Как вы могли? Ведь это одуванчик! (с)
Название: 12 граммов разницы
Автор: Tyrrenian/  Прокопян с веслом и хочет весну
Бета:  ~Little Fox~
Рейтинг: NC-17
Статус: завершено
Женр: традиционно неизвестен
Дисклеймер: фабула принадлежит Шекли «Цивилизация статуса».
Размещение: нельзя без разрешения обоих авторов.

читать дальше

@темы: ролевка, 12 граммов разницы, слеш

Комментарии
01.03.2010 в 22:27

Как вы могли? Ведь это одуванчик! (с)
-Пробежишь вперед до такровой рощи. Там, на развилке, двинешься по крайней правой тропе. Пещера будет маленькой, но, так как мы находимся на склоне действующего вулкана, то ночью не замерзнешь. И постарайся замаскировать убежище: камень подкати, что ли…
Несмотря на усталость и изумление, я внимательно выслушал все, что он сказал. Я запомнил каждое его слово, даже интонации. И свое беспокойство за него, когда до меня дошло, наконец, что он собирается остаться здесь.
-А ты? – задал я наиглупейший в данной ситуации вопрос.
Я уже знал, что он ответит. Он хотел, чтобы мы разделились. Конечно, я был всего лишь ненужным грузом, не способным даже нормально сражаться. Обузой. И мне стоило послушаться его сразу же. Но почему-то я задержался, пытаясь верить в невозможное: в то, что еще есть шанс остаться рядом с ним.
-Я остаюсь. Подойду дня через два, если все получиться.
Слово «если» зацепило, заставило вздрогнуть и ощутить липкие щупальца страха на собственном горле. Сомнение. Если Тиро сомневался в собственном плане, то как я мог не сомневаться в нем, как я мог не испугаться за его жизнь? Я испугался. До дрожи в коленках и стучащих зубов. Но ничего не сказал. Про это – ничего. Уцепился за вторую его фразу, попытался возмутиться:
- Что я буду два дня делать?
-Прятаться!
Его рык заставил вздрогнуть, но, вместе с тем, как ни странно, он придал мне определенной уверенности в себя, в собственные силы. Я перестал дрожать, перестал бояться – за себя. Осталось лишь беспокойство за Тиро.
- Сиди в пещере и не смей носа высунуть из неё. Даже если будет землетрясение, наводнение, исчезнет весь кислород, ты будешь прятаться. И кстати, береги воду, там в дне ходьбы ни одного источника нет.
- Я не пойду без тебя! – выкрикнул я, в надежде, что он, наконец, начнет слушать. Но эта надежда умерла, не успев даже родиться.
- Если ты так хочешь сдохнуть, то какого хрена я корячился, спасая тебя?! Пошел вон!
Я ушел. Пошел в указанную сторону, злой на него за его крик, на себя – за свою несдержанность. Злой на всю планету за ее порядки, на весь мир, на какие-то высшие силы, загнавшие меня сюда.
Обернувшись, в последний раз за эти два дня взглянув на своего ангела-хранителя, – хотя какой из него ангел? – я скрылся за углом, чтобы броситься бежать, очертя голову, вперед, до такровой рощи, спотыкаясь, чуть не свалившись со скалы, но не замедляя бега, уверенный в том, что от скорости зависит моя жизнь.
Только повернув направо у такровой рощи, я замедлил темп. Пошел быстро, но, то и дело, останавливаясь, прислушиваясь. Выстрелов слышно не было – это успокаивало. Стараясь не думать о том, что сейчас происходит с Тиро, я шел вперед, не оглядываясь, ища взглядом пещеру.
Нашел. Она, к слову, оказалась не такой уж и маленькой, по крайней мере, я ожидал, что она будет меньше. Найдя поблизости камень, похожий размерами на вход в мое очередное убежище я, последовав совету Тиро, закрыл им вход и затаился.

С того самого момента и до сих пор я не выходил наружу. Боялся. Поначалу вздрагивал от каждого шороха, думая о том, что же там с Тиро, жив он, или нет, все ли с ним в порядке. Это было куда страшнее, чем находиться под прицелом лучевого или любого другого оружия. Неизвестность. Осознание того, что, возможно, никто за тобой не придет, не спасет. Что кто-то умрет, спасая твою шкуру.
Как ни странно, но даже эти невеселые мысли не мешали мне заснуть, едва проснувшись. Объятия Морфея в последнее время стали куда предпочтительнее реальности.
На этот раз я спал крепко. Настолько, что не услышал, как Тиро вошел в пещеру, как окликнул, сев рядом. Я проснулся только после того, как он начал трясти меня за плечо, называя по имени.
- Джин!
Выражение его лица оказалось обеспокоенным, и я не смог сдержать слабой улыбки, увидев его таким. Он беспокоился за меня. Осознание этого заставило меня прикусить язык, с которого уже готовы были сорваться слова о воспоминаниях. Вместо этого я обнял его, признался:
- Я так боялся, что ты не придешь…
И ударил в челюсть.
Чего-чего, а этого он от меня не ожидал. Удивился, рассердился, с явным трудом преодолел порыв ответить мне тем же. Сдержался. Просто предпочел мстить более изощренно. Мстить объятиями, поцелуями, прикосновениями, взглядами неожиданно ясными. Тихим шепотом на ухо, дыханием, обжигающим кожу, негромкими стонами. Кусая, облизывая, целуя, оставляя засосы. Но мстить.
Он целовал жестоко, требовательно впиваясь в мои губы, заставляя полностью подчиниться ему в этом поцелуе. Податливо раскрывать губы, выгибаться навстречу его рукам на моей груди, раскрываться, отдаваться, позволять любить и ненавидеть себя одновременно. Запутаться пальцами в его волосах, дернуть, осознано причиняя ему боль, заставляя отстраниться от себя. Упрямый. Не желает подчиняться, думает только о собственном удовольствии – всегда и во всем. Но в этот раз я не хочу уступать ему.
Он почти не сопротивляется почему-то. Смотрит неотрывно в глаза – долго, бесконечно долго. А затем позволяет мне сменить позицию, толкнув его на теплый пол пещеры, сев на его бедра и довольно улыбнувшись, почувствовав, насколько он уже возбужден.
-Значит, ты меня не хочешь? Предпочитаешь опытных партнеров, да? – слова сами сорвались с губ, против воли. – А вот оставлю тебя сейчас с твоими предпочтениями наедине…
Заткнуться меня заставили очень действенным способом. Дернули за руки, заставив рухнуть на себя, и, пока я не успел отстраниться, поцеловали. Снова. Но уже совсем по-другому. Медленно, нежно, обещая много большее, но не делая ничего, чтобы это обещание выполнить. Разрешая – пока – исполнять ведущую партию.
Все-таки прерываю поцелуй. Отстраняюсь, стараюсь не смотреть в его глаза. Он наблюдает, с насмешливой самоуверенной улыбкой за моими действиями. Его взгляд смущает, заставляет пальцы подрагивать. С дрожащими пальцами расстегивать пуговицы рубашки, мягко говоря, сложно.
Снисходительный взгляд, и его руки отодвигают мои. Расстегивает спокойно рубашку, и пальцы не дрожат. Ни от предвкушения, ни от возбуждения. Не дрожат. Он подозрительно спокоен для человека, на котором сидит сейчас тот, кого хочется отыметь. Как ему только удается?
Распластать ладони на его груди, ощутить биение сердца. Учащенное. Почти в одном ритме с моим. Но только почти.
Пробежаться губами по темной коже, осторожно, отчаянно пытаясь не краснеть под внимательным взглядом зеленых глаз, коснуться языком фиолетового соска. Одного, другого. Лизнуть, прикусить, поцеловать. Спуститься чередой поцелуев ниже, к поясу брюк, за который проникать пока рано.
И снова целовать его губы, потрясающе мягкие, неожиданно податливые и словно безвольные. И задаваться вопросом: что за игру он затеял, почему поддается мне сейчас и каким образом мне придется расплатиться за это потом?
Скользнуть пальцами по его шее, плечам, ниже. Сжать, вызывая стон. Стон боли. Как хорошо за последние несколько дней я начал разбираться в стонах…
-Ты ранен? Сильно болит? А заражения нет? А пули? Точно нет? А…
Бесконечная череда вопросов, испуганный голос, испуганный взгляд. Страшно. Понимать, что и Тиро не бессмертен, не неуязвим – страшно. Так, что сердце замирает, и голос вдруг становится выше, совсем как у ребенка. Противный писк, а не голос. Самому противно.
Спасибо Тиро, что он прервал поток бессмысленных уже вопросов. Все тем же самым действенным способом. И перехватил инициативу – раз и навсегда.
Он – чертов фетишист, скажу я вам. И его фетиш – мои уши. Потому что он всякий раз уделяет им особое внимание. Проводит языком по хрящику, кусает за мочку, целует чувствительное местечко за ухом, заставляя выдохнуть шумно, прикусить губу, стараясь сдержать стон. Прихватывает мочку губами, посасывает бессовестно нежно и сладко, скользя одновременно руками по моей груди, все ниже, словно чувствуя, что я уже на пределе. И замирает, касаясь пальцами моего живота.
-Потерпи, - шепот, горячее дыхание обжигает ухо.
Кусаю его за плечо, больно, оставляя следы от зубов. Впиваюсь ногтями в его спину, царапаю, изо всех сил, жестоко, мстительно, упрямо глядя в его вечно спокойные глаза.
-Эгоист.
-Знаю.
Он целует меня в плечо, впивается, словно вампир какой-то, оставляя темные следы засосов на светлой коже. Словно метки. Словно я принадлежу ему. И я бы не против, да только он никогда и никому не позволит стать частью своей жизни. Даже мне.
Выгибаюсь, резко, когда он прикасается к моему члену, заставляя кусать губы до крови в бесплодной попытке сдержать стоны. И мурашки по коже, когда чувствую его губы – там же. Временное помутнение рассудка, и собственные действия стираются из памяти. Остаются лишь ощущения – яркими вспышками.
Вкус его губ – неповторимый.
Прикосновения его пальцев – везде.
Поцелуи – едва ощутимые касания губ.
Сердца, бьющиеся в унисон.
01.03.2010 в 22:28

Как вы могли? Ведь это одуванчик! (с)
И одновременные стоны, различить которые – невозможно.
Тиро прижался ко мне теснее, обжигая дыханием кожу, и одновременно заставляя дрожать от предвкушения. Обвить ногами его бедра, желая оказаться еще ближе. И все равно этого недостаточно. Хочется еще ближе, жарче, сильнее. Ощутимее.
Чтобы резкие толчки – до боли. Чтобы поцелуи, подобные укусам. Чтобы пальцы, оставляющие темные отметины синяков. И царапины по спине – от неровного пола пещеры.
И все это было. Грубость, некоторая даже жестокость, боль, упрямство и упорство, проявляющиеся даже сейчас с невероятной отчетливостью. Движения в одном ритме, размеренные и быстрые, поцелуи требовательные, ногти, впивающиеся в спину. Именно то, что требовалось нам обоим в тот момент.
А после…
После – усталость, сковавшая тело. Замедленное течение мыслей ни о чем. Объятья – уже нежные, осторожные. И молчание, хотя нам и было о чем поговорить. Но говорить не стоило. Слова имеют мерзкое свойство портить не только атмосферу, но и отношения, которые между нами с Тиро только начали налаживаться.
Блаженная тишина. Иллюзия спокойствия, иллюзия свободы. Мираж. Словно не мы убегаем от нескольких отрядов охотников, словно не нам суждено стать заклятыми врагами – как только раскроется правда.
Тиро уснул неожиданно быстро – сказалась усталость. Сон его был настолько крепок, что он не проснулся, когда я выбрался из его объятий, когда, одевшись, ушел из пещеры, находиться в которой просто уже не мог.
Уже темнело. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая небо в красные тона. С вечером пришел и мороз. Завывающий, холодный ветер, от которого уж точно не поможет порванная местами рубашка. Стук ледяного дождя по темным камням.
Оказывается, я успел соскучиться по дождю. По размеренному перестуку капель, по неповторимому запаху свежести и серости туч. По Земле. По ранней весне и поздней осени. По возможности пройтись босиком по лужам, не думая о том, что можешь заболеть. По тому, чего здесь никогда не будет.
-Так-так, кто это у нас? Неужели новая зверушка Тиро?
Зря я отошел от пещеры, ой, зря…
Вздрогнув от раздавшегося из-за спины голоса, я обернулся было, но тут же ощутил холодное прикосновение лезвия к собственной шее. Кажется, судьба решила проучить меня за неосторожность. Нашла же момент, сука. Сразу видно – женщина. Вот стану женоненавистником…
-Ти… - договорить мне не дали.
Лезвие резануло кожу. От резкой боли заслезились глаза, и чтобы удержать непрошеный всхлип, пришлось прикусить и так уже прокушенную губу. Ну что за день-то такой?
-Тише, мальчик, не дергайся. Ты же не хочешь умереть?
-Как будто у меня есть выбор, - прошипел я в ответ, но «дергаться», тем не менее, перестал.
Жить хотелось как никогда. Плевать было где, с кем – как угодно, лишь бы жить. Никогда так не понимаешь, насколько дорога тебе жизнь, как когда она оказывается на волоске. И, возможно, именно благодаря этому осознанию, пониманию того, что тебе, по сути, уже нечего терять, ты ощущаешь необычайный прилив сил. И решительность, чтобы правильно эти силы применить.
Мне повезло – охотник не ожидал от меня попыток спастись. Только благодаря этому мне удалось заставить его на мгновение отодвинуть лезвие от моей шеи настолько, что у меня появился ничтожный, но все-таки шанс выжить. Проделал я это самым бредовым образом – наступив ему на ногу, со всего размаху, со всей возможной силой. Меня спас только эффект неожиданности. И, наверное, неопытность моего противника, который на проверку оказался таким же юнцом, как и я.
Остальное я проделал чисто рефлекторно, вспоминая слова Тиро в самый первый день Игры. Выхватить нож, ударить противника ногой промеж ног – удар на все случаи жизни! – схватить за волосы, поднять голову так, чтобы была видна шея. Не думая ни о чем, кроме угрозы для своей жизни, резануть по артерии. Чтобы в первый и – я надеялся – в последний раз в жизни увидеть отвратительную, мучительную, долгую смерть. Еще и в крови испачкался, мало мне было грязи.
Не знаю, каким чудом меня не вывернуло наизнанку. Наверное, это произошло благодаря тому, что на какой-то миг я просто выпал из реальности. Я не понимал, что происходит, практически ни о чем не думал. Только осознанно старался не смотреть на умирающего рядом человека. Но почему-то не уходил. Ждал, пока он умрет.
Потом ушел. Прихватив с собой выпавшую у Охотника из кармана пачку сигарет, в которой, помимо желанного лекарства от нервоза, обнаружилась и зажигалка. Маленькая, прозрачная, оранжевого цвета. Цвета солнца.
Когда я вошел в пещеру, меня уже начинало трясти. От холода, от навалившегося на меня осознания произошедшего, от того, что все еще не закончилось, что еще предстоит черт знает сколько мучительных дней побега. На лице Тиро явственно читалось удивление, но он не сделал никаких попыток утешить меня, даже не попытался приблизиться. Понимал, наверное, что сейчас я совершенно неадекватен. Но, несмотря на это, все-таки не удержался от замечания, увидев в моих руках сигарету:
-Не смей курить, дыхалку посадишь – и как потом бегать будешь?!
Когда он придвинулся ко мне, пытаясь отобрать сигарету, я его пнул. Словно какой-то буйный больной, сбежавший из психбольницы. Тиро бы, как санитару, скрутить меня и изолировать от нормальных людей. Но он почему-то ничего не сделал в ответ, и больше не пытался приблизиться. Только поморщился, когда я закурил, но вытерпел. Даже не накричал, хотя и следовало.
И чего это он был такой добрый в этот день?
И почему я захотел испортить ему настроение?
В тот день я был сам не свой. Помешанный, сумасшедший, больной, человек с внезапно взбунтовавшейся психикой, который отважился раскрыть одно небольшое событие прошлого, которое связывало его с настоящим убийцей.
-Знаешь, - я привлек его внимание одним лишь словом, и умолк на несколько секунд, чтобы молча выкинуть окурок наружу. Повторился. - Знаешь, а ведь ты убил моего брата. И пытался убить меня.
Спокойно выдержать его взгляд оказалось хоть и сложно, но вполне возможно. Я выдержал. И даже улыбнулся каким-то своим мыслям, о которых рассказывать никому не стоит.

Тиро.
Сангрия не прощает, не любит, не верит. Она, подобно населившим ее людям, состоит изо льда и пламени, способная только убивать, не умеющая дарить жизнь. И рано или поздно каждый из сосланных сюда уподобляется этой местности, приобретая холодное презрение перед смертью других. Научись убивать – и тебе обеспечены слава и почет, научись предавать – и твоя жизнь станет Раем, научись быть одним из нас – и планета с улыбкой окажет посильную помощь в любом начинании. Потому что Сангрия такая же, как и всякий преступник. Даже близкие люди никогда не являлись для нас ценностью большей, чем деньги. А значит, не имело смысла доверять этой красавице, не смотря на то, что Игра закончилась.
Джин растеряно и с недоверием поглядывал на меня по пути домой. Наверное, ждал раскаяния или признаний в любви. Наивный. Мальчишка, видимо, в прошлом воспитывался в очень хорошей семье, где каждый ее член дорог и значим. Но мне с моим не самым приятным жизненным опытом подобное отношение казалось глупостью, а потому извиняться я не собирался. Что же до любви… Какой смысл, если Джин через неделю отправится на Землю? Правда, о своем плане вернуться с ним за компанию я предпочел умолчать. Так мальчишкой будет проще манипулировать.
Единственное, что огорчало меня, - от идеи вытянуть информацию из моего невольного подопечного о подробностях его перемещения пришлось отказаться. Он вспомнил, что я убил его брата (кстати, зачем?), злился из-за моего холодного обращения к нему, прекрасно помнил свой первый опыт убийства. Последнее же, как я и предполагал, весьма пригодилось ему во время путешествия по горам. Кто знает, что было бы, не заставь я мальчишку прирезать мэра. Хотя и пришлось пожертвовать ради этого долей доверия, которое не удалось вернуть даже сексом. А жаль.
По крайней мере, у меня оставался запасной вариант – использовать Джина вслепую, получив вдвое меньше информации. А что делать, если за четыре года я разучился не то что доверять, а вообще чувствовать что либо, кроме удовлетворения от очередного убийства?
Но он так и не понял. Слушал мои крики, угрозы, объяснения, смотрел своими голубыми глазками, хлопал ресничками, но не понимал. И не собирался, что печально. Ладно бы я заговорил с ним о нашем будущем в последний день, так нет же. Разложил все по полочкам едва ли не вместо знакомства, не раз демонстрировал свою сволочную натуру, не пытался скрыть того факта, что не испытываю и капли стыда за убийство его брата – все впустую. Джин по-прежнему лез ко мне со своей нежностью, пытался насытиться нашим общением, пока была такая возможность, и не понимал совершенно, что это все бессмысленно, что он и так будет помнить меня, пусть и не с лучшей стороны.
Допустить, что мальчишка со временем забудет свои чувства, удовольствие от нашего секса, было сложно. В основном, потому что в груди начинало неприятно тянуть, заставляя морщить нос.
01.03.2010 в 22:30

Как вы могли? Ведь это одуванчик! (с)
И все же в день его отбытия на Землю я позволил себе маленькую слабость. Как казалось Джину. Зажал его перед выходом у стены, впиваясь поцелуем в губы и бесстыдно шаря руками по телу. До боли, до жалобного всхлипа. Чтобы не почувствовал слабого укола под лопатку. Пришлось еще немного потискать мальчишку, скользнув пальцами под ремень брюк, помассировать возбужденную плоть, целовать его, нежно, бережно, словно извиняясь за все. Хотелось бы верить, что он простит…
- Тиро, может, мне лучше остаться? – во взгляде Джина было столько грусти, что я, возможно, даже сдался бы, позабыл о своем желании вернуться на Землю и лично свернуть шею тому уроду, который меня подставил. Но, к счастью, в этот момент мое внимание было приковано к люку корабля, из которого выходили новоприбывшие и охранники. С той позиции, на которой мы стояли с мальчишкой, был виден белый коридор, так называемый «предбанник», в котором происходила дезинфекция каждого пассажира. Непонятно, правда, зачем. Все равно что протирать место для смертельного укола спиртом. Дальше, как ни печально, ничего видно не было. Но оно мне было и не нужно. Главное, чтобы мальчишка добрался-таки до Земли. – Тиро…
- Тебе не место на Сангрии, - слишком пафосные слова, но Джин все равно дернулся, словно от удара. Все правильно, чем больше он меня возненавидит, тем быстрее погрузится в земную жизнь. А мне только этого и надо. – Убирайся туда, откуда пришел, и забудь меня.
- Сволочь… Какой же ты… - от переизбытка чувств у мальчишки не хватало слов, чтобы описать меня, а матами он пользоваться почему-то отказался.
- Какой? – я заинтересованно склонил на бок голову, отходя на пару шагов. – Убийца? Преступник? Я не раз предупреждал тебя, что все закончится именно так. Потому винить кого-либо, кроме самого себя, глупо.
- Я думал, что ты любишь меня.
- Здесь Сангрия, малыш. Здесь каждый сам за себя, и о любви речи быть не может.
Он пытался найти в моем взгляде хоть каплю раскаяния или сомнения. Но был вынужден с печальным вздохом развернуться ко мне спиной и поплестись ко входу на корабль. Искусственные глаза иногда так полезны… Осталось только незаметно для вновь прибывших вытащить из кобуры узколучевик и спустить предохранитель. Лети, мальчик. К нашей общей свободе.
Джин все-таки обернулся, уже когда закрывался люк, и успел увидеть, как луч из моего оружия насквозь прошил стоявшего рядом мужчину. Все правильно. Так он будет ненавидеть меня еще больше…
А потом были три месяца. Я скучал, пересматривал по сто раз данные с вживленного Джину под кожу датчика. Анализировал, размышлял, составлял планы. К сожалению, даже с базой воспоминаний, с информацией от мальчишки очень многого не доставало. На Земле надо было жить, чтобы понять некоторые мелочи.
Но последний месяц меня волновало только одно – как выжить на корабле. Дело в том, что заключенные, видимо, пребывали в состоянии сна большую часть пути, потому как датчик Джина фиксировал именно это состояние. Правда, кое-какие показания указывали на анабиоз, что меня совсем не радовало. Возможно, во время полета все люди на корабле укладывались в специальные камеры, и воздух оставался только в специальных резервуарах, тогда как большая часть помещений становилась непригодной для жизни. Кстати, это бы объяснило и вялость в теле, на которую жаловались все новички, и головные боли у сорока процентов из них. Так что пришлось попотеть, предвкушая смерть от удушья. Было бы обидно вот так помереть на пути к цели…
И вот он, торжественный день. Для меня. Для всех остальных жителей Сангрии это был очередной день прибытия новичков на планету. Вот только мало кто знал (а точнее, я один), что любителей пострелять в беззащитных людей ждет разочарование. Потому толпа на площади собралась знатная – даже новый мэр явился, в очередной раз благодарно пожав мне руку. Конечно, он бы с куда как большим удовольствием пристрелил меня, но приходилось сдерживаться. Ведь предыдущие сорок попыток провалились. А трупы тридцати наемников поочередно появлялись на пороге его дома.
Впрочем, что толку предаваться глупым воспоминаниям, когда охранники закончили перекличку среди новоприбывших и теперь торопились скрыться в недрах корабля. Ну нет, я собирался быть на нем первым. Бросить гранату в люк. Световую, которая неспособна причинить серьезный вред человеку. Разве что ослепить, но это такая малость в наши дни. Бросить в толпу испуганных новичков тройку широколучевиков, за спину – еще пару световых гранат и рвануть со всех ног сквозь сутолоку и метавшихся в панике охранников. Кто только набирал этих бездарей? Они слепо тыкались носами друг в друга, больше мешаясь, нежели наводя порядок. Так что я беспрепятственно проскользнул на корабль, краем глаза заметив, как вдалеке мелькнул чернокожий и беловолосый мужчина. На месяц этого робота должно хватит, а там я буду слишком далеко, чтобы достать меня и вернуть обратно. Хотелось бы верить…
Но думать было некогда. Пришлось шевелить ногами, пробираясь к пульту управления входным коридором, чтобы открыть чертову дверь и оказаться в основной части корабля. Возможно, конечно, что в дезинфекции был какой-то определенный смысл, но тогда меня бы быстро обнаружили и выдворили обратно на Сангрию. Я же туда не собирался. Проскользнуть в открывшуюся дверь, нажать пару кнопок, ликвидируя следы своего присутствия, и ломануться со всех ног к видневшейся лестнице. Насколько я помнил, на втором этаже располагались только камеры для заключенных, естественно, сейчас пустых.
Предчувствия меня не обманули! Едва в основном коридоре загрохотали шаги обозленных инцидентом охранников, я затаился в темном углу между раковиной и унитазом, надеясь, что никому не придет в голову производить осмотр пустого помещения. И, как ни странно, угадал.
В течение недели ввиду отсутствия нормальной еды мне пришлось питаться собственным изобретением с совершенно мерзким вкусом. Концентрированная смесь из жиров, белков и углеводов. В десяти граммах данного продукта содержалась суточная норма полезных веществ, а у меня с собой был почти килограмм. И любимый дробовик. Собственно, это все, что я решил забрать с собой с Сангрии. Судя по данным с датчика Джина, на Земле у меня не было причин опасаться чего-либо. Единственное, что напрягало – отсутствие вообще какой бы то ни было опасности.
В общем, так мы и летели. Я мышковал на втором этаже, охранники развлекались на первом, и мне оставалось только слушать их разговоры, удивляясь тому, что никто никого не собирался укладывать в анабиоз. Странно все это…
Правда открылась на восьмой день нашего путешествия. Парочка особо молодых и, видимо, самых горячих парней все же поднялись на второй этаж и завалились в первую попавшуюся камеру, отчаянно целуясь и сдирая друг с друга одежду. Благо я прятался в соседней камере, но от зрелища меня это не спасло. Пришлось наблюдать весь процесс, старательно отводя глаза и пытаясь не вспоминать при этом о мальчишке. Блин. Мелкий-мелкий, а зацепил чем-то. Настолько, что снился мне пару раз в кошмарах. Сначала раздевался, всячески соблазнял, а потом укоризненно качал головой и сваливал в неизвестном направлении, оставляя меня решать возникшие проблемы самостоятельно и в реальности. Хорошо хоть рядом никого не было, так что смущения я не испытывал.
И вот теперь, глядя на двигавшиеся на узкой койке тела, на парней, которые были нежны друг с другом, я пожалел, что упустил шанс побыть с Джином подольше. Естественно, мы бы при любом раскладе расстались в день прибытия корабля, но… но так у меня было бы, что вспомнить. Помимо наполненных постоянным ожиданием опасности и смерти дней в горах. Конечно, те несколько раз, что мы занимались сексом, грели душу, но этого было слишком мало.
Парни в соседней камере угомонились и теперь просто молча целовались, приводя себя в чувство для следующего раунда. Возможно, стоило быть поласковей с Джином? Рассказать ему все с самого начала, доверять чуть больше, не пытаться задеть, чтобы заставить выполнить что-либо. Правда, в таком случае его шансы выжить свелись бы к нулю, и ничего бы не было в принципе. Вот и осталось мне выбирать, что лучше – получить горстку приятных воспоминаний или жалеть о том, что произошло на самом деле.
- Как жаль, что тебя переводят, - я заинтересованно повернул голову в сторону охранников.
- Мне тоже. Но мы сможем встречаться между рейсами.
- Ты забыл? Мой срок заканчивается через год.
- Может, останешься? Как Рик из двадцатой бригады, на контракте.
- Нет, извини. У меня мать больна. Да и… не хотелось бы забывать навыки.
- Мой воришка…
Парни вновь приступили к делу, оглашая пустой этаж стонами и всхлипами, а у меня перед глазами помутнело. Выходило, что преступников охраняли такие же преступники. Более того, охрана не отправлялась на Землю вместе с кораблем, а оставалась на какой-то, видимо, базе, отбывая свой срок. Это заодно объясняло необходимость вводить каждого пассажира в анабиоз.
И в то же время где-то на краю сознания билась мысль о неправильности услышанного, о несоответствии. Пришлось пару раз прокрутить в голове короткий диалог любовников, прежде чем до меня дошло. Охранниками, очевидно. Становились те, кто совершил не особо тяжкие преступления: воровство, мошенничество и все тому подобное. Им не стирали память, давали шанс вернуться на Землю. НО! На Сангрии было довольно много воров и мошенников, которых обрекли на смерть. Что же такого важного нужно было украсть, чтобы получить смертный приговор? Да и Джин говорил, что я убил его брата и пытался убить его самого. Никак, по чьему-то заказу. А когда дело не выгорело, меня сослали на планету преступников. И через несколько лет отправили следом мальчишку. Что они стащили столь важного?
01.03.2010 в 22:30

Как вы могли? Ведь это одуванчик! (с)
Не стащили. Эта мысль словно стукнула меня по голове, заставив ошеломленно выдохнуть, рискуя привлечь внимание вновь притихших охранников. Не стащили, узнали. Они могли раздобыть информацию, из-за которой от мальчишек предпочли избавиться. Любыми способами… А значит, Джина могут вновь подставить, сослав на очередную планету-тюрьму, где ему уже никто не поможет.
Впрочем, мое дело сторона. Я честно выполнил свою часть договора, доведя мальчишку до конца Игры, а остальное меня не должно волновать. Ведь так? Но волновало. Не потому что любопытство вновь высунуло свой длинный нос в реальность, а потому что я предпочел бы знать, что Джин жив и желательно счастлив.
Что же он, черт возьми, узнал?
Я промучился этим вопросом всю ночь, а на утро девятого дня мне стало не до того. Корабль прибыл на базу, где содержались охранники, и через пару минут внутри не осталось никого, кроме меня. Правда, одиночество было недолгим, потому как буквально через десять минут в коридоре первого этажа раздался звук шагов, отозвавшийся в моем сердце гулким боем. Черт. Неужели?..
Все было логично и правильно. На отрезке маршрута Сангрия-база следить за наличием беглецов смысла не было – бежать из одной тюрьмы в другую, как минимум, глупо. Потому проверка проводилась по прибытии непосредственно на базу дабы исключить возможность побега. Ну твою же мать!
Едва в конце коридора мелькнула форма охранника, странно поблескивавшая в тусклом свете ламп, я со всех ног рванул к запасной лестнице, надеясь, что там никого не окажется. Черта с два. Мне навстречу также кто-то поднимался, часто останавливаясь и словно бы прислушиваясь к чему-то. Пришлось, скрепя сердце, вскинуть дробовик и приготовиться ликвидировать охранника. Хотя убивать его, честно признаться, не хотелось. Ведь в этом случае я выдавал бы свое местонахождение с потрохами.
Пять секунд. Десять. Охранник остановился на середине пролета, снимая какие-то показания, и я едва не заорал от восторга. робот. Твою мать, это был робот! Тупая железяка, раскрашенная в цвет формы охранника, обмануть которую легче легкого. Если, конечно, - тут же охладил я свой пыл, – он не настроен на поиск живых существ.
Робот медленно поднялся и остановился напротив меня, поводя датчиком вдоль всего тела. Во всяком случае, ему было необходимо время, чтобы поднять тревогу. А значит, у меня был шанс пристрелить его раньше.
И снова ожидание. Датчик, слабо моргая лампочками, двигался вдоль моего тела, с головы до ног, прошелся вдоль ствола дробовика и… рванул в сторону коридора, чтобы надолго зависнуть над каким-то пятном на стене. Я же постарался незаметно свалить подальше с места встречи. Грубо говоря, мне просто повезло, что робот оказался не предназначенным для поиска живых существ, а то возвращение на Сангрию стало бы для меня неприятным окончанием путешествия.
Во время проверки помещений, я старался максимально быстро передвигаться по кораблю, чтобы не попадаться лишний раз на глаза роботам, а потому, когда железяки дружно удалились, без сил рухнул на койку в одной из камер. Вот теперь в моем распоряжении было все Одиночество, какое только мог предоставить космос.
И смерть. Это я понял, когда дышать стало неожиданно трудно, а воздух словно сгустился, превратившись в жидкую кашу. Блин, вероятно, кислород откачивался автоматически, что также решало проблему побегов. Действительно, сколь бы умным ни был преступник, а не дышать в течение недели – несколько проблематично даже для гения. Пришлось подрываться с места и срочно искать баллоны с кислородом. Не могли же создатели этой летающей посудины просто так выбрасывать ценный газ в вакуум?
Искомое нашлось в моторном отделе, в самом конце коридора, когда у меня перед глазами плыли черные круги, а легкие просто разрывало от нехватки кислорода. Правда, тут же возникла еще она проблема – кислород находился в сжиженном состоянии, а значит, для дыхания не был приспособлен. Что меня, если честно, мало волновало сейчас. Жить хотелось до смерти. Потому я попросту выстрелил в баллон, надеясь, что взрыва не произойдет, и без сил рухнул на пол, чувствуя, как мозг взрывается огнями боли.
Сознание вернулось только через пару часов. От голода. Видимо, мне удалось как-то освободить часть кислорода. Необходимую. Чтобы продержаться, пока оставшийся объем не примет нормальное состояние. Правда, воздух получился несколько перенасыщенным газом, от чего у меня иногда кружилась голова, но во всем остальном жить можно.
А на Земле… Если честно, я думал, что здесь проверки будут куда как серьезнее. Ведь они должны были проверить состояние техники, наличие топлива, готовность камер. Но ничего этого не было. Корабль просто сел на космодроме, приветливо распахнув люк. И все. Ни рабочих, ни полиции, ни охраны – только пара человек, один из которых явно был ребенком, стояли в отдалении, с интересом глядя на меня.
Сердце уже привычно рухнуло в пятки и забилось там с такой силой, что задрожали даже пальцы. Неужели конец? Неужели все было напрасно? Но… ребенок…
- Простите, - парочка приблизилась ко мне, лучезарно улыбаясь и не спеша арестовывать, - вы пилот?
- Да, – кивнул я, замечая, что у них не оружия.
- Понимаете, я пишу реферат об устройстве космолетов и хотел бы задать вам пару вопросов, - скромно потупившись, произнес мальчишка.
- Эм… Кхм… Чем могу помочь? – откровенно говоря, об устройстве космолетов я знал примерно столько же, сколько знает свинья о древнем искусстве живописи. То есть ничего.
- Как кораблям удается так быстро перемещаться в пространстве? Ведь расстояние до ближайшей пригодной для жизни планеты составляет несколько тысяч световых лет.
- Все дело в освоении людьми гипер-пространства, в котором помимо трех обычных измерений существует еще и четвертое, позволяющее перемещаться сократить время пути.
- А на чем основан принцип работы двигателя? – еще немного, и услуги полиции не понадобились бы, я был готов сию же минуту сдаться властям, лишь бы не отвечать на вопросы этого ребенка.
- Все зависит от того, какой двигатель стоит на корабле. А сейчас извините, вынужден вас покинуть. Всего доброго.
- До свидания, - вежливо попрощалась со мной парочка, оставшись наблюдать за кораблем. И что в нем интересного?
А дальше был дурдом. Начать хотя с того, что за купленный для маскировки в магазине костюм меня даже не заставили платить, отмахнувшись небрежным «занесете после». Люди были поголовно улыбчивы и приветливы, обязательно здоровались и неизменно вежливо отвечали на все мои вопросы: где ближайшая церковь, какие деньги в ходу, слышали ли о Сангрии, кто здесь главный… На все, кроме одного. Никто и ничего не знал о закрытых классах, о чем и сообщали со снисходительной улыбкой. Признаться, это пугало. Нет, не то, что люди всеми силами пытались помочь мне, а их похожесть. Одежда, жесты, манеры, реакции, даже дома были копией друг друга. Ни вычурных занавесок на окнах, ни венков на дверях, ни заботливо подрезанных в форме какого-нибудь животного кустов – все ровно и гладко. Одинаково. Через три часа блуждания по городу мне стало казаться, что это просто дурной сон, а по пробуждении я вновь окажусь на корабле.
Но кошмар не желал заканчиваться. Зато мне удалось узнать, что главы города нет. Как, впрочем, и страны и всей планеты. Словно люди напрочь позабыли о том, что такое преступность. Но ведь откуда-то брались жители Сангрии?
- А… Кто у вас главный? – женщина лет сорока иронично вскинула бровь, но все же растянула губы в улыбке.
- У нас давно нет такого понятия, юноша.
- Хм… Кто же тогда следит за порядком? – признаюсь, идея задать вопрос в такой формулировке пришла ко мне далеко не сразу. Видимо, сказался шок от увиденного.
- Шериф, конечно!
- Где я могу его найти?
Направляясь по указанному женщиной адресу, я мысленно прикидывал план дальнейших действий. Убивать шерифа было никак нельзя. Не смотря на всеобщую убежденность в отсутствии властей, кто-то должен был управлять городом и его жителями. И закрытыми классами. Почему-то они казались мне ключом к разгадке всего происходящего. Но чтобы узнать все, шериф нужен мне живым и желательно склонным к конструктивной беседе. В связи с этим, основываясь на опыте общения с рядовыми жителями города, я решил попробовать зайти и спросить обо всем напрямую.
- Добрый день, - казалось, этот добродушный толстяк начал улыбаться и здороваться еще до того, как открыл дверь. Но ухмылка тут же сползла с его лица, едва он смог разглядеть меня. И тут же попытался захлопнуть дверь. Ну нет. Очевидно, толстяк прекрасно знал, кто я, а потому имело смысл протрясти его хорошенько на предмет информации не только о закрытых классах, но и о моем прошлом. Я пинком распахнул дверь, вталкивая шерифа в дом, и тут же направил на него дуло дробовика:
- Добрый день, шериф. Поболтаем?
01.03.2010 в 22:30

Как вы могли? Ведь это одуванчик! (с)
Отпирался он долго и, надо признать, умело. Но против заряженного дробовика никакие умения уворачиваться и уходить от темы не помогут. Под давлением моих аргументов, шериф рассказ мне все.
Оказывается, на заре космической эры человечество решило, что не стоит отпускать на покорение новых планет абы кого. Нужны были умные, хитрые, сильные, жестокие люди, способные пожертвовать жизнями друг друга ради выполнения задачи. Общим голосованием было решено, что для этой цели прекрасно подходят… преступники. Естественно, готовить их никто не собирался. Вот еще, тратиться на учителей, на охрану и содержание, на отбор лучших. Потому и была создана цивилизация Сангрии. И еще трех планет, на которые отправлялись преступники всех мастей. А для руководства и подталкивания заядлых маньяков и убийц в нужном направлении туда же были отправлены группы ученых и психологов. Именно они придумали жестокие правила выживания, Игру, традицию отстреливать новоприбывших, словно кроликов. И именно они создали церковь сатаны и магазин Снов. Потому что так проще управлять неуправляемыми, проще подчинить их своей воле.
Кроме всего прочего, на каждой планете был небольшой, хорошо спрятанный космический флот, полностью подготовленный для освоения новых пространств. Считалось, что после отбора лучшие смогут обучиться и выполнить свою миссию на благо Земли и человечества. Бла-бла-бла и прочая пафосная чушь.
Проблема возникла через сто лет после начала операции «Покорение». Земная цивилизация стала настолько развитой, настолько погрязла в собственном всепрощении и гуманизме, что было уничтожено все оружие, все силовые структуры. Планета оказалась беззащитной перед лицом опасности. Остатки властьимущих схватились за головы, когда до них дошло, что преступники, которых отправляли на другие планеты для проверки способностей выжить в самых жутких условиях, теперь были большей угрозой, чем все войны вместе взятые. Потому как никакой войны бы не было. Сангрийцы просто прибыли бы на землю и перестреляли всех жителей, установив здесь свои порядки. Тогда было принято еще одно очень важное решение – стирать всем осужденным память. Чтобы никто не мог узнать, настолько беззащитна Земля перед лицом своих потомков. Даже охранники подвергались легкой обработке, после которой забывали ненужные сведения.
Итак, с тех пор было два мира: нормальных, законопослушных граждан и преступников. Естественно, необходимость в контроле осталась. Как минимум для того, чтобы регулярно отправлять преступников на другие планеты. Этим занимались шерифы, которые были в курсе всего происходящего и активно строили козни. Но весь сюрприз был в том, что…
- Ты ведь тоже был одним из нас, - толстяк перестал бояться меня и сейчас вполне расслабленно сидел на стуле, спокойно разглядывая дробовик.
- В каком смысле?
- Ты – бывший шериф. Правда, в твоем ведомстве находился соседний город, но мы были добрыми знакомыми.
- И как же я, шериф, оказался на Сангрии?
- К сожалению, не могу дать тебе ответ на этот вопрос.
- Закрытые классы, ты знаешь, что там происходит?
- Знаю. Но тебе не скажу даже под страхом смерти.
Я грязно выругался, заставив толстяка брезгливо поморщиться. И ругнулся еще громче, когда он заявил:
- Но ты сможешь сам найти ответ. На Корнуэл-стрит девять.
Матернувшись еще более замысловато, я направил дробовик на шерифа. На своего коллегу? А потом, подумав, что есть куда как более интересные вещи, рванул по указанному адресу, пугая своим видом прохожих. Подобрать так близко к разгадке, чтобы отступить, оказаться вновь в начале пути из-за убийства самовлюбленного толстяка – это было не по мне. Потому дверь Корнуэл-стрит девять распахнулась уже через час после слов шерифа.
Распахнулась, чтобы вызвать у меня разочарованный вздох. Ничего. Абсолютно пустое помещение без намека на мебель… Даже в царившем полумраке было видно, что толстяк меня обманул. На всякий случай, следуя давней привычке проверять любое помещение на предмет ловушек, я повернул выключатель. Чтобы испуганно вздрогнуть.
Сотни, тысячи, миллионы лиц смотрели на меня, искаженные стеклом и светом. Черная кожа, белые волосы, зеленые глаза…Каждый из моих близнецов за зеркалом словно означал один из прожитых мною дней: от мальчишки до убийцы. Каждый шаг, каждый миг, каждый вздох – все это было сейчас здесь. И давило на меня, прижимая к земле.
Как во сне, перед глазами замелькали воспоминания, знания, образы, заставив испуганно вскрикнуть. Нет… отражения покорно повторяли каждый мой жест, лишившись своей магии, а скорее ощущаемый, нежели слышимый, звон утих. В старинном здании на Корнуэлл-стрит девять сидел бывший шериф, который неожиданно все вспомнил… и тут же расхохотался, поняв абсурдность своего положения. Я сам отправил себя на Сангрию. Лично подписал себе смертный приговор. Не из благородства или спасения чье-либо души – из-за обычной гипно-программы.
Задавшись целью поимки преступников, ученые нашли изящный, как им казалось, выход из ситуации. Действительно, зачем ловить нарушителей закона. Если они сами могут обвинить себя? Тогда и были созданы закрытые классы. Специальные программы вбивали в подсознание лишь одно правило: как только преступил закон, тут же отправляться на космопорт и садиться в один из кораблей. Потому и были открыты люки, потому и царило вокруг доверие и доброжелательность – люди банально не могли поступать против правил.
Со мной же произошел абсурдный случай, сведший меня с Джином. Его братец умудрился каким-то образом узнать о назначении закрытых классов и о флотах планет-тюрем и решил сделать эту информацию общедоступной. Естественно, властям, пусть и тайным, такое решение не понравилось – к чему им лишняя паника? Потому мальчишку решили ликвидировать, отправив к нему того, кто был ближе всех. Меня. Вот только никто не удосужился оповестить наемника, что мальчишек было двое. Близнецы. Убив одного, я забрал документы, но сознание решило поиграть со мной в игры, решив, что задание не выполнено. А раз так, то я должен быть наказан. Максимально строго. Ссылкой на Сангрию…
И теперь, чтобы позволить себе спокойно жить дальше, мне было нужно закончить работу. Убить Джина и вновь стать шерифом. Что же, я спас его от смерти, мне его и убивать.
Легкий белый тюль с невзрачным узором мерно колыхался от дуновений вечернего ветерка с реки, открывая взору куски спальни. Пришлось слегка раздраженно отодвинуть занавеску рукой, чтобы осмотреться лучше. Забавно, со времени моего самонаказания ничего не изменилось: все те же две кровати, два письменных стола, стулья… Именно под тем стулом в углу я когда-то нашел запрятанную папку с данными. Знал ли о ее содержимом Джин? Какое это имеет значение сейчас, когда ему осталось жить пару минут? Хотя просто так мальчишку не сослали бы на Сангрию. Значит, он был виновен и был обязан понести наказание.
Спуститься с подоконника, направить дуло дробовика на голову спящего мальчишки и громко кашлянуть, заставив Джина испуганно подскочить и заозираться по сторонам. Ему понадобилось три минуты, чтобы осознать действительность и изумленно распахнуть глаза:
- ТИРО! Ты пришел! – мальчишка попытался было вскочить с кровати, чтобы поприветствовать меня, но растеряно осел обратно, подчиняясь безмолвному приказу. – Тиро?
- Красивый… - Джин действительно был красив, и сейчас я видел это отчетливо. Тонкая фигура, изящные, легкие движения, словно вылепленные скульптором черты лица. И это чудо принадлежало мне от кончиков волос до пальцев ног. Весь. И в жизни, и в смерти. Власть пьянила, дурманила, вынуждая меня расплываться в нехорошей хищной улыбке убийцы. – Видишь ли, малыш, не смотря на потрясающий секс, ты все время пребывания на Сангрии был для меня обузой. Мешал, путался под ногами, выпил столько крови, что страшно представить. Но хуже всего то, что из-за тебя я лишился довольно большой суммы. А это уже долг, мой милый…
- Ч-что ты такое говоришь? – он растеряно хлопал ресницами, все еще надеясь, что это только шутка. Глупец, пора бы запомнить, что я никогда не шучу…
- Я говорю, что ты должен был умереть пять лет назад. Год назад, на Сангрии. Но ты остался жив. Оба раза из-за моей оплошности, которую я собираюсь исправить.
- Тиро! За что?! – он знал цену жизни, потому что убивал сам, но защитить себя не мог. Прежде всего, потому что умудрился влюбиться в матерого убийцу.
- Твоя смерть – мой билетик к восстановлению статуса и счастливой жизни на планете Земля.
Даже в темноте было видно, как изумленно и обижено распахнулись голубые глаза Джина. Он дернулся было в сторону, но выстрел прозвучал секундой раньше. Вот так-то…
02.03.2010 в 13:55

Любовь — это вечность, данная во времени.
Tyrrenian , когда я скидывала это на телефон было 19 гр. куда дели оставшиеся?
02.03.2010 в 13:57

Как вы могли? Ведь это одуванчик! (с)
у ребенка проблемы с математикой:-D обсчиталася я:hmm:
02.03.2010 в 15:21

-Орель! - А что такой маленький? - Болель! (с)
А у моего соавтора депрессия... *решила всем растрезвонить*
02.03.2010 в 15:31

Как вы могли? Ведь это одуванчик! (с)
*грозит закрыть комменты на...*
02.03.2010 в 16:54

-Орель! - А что такой маленький? - Болель! (с)
Tyrrenian Хе-хе) На то и расчет, ангел)
04.03.2010 в 21:37

Любовь — это вечность, данная во времени.
Tyrrenian , а теперь то что я обищала вчера.
Tyrrenian, Прокопян с веслом и хочет весну - продолжения. Народ требует проды. Чем же закончилась. Хочу ХЭ!!! Хочу ПРОДУ!!! Пожалуста, а?

04.03.2010 в 21:49

Как вы могли? Ведь это одуванчик! (с)
Боливия Блин, за такую картинку придется выкладывать)))) *убежала*
04.03.2010 в 21:52

Как вы могли? Ведь это одуванчик! (с)

Расширенная форма

Редактировать

Подписаться на новые комментарии
Получать уведомления о новых комментариях на E-mail