирался ни за какие сокровища мира. И первым шагом к обладанию стал приказ:
- Поцелуй меня.
Так же, как на вершине башни: жадно, с жарким придыханием и стремлением обладать. Словно вмиг став другим человеком, мальчишка подавался навстречу скользящим по его коже рукам эмира, прося все больше и больше с каждой минутой. Пусть все происходящее было только игрой, но тело Ланьлина отзывалось на ласку, уводя раба все дальше за грань между небом и землей. Эбул следил за выражением лица киотца, скользил пальцами вдоль его восставшей плоти, доводя до безумия почти целомудренным на фоне происходившего рядом прикосновением, поцелуями ставил метки по всему телу. Его не интересовало собственное удовольствие, только желание сильнее привязать к себе бездушную игрушку.
Вновь выступивший на белоснежной коже пот, разметавшиеся по подушкам волосы, раздвинутые как можно шире ноги – все они выглядели одинаково развратно в постели эмира, но ни один пока не молчал. Кроме Ланьлина. И дело было даже не в том, что мальчишка был немым – он только крепче сжал челюсти, не позволяя сорваться с губ даже дыханию. Разочарование, злость на неугомонного раба, и могущественный эмир скользнул ниже, к сосредоточию желаний мальчишки, обхватывая губами влажную головку.
Он все же сумел вырвать короткий стон. Пусть лишь в миг наслаждения, глотая солоноватое семя бьющегося под ним раба, но вырвал. И теперь знал, что просто не сможет перепутать киотца с кем бы то ни было. Голос Ланьлина, хрипловатый, надрывный, словно рокот прибоя, он пробежался мурашками вдоль спины эмира, прочно обосновавшись в паху, и покорил за секунду. А в ранее безжизненном взгляде метались, постепенно успокаиваясь, искры чистого недоумения, как будто раб позволил себе на мгновение вынырнуть в реальный мир, но тут же вернулся на глубину собственного сознания.
- Эбул… Это же раб? – дей неприязненно взирал на старшего брата, с улыбкой облизывающегося губы и, казалось, не понимал его поступка. Хозяин не должен лишать себя наслаждения, отдавая его без остатка наложнику, но эмир нарушил это правило, вызвав гримасу презрения у Обула.
- Какая разница, кто рядом с тобой, если он может доставить наслаждение? – улыбнулся Эбул, пристраивая голову на животе мальчишки.
- Отец бы не одобрил этого…
- Отец всегда был рабом своих правил и принципов, что помешало ему слиться с Пустыней при жизни. Он так и не понял одной простой вещи: в любви и войне нет места предрассудкам, все решают только личные качества людей.
- Ты слишком изменился за столь короткий срок, брат, – с сомнением пробормотал дей, отталкивая от себя прильнувшего Азиза. – Неужели это влияние моего подарка?
- Нас меняет каждый новый день, Обул, - эмир потерся щекой о мягкий животик Ланьлина, желая повторить, но не рискуя лишний раз нервировать брата. – И либо ты принимаешь свои уроки, вливаясь в жизненный поток, либо остаешься за бортом, словно щепка, покорная волнам.
- И все же… я беспокоюсь за тебя, Эбул.
- Не стоит, брат. Пустыня защитит меня от беды.
Отправив наложников обратно в гарем с приказом Ланьлину явиться в его покои этой ночью, эмир с довольной улыбкой вытянулся на шелковых подушках, все еще хранивших запах и тепло киотца. Мужчину несколько нервировали неожиданно резкие перепады в поведении мальчишки: то он пассивен и бездушен, уподобляясь игрушке, то сам идет навстречу своему господину, соблазняя с мастерством пери. Он словно мгновенно менял театральные маски, преображаясь на глазах у зрителя, которым сделал эмира. И неуклонно подчинял себе правителя Черной пустыни.
Все же после короткой перепалки с братом Эбулу пришлось вернуться к делам, неохотно слушая краткий отчет о бесчинствах джиннов на западе страны. Дети огня, почувствовав свободу от жесткой руки предыдущего правителя, все чаще заключали договор с Иблисом и беззастенчиво отбирали у людей все, что могли, не гнушаясь даже человеческой пищей. И Обул настаивал на скорейшей поездке в Мехдишехр для наведения порядка.
Что больше всего не нравилось в этой затее эмиру – необходимость оставить гарем, а значит и Ланьлина с его тайной, на несколько недель. Он и так уже потратил довольно много времени на бесплодные поиски, чтобы терять еще больше. но брать с собой наложников значило подставить под удар отряд Обула, призванный сопровождать правителя в его нелегком путешествии. Пришлось делать выбор между долгом и собственными желаниями.
- Эбул, ты не можешь взять его с собой! – возмущенно кричал дей, забыв на мгновение о разнице в положении. За что и поплатился.
- Я могу все, брат, - глядя на бьющегося в хватке песчаного водоворота мужчину, мрачно заключил эмир и отдал распоряжение собирать караван. – Пока Пустыня благоволит ко мне, я буду делать все, что посчитаю нужным.
- Ты же раньше не был таким, - хрипел Обул, пытаясь руками защитить лицо от колких песчинок. – Чем тебя так околдовал этот мальчишка?
- В нем скрыто гораздо больше, чем кажется на первый взгляд, - наконец-то отпустил дея, Эбул. – И ты сам просил меня внимательнее приглядеться к подарку.
- Приглядеться, а не терять рассудок в его присутствии, - недовольно проворчал Обул.
До самого вечера эмир напряженно размышлял над разгоревшимся в зале спором, с удивлением осознавая, что брат был прав. Которую неделю Ланьлин не выходил у него из головы, вытесняя все остальные мысли и превращая в одержимого. Тяга Эбула к тайнам сыграла с ним злую шутку, не позволяя оторваться от такой близкой и ощутимой загадки, подкидывающей каждый раз все новые сюрпризы. Сначала – безвольный раб, игрушка, кукла. Спустя неделю – копия любимого наложника вплоть до покачиваний бедрами при ходьбе. И этот случай с Амином… Ведь киотец послужил причиной внезапного безумия юноши, но сумел скрыть это даже от Рукхара и своего господина.
Эбул устало потер виски. Как бы ни хотелось найти разгадку самому, самым лучшим выходом было попросить помощи у Пустыни, а для этого, опять же, нужно было везти мальчишку в храм, расположенный по дороге в Мехдишехр. Нет, мужчина не пасовал перед неразрешимой загадкой Ланьлина, но чувство опасности и напряжение в воздухе становились все ощутимее с каждым днем, заставляя нервно оборачиваться в темных коридорах. Возможно, это не было связано с наложником, и все же стоило разобраться с этой проблемой как можно скорее, пока не появилась новая.
- Мой господин, купальня готова, - отвлек эмира от тяжких дум голос слуги, и Эбул поспешно прошел вслед за ним.
На мраморном бортике, задумчиво болтая ногами в воде, сидел Ланьлин, благосклонно принимая заботу слуг.
- Я звал тебя только к вечеру, - нахмурился мужчина, не довольный самоуправством раба. Но тут же забыл обо всех возражениях, стоило мальчишке сбросить с плеч халат, демонстрируя стройное тело в росчерках меток эмира. – Пошли прочь.
Целуя мягкие губы наложника, Эбул краем сознания размышлял о том, какова вероятность привязать к себе равнодушного раба за столь короткий срок. Или Ланьлина изменило произошедшее днем? Но сейчас… сейчас киотец был куда как инициативнее, мягко посасывая мочку уха мужчины и ловко развязывая пояс его халата. Определенно, этот образ раба возбуждал эмира сильнее остальных.
- Итак, ты хочешь повторения? – поинтересовался он, подцепляя пальцами подбородок мальчишки и вынуждая посмотреть себе в глаза. На что получил только шальную улыбку и невесомое прикосновение тонких пальчиков к груди, ненавязчиво просящих опуститься на пол. Похоже, Ланьлин решил отблагодарить своего господина, что не могло не радовать.
И Эбул поддался. Покорно принимал неумелые, робкие ласки киотца, изредка направляя и подсказывая. Чувствовал сладость на своих губах, бархат кожи мальчишки под своими пальцами, острые зубки, изредка прикусывающие кожу в чувствительных местах, шелк волос, скользящих по животу. Порой, чтобы поверить до конца, надо увидеть. и эмир открыл глаза, приподнимаясь на локтях, чтобы увидеть Ланьлина меж своих разведенных в стороны ног. Но вместо этого…
Обул никогда не претендовал на звание самого красивого мужчины Пустыни, но все же что-то неизменно привлекало в нем как женщин, так и мужчин. Наверное, поэтому насмешливый взгляд собственного брата, с улыбкой обхватывающего губами его напряженную плоть, лишь вскипятил кровь до предела, не вызвав толики отвращения.
Какая разница, кто рядом с тобой, если он может доставить наслаждение?
@темы: скрываясь под маской, заявка, слеш, фентези
-
-
06.05.2010 в 18:07-
-
06.05.2010 в 18:51Nekomate Странно, что все так переживают за Амина...
Rudes_Lu И повторюсь: спойлерить не буду) Все откроется со временем... Даже, наверное, в конце
-
-
06.05.2010 в 19:46-
-
06.05.2010 в 19:51-
-
06.05.2010 в 21:00-
-
06.05.2010 в 21:13-
-
06.05.2010 в 21:39-
-
06.05.2010 в 22:02-
-
07.05.2010 в 00:31-
-
07.05.2010 в 06:14~Little Fox~ ааа!!! Я из-за тебя не могу адекватно его имя воспринимать!! Там трагедия, блин, а меня на ржач пробивает)
Ланка будем надеяться, что и продолжение не разочарует)
-
-
07.05.2010 в 13:48-
-
07.05.2010 в 13:48-
-
07.05.2010 в 13:56Боливия Если не держать в напряжении, то будет неинтересно) И потом... кто сказал, что автор в курсе, чего у них там происходит?)))
-
-
07.05.2010 в 14:03-
-
07.05.2010 в 14:10-
-
07.05.2010 в 14:13-
-
07.05.2010 в 14:15-
-
07.05.2010 в 14:17-
-
07.05.2010 в 14:36-
-
07.05.2010 в 15:03-
-
07.05.2010 в 15:09-
-
07.05.2010 в 15:23-
-
07.05.2010 в 15:26-
-
07.05.2010 в 15:32-
-
07.05.2010 в 15:36-
-
07.05.2010 в 15:39-
-
07.05.2010 в 15:48-
-
07.05.2010 в 15:53-
-
07.05.2010 в 16:44читать дальше
-
-
07.05.2010 в 18:59Ланьчик - няшка)) Не трогайте ребенка)